Фоггу в то время было всего десять лет. Он до сих пор помнил свое горе и ужас, когда его приемного отца привезли на фургоне двое эриданеан. Баронет являлся его единственным родителем, и Филеас безмерно любил его. Мать умерла, когда ему было четыре года, сэр Гераклит говорил, что ее убили капеллеане. Фогг знал, что его настоящий отец не хотел иметь с ним ничего общего, поэтому он ненавидел его.
Вскоре после смерти матери Филеаса баронет начал делиться с ним воспоминаниями, рассказывать небольшие истории о далеких местах и давних временах. Постепенно перед Филеасом открылась правда. Итак, Филеас рос, землянин по месту рождения, он получил образование и воспитывался как эриданеанин и был окружен любовью представителями этой расы. Он даже не осознавал, насколько сильна была эта любовь, пока его приемного отца не привезли домой из Парижа. Мысль о том, что он может до конца дней остаться парализованным, потрясла Филеаса. Но уже через несколько минут он вел себя так, словно его ничего не огорчало. Он подавил эти травмирующие переживания. И до сих пор расплачивался за это. Когда сэр Гераклит достаточно поправился и понял, что произошло с его приемным сыном, у него едва не случился рецидив. Он сразу же рассказал Филеасу о возможных последствиях, если тот не будет давать волю своим переживаниям. Все тревоги и потрясения будут накапливаться. И однажды подавленные страдания вырвутся наружу в виде сокрушительного нервного импульса. Поэтому юный Филеас должен был создать для своих эмоций ментальный эквивалент капельного конденсатора. И, таким образом, постепенно разгружать свой мозг. Это могло причинять боль, но не оказывало разрушительного воздействия.
Флиеасу было известно, что такое конденсатор. Он узнал об этом в лаборатории, находившейся в подвале поместье. Он был намного более совершенным, чем лейденская банка или любой другой конденсатор того времени, и Фогг никому не рассказывал о том, что видел в подвале.
Филеас поступил так, как ему велели, хотя и не всегда мог полностью контролировать процесс. К сожалению, он настроил в своих нейронных конфигурациях положительную обратную связь. И как только он переживал очередную душевную травму, это приводило к выработке новой энергии. Данный процесс вызывал недоумение у сэра Гераклита, и в конце концов он обратился к Эндрю Стюарту. К тому времени Филеасу исполнилось двенадцать лет, и он уже прошел обряд обмена кровью, который сделал его полноценным эриданеанином. После этого он какое-то время себя чувствовал неважно, так как кровяные тельца Фогга старшего и Стюарта использовали для переноса кислорода не железо, а ванадий.
Стюарт сказал, что новые эмоциональные травмы Филеаса подпитывали его старые, так и не нашедшие выхода переживания, связанные со смертью матери и разлукой с настоящим отцом. Он подавил эти потрясения естественным, но весьма нежелательным способом. И в этом естественном барьере необходимо было, образно выражаясь, прорыть туннель.
Между тем Филеас каждый день страдал от тревог, потрясений и травм, которым подвержен любой организм, как инопланетный, так и земной. Почти все его время было занято тем, что он то накапливал, то освобождался от них, и это мешало ему приступить, наконец, к выполнению основной задачи. И хотя последние четыре года он старался придерживаться строгого распорядка в отношении всего, касающегося физической активности, его внутренняя, психическая деятельность сильно отставала от намеченного графика.
С двадцати до двадцати одного года он занимался образованием. Это было как традиционное обучение под руководством наставников-людей, так и нетрадиционное, эриданеанское. По достижении двадцати одного года он стал полноправным солдатом в войне, тихо бушевавшей уже два столетия.
К тридцати шести он завершил длительную операцию, в которой выполнял роль шпиона. Он едва не утонул, но был спасен рыбаками у побережья Лофотенских островов. Он вернулся в Фогг-холл, чтобы восстановиться и получить новые распоряжения. Там он отрастил бороду, готовясь вернуться к светской жизни. Приемный отец Филеаса погиб в ходе операции. Его кости покоились на том самом морском дне, где оказался бы и сам Фогг, если бы его не спасли. Любой врач или антрополог, который взглянул бы на них, рисковал умереть от любопытства.
Смерть приемного отца стала еще одой травмой, которую Фогг подавил, а потом постепенно давал волю накопившимся переживаниям.
И пока Филеас отращивал бороду, Стюарт строил долгосрочные планы. Он хотел бы немедленно привлечь Филеаса к участию, но сначала нужно было составить расписание, в котором учитывалось бы время, необходимое Фоггу для отдыха и душевного восстановления.
Почему Филеас снял дом номер семь по Сэвил-роу под своим настоящим именем? Этого никто не знает. Во всех предыдущих операциях он работал под прикрытием, используя псевдонимы. Капеллеанам точно ничего не было известно о том, чем на самом деле являлся Фогг-холл. Иначе они давно бы уже нагрянули туда. Вероятно, Стюарт предвидел, что пари, заключенное Фоггом, привлечет к нему всеобщее внимание. Сам Фогг не стал бы никому о себе рассказывать. Но какой-нибудь рьяный репортер или проницательный детектив могли попытаться проследить всю его биографию и узнать о его происхождении. Стюарт не хотел, чтобы кому-нибудь стало об этом известно, но и не особенно переживал на этот счет. Люди просто узнали бы отдельные факты, которые ничего не говорили о связи Фогга с инопланетной расой. Когда же об этом станет известно капеллеанам, будет уже слишком поздно.
Именно поэтому Паспарту поручили узнать о местонахождении сэра Уильяма Клейтона. За исключением нескольких эриданеан, старый баронет был единственным, кто мог рассказать прессе, откуда происходил Фогг и как он получил свою нынешнюю фамилию. К тому времени, когда сэр Уильям вернется из Африки и узнает о знаменитой кругосветке, капеллеане ничего уже не смогут предпринять. Они будут мертвы. Или же погибнут все эриданеане. В любом случае, все это уже станет бессмысленным.
7
Как всем известно, история быстро перенеслась на страницы газет. Все, кроме «Дейли Телеграф» сочли затею Фогга безумной. Тем не менее, многие поверили ему настолько, что даже поставили на него деньги, а это было высшим проявлением доверия. Об искренности этой веры доказывало и появление облигаций «Филеас Фогг», которые стали продавать на лондонской бирже. Верн подробно описал, как повышались и понижались котировки Фогга, и нам нет необходимости повторять это еще раз.
Однако для тех, кто забыл или кто по какой-то причине не читал роман Верна, стоит упомянуть, что через неделю после отъезда котировки Фогга опустились до нулевой отметки.
Мистер Роуэн, комиссар полиции Скотланд-Ярда, получил телеграмму от мистера Фикса – детектива, который вел наблюдение за грузовыми и пассажирскими судами пароходной компании, осуществлявшей перевозки на Пиренейский полуостров и в восточные страны.
Я НАШЕЛ ГРАБИТЕЛЯ, ОБОКРАВШЕГО БАНК. ЭТО ФИЛЕАС ФОГГ. НЕМЕДЛЕННО ВЫШЛИТЕ ОРДЕР НА АРЕСТ В БОМБЕЙ.
Комиссар полиции не поверил телеграмме и затребовал в Реформ-клубе фотографию Фогга. Он сравнил ее с описанием человека, укравшего пятьдесят пять тысяч фунтов из Английского банка. Сходство оказалось слишком сильным, чтобы счесть это совпадением, если только у Фогга не было брата-близнеца. Темное прошлое, а также отсутствие подробной информации о происхождении Фогга, его замкнутый образ жизни и, наконец, стремительный и совершенно неожиданный отъезд из Англии – все это только усилило подозрения полиции. Они решили, что напали на след преступника.
Поезд повез Фогга и Паспарту от вокзала Чаринг-Кросс в Дувр. По пути Паспарту внезапно вспомнил, что забыл погасить газовый рожок у себя в комнате. Мистер Фогг невозмутимо ответил, что в таком случае он будет гореть за счет Паспарту.
Из Дувра они оба сели на корабль до Кале, а оттуда на поезде поехали через Францию и Италию. В Бриндизи они, по-прежнему не отставая от графика, сели на «Монголию» – пароход компании «Пенинсулар-энд-Ориентал». Этот роскошный лайнер, поглощающий уголь и работающий на пару, пришвартовался в Суэце в среду девятого октября в одиннадцать утра – точно по расписанию. В своем дневнике Фогг указал, что пока путешествие заняло 158½ часов или шесть с половиной дней. За этот период в другом дневнике Фогга было написано только несколько фраз с весьма загадочными отсылками:
Остался в каюте. П. принес еду. Описал П. внешность Н., и П. обыскал корабль, пытаясь найти его. Сказал П., что цвет глаз у Н. может меняться. Когда я служил под его началом, они были черные. Но он носил контактные линзы. Вероятно Н. страдает от какого-то дефекта зрения, либо пытался с их помощью скрыть настоящий цвет глаз. Но это маловероятно. Зачем ему нужна была маскировка, пока он находился на борту? Скрыть чрезмерно большое расстояния между глазами он мог, сделав вид, что у него поврежден глаз и он вынужден носить на нем повязку, напоминавшую, скорее, нашлепку на одном из глаз. Сказал П., чтобы он обратил на это внимание.
Нужно было убить Н., когда мы были на борту корабля, пускай мне и пришлось бы поплатиться за содеянное. Но тяжело отказаться от тысячи лет. Нет, трусов из нас делает не совесть, а стремление к долголетию.
В Суэце человек, отправивший телеграмму в Скотланд-Ярд, ожидал на пристани прибытия парохода. Мистер Фикс был небольшого роста, худощавым, с довольно умным лицом и проницательными лисьими глазами, а его брови постоянно поднимались и опускались, как будто все время находились под действием ударных волн. Это был тот самый детектив, которого направили в Суэц задержать грабителя, похитившего деньги из Английского банка, в случае, если тот попытается бежать на Восток. Мистеру Фиксу сообщили подробное описание подозреваемого, но в нем уже не было необходимости. Он заранее знал, что вор и мистер Фогг похожи как братья-близнецы. И теперь он тихо ругался, так как его начальство (капеллеане, а не полиция) не позволили ему «найти» и арестовать Фогга на следующий день после ограбления. Но нет, они хотели обставить все так, словно Фикс «случайно» столкнулся с Фоггом, когда он шел от своего дома в Реформ-клуб.