Любовь и поцелуи!
Саймон улыбнулся. Она наверняка сильно расстроилась, подумав, что, возможно, он считает ее машиной. Но будь ей выгодно признать, что, возможно, она машина, она бы наверняка это сделала. Это было так по-человечески, что однозначно говорило о том, что Чворктэп – человек.
Путешествие по железной дороге заняло четыре дня. В самом конце рельсы упирались в желтую кирпичную стену высотой в две сотни футов, которая тянулась, покуда хватало глаз. Вообще-то, она окружала Свободную Землю и была здешним эквивалентом Великой Китайской стены. И пусть она была не такой длинной, зато гораздо выше и толще. Ворот в ней не было, зато с внешней стороны через каждую милю имелись кирпичные лестницы. Они предназначались для часовых, которые несли караул на верху стены.
– И сколько же солдат потребовалось бы, если бы преступников сажали в тюрьмы, а не высылали в Свободную Землю? – спросил Саймон.
– Около сорока тысяч, – ответил сопровождавший его полковник Буфлюм. – Свободная Земля позволяет сэкономить налоги. Благодаря ей мы избавлены от необходимости кормить и содержать заключенных, платить надзирателям и строить новые тюрьмы.
– И сколько же солдат стерегут эти стены? – поинтересовался Саймон.
– Около трехсот тысяч, – ответил полковник.
Саймон ничего не сказал.
Он забрался на верх стены. Анубис проделал это после него, Афина тоже – сидя у него на плече. На расстоянии трех миль высилась неизбежная башня Клерун-Гоффов. Позади нее вдали маячила его цель – гора Мишодей. Между ней и Саймоном виднелись десятки гор меньшей высоты, а также протянулся густой лес.
Саймон и его питомцы сели в большую плетеную корзину, и лебедка, приводимая в движение силой пара, опустила их вниз. Выбравшись из корзины, он помахал на прощанье полковнику и отправился в путь. За спиной у него был рюкзак, в котором лежал запас еды, одеяла, нож, лук и стрелы, а также банджо. Анубис тащил на спине второй рюкзак, хотя был от этого отнюдь не в восторге.
– Отсюда, в надежде поговорить с мудрецом, уходили многие, – ранее напутствовал Саймона полковник. – Насколько мне известно, назад не вернулся никто.
– Возможно, Мофейслоп показал им, что только глупец захочет вернуться в цивилизацию.
– Может быть, – согласился полковник. – Лично я жду не дождусь, когда снова вернусь к нашим милым проказницам.
– Кстати, если вас не затруднит, передайте от меня привет вдовствующей королеве и принцессе, – попросил его Саймон.
И вот теперь он входил в Йетгульский лес, с его гигантскими деревьями, бледным, чахлым подлеском, болотами, кишащими ядовитыми змеями, полный огромных диких зверей, похожих на кошек, медведей и волков, мохнатых, похожих на слонов толстокожих гигантов, а также людей, не ведающих ни закона, ни порядка. Скулящий Анубис то и дело путался под ногами, отчего Саймон, не успев пройти и мили, несколько раз упал, споткнувшись об него. Однако он не решился в отместку пнуть пса, потому что ему самому было страшно.
Когда через шесть недель он добрел до отрогов гигантской горы Мишодей, им по-прежнему владел страх. Зато теперь он проникся к своим питомцам гораздо большей любовью, нежели в начале пути.
Еще бы! Пес и сова оказались бесценными спутниками, вовремя предупреждая Саймона о присутствии поблизости опасного зверья и людей. Учуяв чужих, Анубис – ему хватало ума не поднимать лай – лишь приглушенно рычал, что и служило Саймону сигналом тревоги. Сова часто улетала вперед и охотилась на грызунов и мелких птиц. Стоило ей заметить что-то зловещее, как она сразу возвращалась и, усевшись Саймону на плечо, громко ухала.
Вообще-то, крупные звери были опасны, лишь когда появлялись внезапно. Предупрежденные заранее, они или убегали, или замирали на месте и угрожающе взрыкивали. В этом случае Саймон обходил их стороной. Единственными по-настоящему опасными животными, в силу своей глупости, были ядовитые змеи.
Обычно его питомцы вовремя замечали их. Лишь однажды, проснувшись поздним утром, Саймон увидел рядом с собой похожую на кобру змею. Он застыл на месте, но сова смело спикировала на змею и ударила ее по голове. Саймон успел откатиться на безопасное расстояние. Решив, что ничего хорошего ей здесь не светит, «кобра» уползла прочь. Спустя пару дней сова убила небольшую змейку, которая прошмыгнула мимо спящего Анубиса и уже подползала к Саймону.
Но конечно, самым опасным существом был человек. И хотя Саймон натыкался на группы людей около десятка раз, ему удавалось спрятаться, пока те не проходили мимо. Мужчины были грязные и неопрятные, одетые в шкуры животных, волосатые, бородатые, беззубые, изможденные. Дети – обычно сопливые, с мутными слезящимися глазами.
– Отличные образчики истинного благородного дикаря, – сказал Саймону при прощании полковник. – Вообще-то, большинство тамошних обитателей никакие не преступники, сосланные за ту или иную провинность, а их потомки. Почти все преступники, которых мы спускаем туда в корзине, погибают от рук местных племен, обитающих в тамошних лесах.
– Тогда почему вы не принимаете их потомков в свое общество? – спросил Саймон. – Ведь они ни в чем не виноваты. Надеюсь, вы не считаете, что грехи отцов ложатся на их детей?
– Как тонко подмечено, – ответил полковник и, вынув блокнот, записал в него слова Саймона. – В парламенте уже поднимался вопрос о том, чтобы спасти этих несчастных. С одной стороны – это источник дешевых рабочих рук. С другой – они принесут с собой целый букет болезней. Их будет трудно контролировать и дорого обучать.
К тому же, они потомки преступников и наверняка унаследовали от своих предков мятежные идеи и соответствующий темперамент. Не хватало еще нам, чтобы ересь вновь распространились среди населения. В конце концов, мы потратили целую тысячу лет, чтобы очистить нашу расу от мятежников.
– И сколько же мятежников или преступников сейчас насчитывается среди населения, по сравнению с тем, сколько их было тысячу лет назад? – спросил Саймон. – В расчете на душу населения?
– Да столько же, – ответил полковник.
– И чем вы это объясняете после всех ваших усилий?
– Люди – противоречивые создания. Но дайте нам еще одну тысячу лет, и мы очистим наше общество от этой скверны.
Саймон больше не стал поднимать болезненную тему. Вместо этого он спросил, почему докальское общество, добившись столь внушительного технического прогресса, до сих пор пользуется луком и стрелами. Как так получилось, что докальцы не додумались до такой вещи, как порох?
– Ну, огнестрельное оружие было изобретено еще пятьсот лет назад, – ответил полковник. – Однако мы, как ты уже наверняка заметил, весьма консервативны. Считалось, что оно приведет к разного рода нежелательным инновациям в обществе. К тому же ружья и пистолеты будут слишком опасны, попади они в руки всякого сброда. Научиться палить из ружья – большого ума не надо. А вот на то, чтобы овладеть мечом, требуются годы. Огнестрельное оружие было объявлено вне закона, и лишь элита и самые надежные представители низших классов обучаются искусству владения мечом и луком.
Несмотря на нелюбовь докальцев к нововведениям, паровой двигатель быстро нашел себе применение, что привело к повальному отказу от тягловой силы лошадей. Оводы и болезни, которые те распространяли, были побеждены, с улиц исчезли горы лошадиного навоза. А вот изобретение двигателя внутреннего сгорания замалчивалось, отчего на улицах не было вони и раздражающего шума легковых автомобилей и грузовиков.
С другой стороны, резкое снижение числа погибших от переносимой оводами заразы с лихвой компенсировалось числом жертв дорожных аварий.
На что Саймон и обратил внимание полковника.
– Прогресс, как и религия, имеет своих мучеников, – ответил тот.
– То же самое можно сказать и про регресс, – заметил Саймон. – Но как вы поступаете с нарушителями правил дорожного движения? Сдается мне, если бы вы их всех ссылали сюда, в лесу просто не осталось бы свободного места.
– Нарушители дорожных правил не считаются преступниками, – ответил полковник. – Их штрафуют, и тех, у кого нет денег на штраф, сажают в тюрьму.
– А вам не кажется, – заметил Саймон, – что если ввести строгие экзамены, а также проверку физического и психологического состояния водителей, – это существенно бы снизило число жертв дорожных аварий?
– Вы шутите? – ответил полковник. – Впрочем, нет, вижу, что вопрос был задан серьезно. Введи мы такое, и право управлять транспортом получили бы менее одной десятой части населения. Господи, в таком случае вся экономика рухнула бы! И как только ваши политики вырывают у людей согласие на подобные драконовские меры?
Саймон был вынужден признать, что такие законы были приняты лишь после того, как автомобили практические вышли из употребления.
– А до того всем было наплевать? – уточнил полковник.
– Это точно, – ответил Саймон, а про себя подумал, когда же этот хвостатый осел перестанет хохотать.
Именно благодаря таким мыслям, пусть даже унизительным, Саймон сумел сохранить присутствие духа. С каждой милей Йетгульский лес становился все гуще и мрачнее. Тропинка была такой узкой, что на каждом шагу ветки деревьев и кустарников цеплялись за его одежду. Даже птицы, и те как будто не желали селиться здесь. Если до этого они на протяжении всего дня и половины ночи взбадривали Саймона своими криками, свистом, чириканьем и трелями, то теперь его окружала мертвая тишина.
Лишь изредка эту тишину нарушал птичий крик, и всякий раз, услышав его, Саймон вздрагивал, – крик, как нарочно, был резкий и пронзительный, скорее похожий на скрежет или предсмертный вопль. Однажды он сумел рассмотреть, что за пернатое создание издает его. Им оказалась черная птица, похожая на ворона, с петушиным гребнем на голове.
Но больше всего его расстроили кости. С самого начала пути он видел разбросанные по земле скелеты и черепа мужчин и женщин. Иногда они лежали прямо на тропе. Иногда серые и белые кости выглядывали из-под кустов и листьев. Саймон насчитал около тысячи скелетов, а значит, в придорожных зарослях их было как минимум в три раза больше.