<Без подписи>Венедикт Ерофеев. Москва – ПетушкиИмка-Пресс, Париж, 1977[754]
Венедикт Ерофеев назвал свое произведение поэмой, и поскольку он имел на это не только право, но и основания, то и мы будем называть «Москву – Петушки» поэмой. Впервые она была напечатана в Израиле, в русском журнале «АМИ» № 3 за 1973 год, и с тех пор журнал давно прекратил свое существование. Но публикацией поэмы Венедикта Ерофеева он застраховал себя от забвения. Десятки журналов и журнальчиков, вскормленных замыслами столь же грандиозными, сколь тощими были карманы их основателей, обречены были вымереть почти безымянно; «АМИ» избежал – не гибели, нет, – но братской могилы. Он не был отправлен в литературное небытие с номерной биркой на ноге: с ним связано появление на Западе имени и поэмы Венедикта Ерофеева.
Весьма любопытный факт: отдельным изданием «Москва – Петушки» вышла вначале по-французски, а не по-русски. Похоже на то, что увенчанные благородными сединами зарубежные русские издательства сочли своего московского соотечественника слишком «не комильфо» – даже газета «Русская мысль» напечатала рецензию на поэму Ерофеева только после выхода французского издания. Причем рецензент читал ее по-французски: русской публикации, о которой всем было хорошо известно, как бы и не существовало. Она казалась слишком неприличной. Впрочем, французская тоже показалась неприличной, но молчать было уже неудобно, потому что французы слишком громко восхищались. И вот наконец через четыре года книга «Москва – Петушки» увидела свет на родной кириллице: издательство «ИМКА-ПРЕСС» сделало офсетную копию с публикации в «АМИ» и одело ее в обложку с фотографией картины В. Калинина «Человек жаждущий». Надо признаться, что увидевшие в поэме Ерофеева непристойность имели на это некоторые основания (а любители стыдливо натягивать на Венеру сиреневые трико разве не имеют на это оснований?): «Москва – Петушки» трактует философский вопрос об отношениях между материей и сознанием в аспекте, для неподготовленного читателя несколько экстравагантном. В самом деле, воплощенная в форму спиртного, материя исчезает (но не в никуда, как известно из физики) и немедленно переходит в энергию «достать еще». Однако совершенно ясно, что появлению материи (спиртного) предшествует сознание того, что надо выпить (мучительное сознание). Таким образом, Ерофеев предстает перед нами несомненным идеалистом. С изысканной изворотливостью гражданина первого в мире материалистического государства Ерофеев пользуется услугами материализма, дабы кормить криминальный идеализм: он отодвигает окружающий его мир в хмельное небытие, созидая в своем сознании мир иной, где скорбь и страх, мучающие его, не только не постыдны, но поразительно, очищенно прекрасны; где человеческие образы и реальные жизненные ситуации приобретают дивную способность испаряться даже без «сгинь!», по одному только неопознанному движению души; где Бог лучезарно близок, а дьявол смраден и никогда не торжествует; где есть земля обетованная, зовущаяся «Петушки», и там на перроне стоит рыжая с белыми ресницами и длинными косами, а еще чуть дальше за Петушками – восхитительный трехлетний мальчик, знающий букву Ю. И нет никакого сомнения в том, что рай с рыжей царицей и мальчиком, знающим букву Ю, может существовать только в сознании, укрепленном двумя четвертинками российской, двумя бутылками кубанской и розовым крепким за рупь тридцать семь, потому что иначе – вне – все ценности оказываются расщепленными на химические элементы, каждый из которых ничем не напоминает целого, и вообще целого не существует, а существуют только горечь и смрад душевного запустения. Живое и буквальное ощущение слов «мировая скорбь», в котором признается автор, делает его книгу – его поэму – при всей непереносимости для розовых дамских ушек некоторых слов, обозначенных отнюдь не многоточиями, – одним из самых целомудренных, самых трагических и самых правдивых произведений нашего времени.
Виктор НекрасовКак не всегда важно быть серьезным[755]
Дорогой, неведомый мне английский читатель. Не знаю, как ты относишься к советской литературе. И вообще знаком ли ты с ней. Если нет, то да будет тебе известно, что это самая серьезная литература в мире. Серьезная, потому что говорит только о серьезном – жизнеутверждении, оптимизме, энтузиазме, любви к работе и, главное, о формировании нового человека. Тут не до шуток. Ирония, анекдот, намек, недомолвка – это не ее оружие. Ее оружие из другой стали. Крепкой, непробиваемой и всегда сияющей. И называется оно – социалистический реализм. Задачи этого своеобразного литературного направления просты и ясны – доказать, что все сделано было не зря и для твоей же пользы, читатель. Читатель (советский, разумеется) не спорит, но предпочитает «Королеву Марго» или то, о чем я хочу тебе (английский читатель) рассказать. А рассказать я хочу тебе о двух книгах, которыми безусловно может гордиться русская советская (и в то же время несоветская, нонсоцреалистическая) литература последних лет[756]. Обе эти книги лишены, к сожалению, массового читателя и в случае их обнаружения на таможне Шереметьевского аэропорта в лучшем случае будут изъяты. Но это ни в какой степени не умаляет, а, я бы сказал, даже усугубляет их значение. На черном рынке, где их, озираясь по сторонам, можно все-таки купить, стоить они будут не меньше, чем фунт паюсной икры.
Для начала представь себе, дорогой читатель, на минуту следующую ситуацию. Некий англичанин написал книгу. Прочитал друзьям. Тем понравилось, смеялись. Дали читать другим, тем тоже понравилось, и, перепечатав на машинке, дали еще другим. И случилось так, что весь читающий Лондон, передавая из рук в руки рукопись, читал и смеялся. Смеялся и Ливерпуль, и Бирмингам, и Оксфорд, и Кембридж. Но в издательства автор книгу свою не давал, чего-то остерегался. То ли Каллагхэна[757], то ли Скотланд-Ярда, не ясно. В довершение всего, книга, вернее рукопись, оказалась во Франции. И не только во Франции, а в крупном парижском издательстве. Прочитали, как и в Англии, долго смеялись и, в результате, издали. Успех. Во всех газетах рецензии. Успех успехом, а вот кому платить деньги – непонятно: у автора, как выяснилось, нет адреса. Нет, и все тут, неизвестно, где живет. Но кончилось все благополучно – у автора оказался друг в Париже. Друг этот, предъявив доверенность, получил в бухгалтерии деньги и, накупив целый ворох джинсов, рубах и всякой обуви, через друзей передал их в Англию автору книги, который, к слову сказать, сидел без копейки.
Вот и вся история. Правда, смешная? И абсолютно неправдоподобная, – добавишь ты, читатель, пожав плечами.
А вот и правдоподобная. Но случилось это не в Соединенном Королевстве, а в некоей могущественной державе, где свобода слова, печати, митингов и собраний обеспечена новой Конституцией, с нетерпением ожидаемой всем народом, хотя и старая представляла те же свободы. Практически, правда, они почти не встречались, но право на них было, золотыми буквами сияло на скрижалях. А в Соединенном Королевстве, говорят, все эти свободы есть, но какова им цена, если самой Конституции-то нет и ничто нигде не сияет золотыми буквами.
Но перейдем к фактам, и довольно любопытным, добавлю я. Некто, человек явно подозрительный (потерял паспорт и военный билет, а без этого никто человека на работу не возьмет и становится он тунеядцем, что влечет за собой обычно высылку в отдаленные края великой державы), от нечего делать или от обилия свободного времени взял да написал книжку. Называется она «Москва – Петушки». Москва это Москва, а Петушки – маленькая станция по Курской железной дороге[758], в ста с чем-то километрах от столицы. Автора книги по имеющимся, правда до конца не проверенным, сведениям зовут Венедикт Ерофеев. По тем же сведениям, лет ему тридцать девять, рост – метр девяносто пять[759], глаза голубые, волосы седые. Специальности – никакой. Учился много, но доучиться по целому ряду обстоятельств так и не удалось. Беспартийный. Женат. Даже дважды. Имеет сына. Любит выпить… Но стоп! Я забегаю вперед.
И вот тут-то, рассказав об авторе все то немногое и не вполне ясное, что до меня дошло, я стал в тупик. Настало время и о книжке рассказывать, а я не знаю, как к этому приступить, как ответить на вполне законный, хорошо известный нам еще со школьной скамьи вопрос: «Что хотел автор сказать своей книгой?» В трудном я положении. И все же попытаюсь.
Начнем издалека. Впрочем, может быть, это не так уж далеко, но так или иначе начнем с проблемы, которая давно волнует все народы, всех ученых и врачей мира, о которой не устают говорить все газеты и написаны сотни томов. Речь пойдет об алкогольных напитках, о вреде (или полезности), приносимом ими человечеству.
Со всей ответственностью человека опытного и уже пожившего, утверждаю, что по сю (т. е. западную) сторону Берлинской стены просто не знают по-настоящему, что такое алкоголь и какие виды его есть. Под алкоголем подразумеваю, конечно, все, что крепче 40°, вино не в счет.
Не улыбайся снисходительно, читатель, и не начинай мне перечислять все виды водок, коньяков и виски. А вместо этого скажи мне прямо, без утайки, приходилось ли тебе пить напиток, составные части которого я сейчас приведу. Если да, напиши мне письмо, прямо на редакцию. Головой ручаюсь, что в странах капиталистических, неприсоединившихся и так называемых развивающихся, от Северного до Южного полюса, нет и не было такого человека.
Вот ингредиенты этого коктейля, именуемого «Сучий потрох»: пиво «Жигулевское» (светлое) – 100 граммов, шампунь «Садко – богатый гость» – 30 г, резоль для очистки волос от перхоти – 70 г, средство от потливости ног – 30 г, дезинсекталь для уничтожения мелких насекомых – 20 г.