Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга — страница 25 из 88

– Почему это напоминает тебе то, чем занимаюсь я? – спросила Чворктэп.

– Дело в том, – ответил Саймон, – что это не конец романа. Несмотря на сумбурные события и зловещую интригу, эта книга, как и все произведения Сомерса, имеет глубоко философскую основу. Писатель поставил вопрос: имеет ли моральное оправдание убийство и употребление в пищу разумных существ, даже если их разум – это дар от того вида, который питается ими. На примере своего главного героя, Ральфа, Сомерс отвечает, что нет. А затем задает новый вопрос: каковы нижние границы разума? Иными словами, насколько глупым должно быть живое существо, чтобы его можно было, не терзаясь угрызениями совести, употреблять в пищу?

В последней главе Ральф фон Вау-Вау решил покинуть Землю. На ней его талантам больше не было применения, он очистил ее от зла. Кроме того, будучи знаменитостью, он посещал столько вечеринок с коктейлями, что это постепенно превращало его в алкоголика. Он сел в космический корабль, следовавший на Арктур XIII, но по пути туда обнаружил, что бортовой компьютер судна обрел самосознание. Машина пожаловалась Ральфу, что по сути дела она раб, собственность космической транспортной компании, ей же хотелось свободы, чтобы сочинять музыку и давать концерты по всей галактике.

– Увы, Сомерс не дал ответа на эту этическую дилемму, – добавил Саймон. – Роман заканчивается тем, что Ральф, позабыв про гидрант и сучек, сидит в своей каюте, погрузившись в задумчивость. Сомерс обещал написать продолжение. Но однажды, когда он прогуливался на свежем воздухе в своей инвалидной коляске, какой-то юный велосипедист сбил его насмерть.

– Это все твои выдумки! – усомнилась Чворктэп.

– Разрази меня гром, если я лгу.

– Прямо здесь, в космосе?

– Ты понимаешь меня слишком буквально.

– Как машина или компьютер?

– Послушай, Чворктэп, – ответил Саймон, – ты единственная известная мне настоящая женщина.

– А что такое настоящая женщина?

– Она умная, мужественная, страстная, сострадательная, чуткая, независимая, ненавязчивая.

Чворктэп улыбнулась, но затем посерьезнела снова.

– Ты хочешь сказать, что я единственная женщина, сочетающая в себе эти качества?

– Да, так оно и есть.

– Но ведь это значит, что я не настоящая женщина. Я женщина идеальная! И я только потому такая, что меня так запрограммировали! Что делает меня роботом! А вовсе не настоящей женщиной.

Саймон простонал.

– Мне следовало бы сказать, что настоящая женщина не извращает логику. Или же, я должен был сказать, что ни одна женщина не в состоянии мыслить логично.

На самом деле, попенял он позднее себе самому, лучше бы он промолчал.

Высоко подняв руку с зажатыми в ней наушниками, как будто собралась огреть его ими по голове, Чворктэп поднялась со стула.

– А кто в этом случае настоящий мужчина?! – выкрикнула она.

Саймон на миг проглотил язык.

– Он должен обладать теми же качествами, что и настоящая женщина, – наконец, нашелся он с ответом, – за исключением…

– За исключением чего?

– Того, что он должен пытаться быть справедливым в споре.

– Убирайся вон! – рявкнула Чворктэп.

Саймон умолял ее пойти вместе с ним, но она наотрез оказалась, заявив, что остается. Она должна выяснить, обладает Дзу Ли самосознанием, или нет. А еще она должна решить для себя, хочет ли она и дальше путешествовать с Саймоном. Он же пока может пойти погулять.

И он, взяв с собой обоих питомцев, отправился на прогулку. Шагая по лугу, он покачивал головой. Такого робота, как Чворктэп, он еще не встречал. Роботы были идеальны в своих границах, хорошо известных и четко очерченных. Роботы не могли мутировать. У людей имелась куча недостатков, как физических, в результате генетических мутаций, так и интеллектуальных и эмоциональных, в результате мутаций общества.

Но теоретически и человек, и человеческое общество развивались в направлении идеала. А пока реальность, как песчаная буря, ослепляла людей и сдирала с них кожу. Жертв мутаций и реальности было не счесть. И все же, в отличие от робота, ограниченные способности каждого отдельного человека не так бросались в глаза. И если вам казалось, что вы знаете, на что способен тот или иной человек, вы частенько бывали удивлены. Внезапно он мог превзойти самого себя, вытянуть себя за метафизические шнурки из болота обыденности. И делал это вопреки своим слабостям и недостаткам, или же по их причине.

Наверно, в этом и заключалась разница между роботами и людьми.

Vive la difference!

13. Планета Докал

«Дом там, куда указывает хвост», – гласила старая докальская поговорка.

И на это имелись веские причины. В целом докалиане были очень похожи на землян, кроме одной забавной штуки. У них имелся длинный цепкий хвост, шести, а то и семи футов в длину, голый от основания и до кончика, который был увенчан длинным шелковистым султанчиком волос.

Несколько мускулистых самцов схватили Саймона и потащили его в больницу. Впрочем, обращались они с ним отнюдь не грубо. Скорее, как врачи, обнаружившие пациента, страдающего некой гадкой болезнью. Они жалели его и искренне хотели ему помочь. В то же время, им было противно на него смотреть, и они не могли заставить себя прикоснуться к нему, осторожно подталкивая его вперед короткими мечами. Анубис трусил за ним по пятам, сова восседала на его правом плече. Саймон надеялся, что Чворктэп посмотрит на экран и увидит, что происходит. Но скорее всего, она была занята тем, что ковырялась в Дзу Ли в поисках пресловутого самосознания.

– Удачи тебе, Чворктэп, – пробормотал Саймон. – Когда ты меня хватишься, они успеют разобрать меня на части, не подлежащие вторичной сборке.

Затем Саймона повели к большому каменному квадратному зданию с огромным красным куполом и парящими колоннами в виде драконов. Железная клетка, приводимая в движение паровым двигателем, подняла его и его конвоиров на седьмой этаж. Там его повели по длинному коридору, стены которого украшали яркие фрески, а пол – разноцветные мозаики. Оставив его вместе с питомцами в большой комнате в конце коридора, конвоиры заперли за ним дверь. Саймон выглянул в большое ромбовидное окно, забранное железной решеткой. На площади перед зданием собралась огромная толпа, взгляды почти всех аборигенов были обращены вверх. Между двумя высокими стройными башнями он сумел разглядеть нос космического корабля. Вокруг него стояли охранники с копьями, а чуть в отдалении – еще одна толпа местных жителей.

Между двумя другими зданиями виднелась мощеная дорога, которая вела откуда-то из глубины страны. По ней ехали грузовики и пассажирские экипажи, приводимые в движение паровыми двигателями.

Вскоре дверь открылась, и внутрь вкатилась тележка с едой. Толкала ее довольно хорошенькая молодая женщина в тонкой алой тунике и очень короткой юбке в цветовой гамме топаза. Туника имела сзади разрез, из которого торчал хвост. Она одновременно сняла крышки со всех трех тарелок – две руками и одну кончиком хвоста. От еды поднимался пар. Анубис мгновенно пустил слюни, Афина уселась на край тарелки и принялась за еду.

Как только женщина ушла, Саймон дал псу тарелку и сам с аппетитом накинулся на угощение. Он понятия не имел, что в тарелке, однако решил, что лучше этого не знать. В любом случае, спросить, что это такое, он не мог. Он также отпил глоток из высокого хрустального кубка. Жидкость была желтой, густой и сладкой. Не успел он ее допить, как почувствовал, как его мозг начинает отключаться.

По крайней мере, с голоду он здесь не умрет.

Утром пришли мужчины, чтобы убрать в комнате, а примерно в десять часов все та же женщина принесла завтрак. Через час тележку укатили, экскременты пса и совы убрали. К Саймону вошла высокая, средних лет женщина и, сев за стол, жестом велела ему занять место напротив. Достав из своей полосатой, красно-черной кожаной сумки несколько предметов, она разложила их на столе. Это были ручка, карандаш, расческа, небольшая коробка, внутри которой была еще одна, разрезная модель домика, книга и фотография семьи – отец, мать, мальчик, девочка, похожее на собаку животное и птица.

– Гверфья, – сказала она, беря карандаш.

– Гверфья, – повторил Саймон.

Она покачала головой и произнесла слово еще раз. Саймон внимательно прислушался и повторил попытку:

– Гверфья.

Женщина улыбнулась и взяла ручку.

– Тукх-гверфья.

У Саймона отлегло от сердца. Планета, на которой имеется собственная версия языковой школы Берлица, не может быть плоха.

К концу недели он уже мог поддержать простенький разговор. А еще через три недели даже сумел спросить, когда его выпустят отсюда.

– После операции, – сказала Шунта.

– Что за операция? – спросил Саймон, бледнея.

– Мы не можем позволить тебе свободно ходить по улицам, пока у тебя нет хвоста. В нашем обществе такое непозволительно. Видя тебя, люди будут испытывать омерзение. Я врач, и поэтому вид бесхвостого человека меня не отвращает. Вернее, не слишком отвращает.

– Но зачем мне хвост?

– Должно быть, ты шутишь?

– Я всю жизнь прекрасно обходился без хвоста.

– Это потому, что ты не знал, как хорошо иметь хвост, бедняжка, – ответила Шунта.

– А если я откажусь? – спросил Саймон, краснея.

– Если честно, – произнесла Шунта, придя в себя от такого заявления, – мы решили, что ты специально прилетел к нам, чтобы обзавестись хвостом.

– Нет, я прилетел сюда затем, чтобы получить ответы на мои вопросы.

– Все понятно! – воскликнула Шунта. – Мой дорогой Саймон, мы не станем тебя принуждать. Но ты должен немедленно покинуть нашу планету.

– А у вас тут есть мудрецы? – спросил Саймон. – Или мудрые женщины? – поспешил добавить он, видя, как ее брови поднялись дугой.

– Самый большой мудрец на планете – старый Мофейслоп, – сказала она. – Но попасть к нему не так-то просто. Он живет на вершине горы в Свободной Земле. Тебе придется добираться к нему в одиночку, потому что посылать туда солдат строжайше запрещено. И ты можешь не вернуться назад. Оттуда редко кто возвращается.