– Тогда почему же он послал тебя? – терпеливо спросил я слугу.
– Меня послала его родня, – поправил меня Гиацинт. – Гортензий Нов не знает, что я здесь.
Это убедило меня, что дело касается денариев27, и я взмахом руки пригласил Гиацинта на свою скамью; намек на деньги стоит того, чтоб посекретничать, и всегда заставляет меня навострить уши.
– Спасибо, Фалько; ты правильный парень!
Гиацинт воспринял мое предложение разделить скамью как предложение разделить и кувшин с вином; к моему негодованию он скрылся за дверью и нашел кубок для себя. Устроившись как дома под моей розой, он спросил:
– Это твоя идея устроить такое милое местечко для бесед с клиентами?
– Моих клиентов легко впечатлить.
– Тут воняет! Или это только одно из прибежищ, что у тебя есть в окрестностях Рима?
– Вроде того.
– Это единственный адрес, который у нас был.
Это единственный адрес, который я имел. Он попробовал вино и булькнул.
– Парнас!
– Подарок от благодарного клиента.
Не достаточно благодарного.
Я налил себе добавки, под этим предлогом я убрал кувшин подальше от него. Он искоса посмотрел на меня. Моя непринужденность заставила его начать сомневаться.
– Здесь есть все, что мне нужно, – сказал я, подразумевая, что, чтобы жить в такой нищете я должен быть круче чем выгляжу. – Те люди, кого я хочу видеть, знают, где меня искать – а от тех, кого не хочу, я могу избавиться при помощи лестницы… Все в порядке, Гиацинт, я не рекламирую свои услуги, но здесь то, что я могу предложить: я собираю информацию, главным образом о семейных делах…
– Разводы? – перевел он, с усмешкой.
– Верно! А также добывание сведений о намечающихся зятьях по поручению щепетильных отцов, или консультация наследников насчет, не включает ли еще не принятое наследство скрытые долги. Я занимаюсь беготней для юристов, если им требуются дополнительные доказательства – с явкой в суд, если потребуется. У меня есть контакты среди аукционистов, и я занимаюсь возвращением похищенных предметов искусства. Я не занимаюсь поиском дезертиров из армии или взысканием долгов. И не устраиваю гладиаторские бои.
– Брезгуешь?
– Здравый смысл.
– Мы просто хотим навести справки.
– Чем я обычно и занимаюсь! Все мои дела совершенно законны.
– Сколько ты берешь, Фалько?
– Зависит от сложности дела. Гонорар за результат, плюс подневная оплата. И я не даю никаких гарантий, кроме обещания сделать все, что в моих силах.
– Ты работаешь на Дворец? – внезапно спросил Гиацинт.
– На Дворец я сейчас не работаю.
Это походило на государственную тайну: производит приятный эффект.
– И потому ты здесь?
– Моя семья обратилась к одному из служителей Дворца, чтоб получить рекомендацию о тебе.
– Их промах! Если меня нанимают, я хорошо выполняю свою работу, и при этом не привлекаю лишнего внимания. Итак, Гиацинт, мы договорились?
– Я должен пригласить тебя домой. Там тебе расскажут о деле.
Я все равно намеревался туда сходить. Я предпочитаю видеть людей, которые мне платят.
– И куда идти?
– Район Широкой улицы28, на Пинции29.
Я присвистнул.
– Приятно слышать! Гортензий и родня к какому сословию относятся?
– Вольноотпущенники.
Бывшие рабы! Это было для меня что-то новое. Но все же смена впечатлений после мстительных чиновников и лицемерных сенаторов.
– Ты имеешь что-то против? – спросил с любопытством Гиацинт.
– Отчего, если у них полновесные монеты?
– И правда… никаких причин, – сказал раб.
Он допил бокал и стал ждать, когда я налью еще, но у меня не было такого намерения.
– Мы живем недалеко от Фламиниевой дороги30, Фалько, любой в том районе укажет наш дом.
– Если Гортензий ничего не знает об этом деле, когда мне прийти?
– Днем. Он коммерсант и уходит обычно из дома после завтрака.
– Чем он занимается?
Мой вопрос был обычным, но Гиацинт пожал плечами и проигнорировал его, что было странно.
– Так, а кого мне спросить?
– Сабину Поллию, или если ее не будет, Гортензию Атилию, но Поллия взяла на себя инициативу в этом деле.
– Жена?
Он хитро усмехнулся.
– Нов не состоит в браке.
– Ничего не говори больше! Значит женщины из его семьи хотят, чтоб я вспугнул охотницу за золотом?
Гиацинт посмотрел на меня, пораженный моей догадливостью.
– Когда холостяк имеет полный дом грозных женщин – и не говорите мне, что у Гортензия Нова это не так, – буркнул я, – потому что ты здесь, без его ведома – почему он считает, что решение его проблем лежит в браке с другой женщиной?
– Только скажи мне, что ты не занимаешься охотницами за золотом? – ответил приказчик.
– Все время занимаюсь! – заверил я его мрачно. – Охотницы за чужим золотом – замечательные женщины, основа моего бизнеса.
Уходя он сказал:
– Если когда-нибудь решишь снять квартиру поприличнее…
– Я подумываю.
– Спроси Косса, – предложил Гиацинт услужливо, – он агент на Длинной улице31 – спит на ходу, но надежен. У него полно хороших предложений для деловых людей. Упомяни мое имя, и он, будь уверен, позаботится о тебе…
– Спасибо. Возможно, я так и поступлю.
Я догадался, что Гиацинт рассчитывал на чаевые за свой совет. У меня в подкладку туники зашит золотой квинарий32, но не было никакой возможности расстаться с ним, дабы угодить рабу. Все что я смог найти, была стершаяся медная монетка, такую бы ни один уважающий себя прислужник в общественной уборной не взял в качестве входной платы.
– Благодарю тебя, Фалько. От нее мой выкупной фонд чуть не лопается!
– Извини. Я еще не заходил к своему банкиру!
Я постарался выдать свое нахождение в Латимийской тюрьме за секретную миссию в Нижней Парфии, чтоб он мог вернуться домой с благоприятным отчетом для моих возможных клиентов.
V
Вольноотпущенник Гортензий Нов жил в северной части города, на благоухающих склонах холма Пинций. Его дом стоял окруженный совершенно гладкой стеной, достаточной высоты, чтоб никто не мог заглянуть через нее. Дом не граничил ни с кем из богатых соседей. Ни у кого тут не граничил. Это был район, где участки богатых вилл были гораздо обширнее, чем общественные сады, которым позволялось заполнять промежутки между ними. Если я упомяну Сад Лукулла33, который императрица Мессалина34 ценила так высоко, что приказала казнить владельца, когда тот отказался продать его, это даст верное представление об уровне частных имений на холме Пинций.
Я назвал свое имя в сторожке Гортензиевой усадьбы, затем поднялся вверх по склону по засыпанной гравием подъездной дорожке. Вокруг были красивые пейзажи, было чем полюбоваться. По счастью, перед этим я задержался у прилавка торговца сладостями и задал несколько вопросов, так что я был подготовлен к размеру богатства вольноотпущенника. Его деревья, подрезанные в форме крылатых грифонов, его бледные статуи богинь с широкими бровями, его изящные шпалеры, увитые розами и виноградом, его алебастровые урны с розовыми прожилками, его голубятни, его рыбные пруды, его мраморные скамьи в уединенных беседках с видами на аккуратно подстриженные газоны, все радовало глаз.
Меня пропустили мимо бронзовых сфинксов, охранявших лестницу белого мрамора перед входом в парадную прихожую с высокими черными колоннами. Там я потоптался осторожно своими сандалиями по бело-серой геометрической мозаике, пока не появился усталый слуга. Он выслушал мое имя и провел сквозь редкие папоротники и фонтаны в элегантный внутренний дворик, где один из трех вольноотпущенников Гортензиев установил самому себе статую, в своей лучшей тоге, важно глядящую и держащую свиток. Это как раз то, решил я, что необходимо будет в будущем жилище Фалько: я из каррарского мрамора, шикарный щеголь с большим количеством денег, который доволен своим мирком. Я сделал зарубку заказать такое – когда нибудь.
Я остался в приемной, один. Пока я шел через дом, я видел остатки догоревших свечей и факелов. Слабый аромат увядших гирлянд висел в коридорах, и время от времени, когда дверь приоткрывалась, до меня доносился звук убираемых после минувшей ночи блюд и подносов. Пришла весть от Сабины Поллии, она просила обождать. Я сообразил, что дама еще не вставала и не одета. Я решил отказаться от заказа в случае, если она окажется богатой, любящей закатывать пирушки шлюхой.
Через полчаса мне стало скучно и я вышел в коридор осмотреться. Повсюду висели ярко окрашенные занавеси, немного помятые; изящная мебель была расставлена случайным образом. Декор также являл собой странную смесь: белые отштукатуренные строгие потолки, а под ними настенная живопись с откровенными эротическими сценами. Это было так, словно хозяева дома скупали все, что им предлагал любой торговец, который заглядывал в дом, без всякой связи с общим проектом дома, не говоря уж о вкусе. Единственное что у этих произведений было общим – они стоили тысячи.
Я развлекался, пытаясь прикинуть аукционную цену Фидиевой35 "Венеры, поправляющей сандалию" (которая имела все признаки, чтоб быть подлинником, в отличии от почти всех остальных работ Фидия, на которые вы натыкаетесь в Риме), когда позади меня распахнулась дверь и раздался женский возглас: "Вот ты где!"
Я повернулся с виноватым видом. Когда я увидел, как она выглядит, то не стал приносить официальных извинений.
Она была как персик. Она уже распрощалась со своим сорокалетием, но если она шла в театр, то привлекала к себе гораздо больше внимания, чем игра на сцене. Ее томные темно-коричневые глаза были обведены краской для век, даже оставаясь в первозданном виде, ее глаза могут нанести моральный вред любому человеку с нервной системой, столь же восприимчивой как моя. Глаза располагались на почти идеальном лице, а лицо принадлежало телу, которое заставило бы Фидиеву Венеру выглядеть торговкой я