Венец безбрачия — страница 37 из 71

Не бойтесь! Пес кастрирован!

Мысль о том, что сейчас в моем коридоре сидит тот самый оборотень-рогоносец, меня сильно подбадривала сделать дырку к соседям и успеть смыться до момента незабываемой встречи. А ведь когда-то в глубоком детстве я слезно умоляла родителей купить мне «вот такусенького щеночка», но мама и папа были категоричны. Возможные лужи на полу их очень смущали. А вот теперь я чувствую, что скоро оборотня тоже будет смущать на полу небольшая лужа. Еще бы! Три кружки чая!

— Где ты, гнида?! Р-р-разорву на клочки! Попадись ты мне, колдунишка проклятый! — рычал очень дружелюбный песик в коридоре, пока я прикидывала пути к отступлению. На данный момент был только один — на тот свет.

На кухню влетел крупный свирепый мужик, обводя желтыми глазами мой кухонный гарнитур. Потянув воздух носом, он остановил взгляд на мне. Взгляд у него был тяжелый, но умный, лицо суровое и хищное, как будто его вытесали из камня. На щеке у гостя красовался старый шрам, словно однажды он предпринял отчаянную попытку искупать крупного и нервного кота.

— Где этот колдун? Отвечай! Я его р-р-растерзаю! — свирепо засопел оборотень, хищно осматривая все уцелевшие достопримечательности моей квартиры.

— Мм… Простите… — замялась я, не выдерживая свирепого волчьего взгляда и отводя глаза. — У вас как бы была… мм… невеста… У меня вопрос. Что вы здесь делаете?

— Была! — оборотень сжал кулаки и сверкнул глазами. Он злобно засопел, давая мне понять, что тема очень злободневная. — Больше нет невесты.

А вот это уже плохие новости. Чую, что Красная Шапочка не дошла до бабушки, а пирожки стали поминальными.

— Она сбежала к эльфам! Изменница! Я был с ней запечатлен, полюбил с первого взгляда! Твар-р-рь! — оборотень почесал гриву каштановых волос, достал из нее что-то, попробовал на вкус, а потом сплюнул. — Проклятые блохи!.. А потом я узнал, что могу запечатлеться с любой девушкой из вашего мира. И вот я снова запечатлен. Теперь ты — моя будущая жена! Решено!

— Что? — икнула я, поднимая брови и понимая, что у меня в ответ на предложение есть встречное, косвенно связанное с расставанием и путешествием. — Может быть, впечатлен?

— Запечатлен! — огрызнулся мужик, смерив меня нехорошим взглядом. — Я увидел тебя и понял, что ты будешь моей. И мне все равно, что ты об этом думаешь! Когда я не знаю, чего больше хочу — растерзать тебя или любить, это называется «запечатление».

Это называется «статья Уголовного кодекса, которая тонко намекает местами не столь отдаленными, что насильно мил не будешь»!

— Я — Рудольф, альфа в своей стае, — обнюхали меня с прищуром, подходя поближе.

— А я, судя по отзывам старушек у подъезда, местная лямбда, — ответила я, надеясь отбить у «впечатлительного волчка» любое желание кусать меня «за бочок». Даже нежно. Где-то в голове детский голосок читал с радостным захлебыванием и фефектами фечи стишок: «Я — жлой и штрафный шерый волк. Я в попаданках жнаю толк! Р-р-р!»

— Я вот не могу понять, либо мне показалось, либо этот помойный некромант был здесь? — подозрительно принюхивался оборотень, скривившись так, что я на всякий случай проверила антиперспирант. — Странно знакомый запах…

— Нет, я просто мусор забыла вынести, — осторожно заметила я, намекая, что лучший выход из любой проблемы — дверь. Никогда с таким энтузиазмом я не искала выхода из сложившейся ситуации, вооружившись пакетом с мусором, но меня никуда не пустили, перегородив собой дорогу.

— Держи кольцо! — мне протянули какой-то старинный перстень с камнем, похожим на луну, который поигрывал на свету странным голубоватым отблеском. — Теперь ты моя!

Как же так? Эстафета, а я не в кедах? Мне тут переходящее знамя «Теперь ты — моя любовь!» вручили, а торжественные фанфары так и не выдули ничего прилично-торжественного, хор мальчиков-зайчиков не запищал что-то бодрое и оптимистичное, зато где-то тоскливо заиграл одинокий скрипач, пуская скупую слезу.

— Мм… Мне как-то неловко принимать такой подарок… — заерзала я, чувствуя, что где-то на меня с прищуром смотрит Мендельсон. «Я тут тебя жду-дожидаюсь!» — кивнул композитор. А тетка из местного загса уже позвонила своему парикмахеру и купила новое платье с розочкой, прокашливаясь и репетируя: «Светлана! Согласна ли ты…»

Один грозный рык наученного горьким опытом, и я почувствовала себя самкой синицы в руках, которую поймали и окольцевали, пока где-то летал неокольцованный журавль.

— То-то же! Я же сказал, что мы запечатлелись! — произнес местный фотограф. — И попробуй только мне изменить! Я измену не прощаю!

А если я изменю не вся, а как бы по частям? Мне последнее время сильно изменяет нервная система и левый глаз с нервным тиком. Я проверяла. Это измена. Странный запах неприятностей, следы предыдущих расстройств, задержки хороших новостей, оправдания несовершенству мира, бегающие глаза, дрожащие колени, налицо все признаки измены.

— Я уже научен горьким опытом! Я уже дал одной свободу! За что она так со мной? — взвыл рогатый Рудольф, пока я думала про то, что у каждого оленя Санта-Клауса своя грустная история. — Магии хочу учиться! Ага! Видел я ту магию! Донесли мне, что она снюхалась с некромантом! Я сначала не поверил! Он же воняет трупами. А ведь она была такой красивой… Вы с ней чем-то похожи…

Оборотень проскулил, обхватил голову руками и посмотрел на меня взглядом побитой собаки. Я должна быть слегка польщенной, получив комплимент «повторного употребления»? Увы, я еще не настолько отчаялась, чтобы радоваться хриплому: «Вашей маме зять не нужен?» — спешно проходя по темной подворотне.

— Запах у вас похож… Ты, конечно, не такая красивая, как она, но тоже ничего, — горестно вздохнул страдалец, снова разочаровавшись в моих внешних данных. — Я ее увидел однажды… В лесу заблудилась… И все! Сразу же запечатлелся! Длинные светлые волосы…

Я посмотрела на свои русые волосы, которые в последнее время решили покинуть меня на нервной почве, оставаясь целыми пучками в раковине и на расческе.

— Огромные, как бездонные озера, синие глаза… — проскулил оборотень-рогоносец, пока я подозрительно прищуривалась обычными серыми. — Талия — ну просто рукой обхватишь…

Я попыталась втянуть живот, но тот запротестовал, мол, куда еще, намекнув, что однажды мы вместе с животиком проходили мимо спортзала и даже подумывали зайти и записаться, но потом он жалобно заурчал, и я его пожалела.

— Ноги — длинные, стройные… — продолжал добивать молотком мою женскую самооценку брошенный на произвол судьбы волчок.

Мои вполне обычные ноги, которые растут не из ушей, а из места стандартного и природой спроектированного, были поджаты под табуретку.

— Я помню, как Зайчонок посмотрела на меня… Знаешь, у нее была такая привычка, проводить рукой по шраму… Ведет пальцами и смотрит в глаза, не отрывая взгляда… А еще Зайчонок любила, когда я облизывал ей руки… Она зарывалась ими в мой мех…

То, что именно этот мужик способен обеспечить мне свитерок и теплые носочки в период линьки, становилось понятно, когда я разглядела бурую шерсть на его одежде. Не каждый мужик может похвастаться тем, что из него можно вязать свитер! Далеко не каждый! А вот то, что из него можно спокойно вить веревки, — это новость.

— Но больше я не допущу такой ошибки! Нет! — внезапно и очень даже темпераментно заявил Рудольф, ударяя кулаком по столу. — Я дал ей слишком много свободы, понимаешь? Я позволял ей слишком многое! Я, альфа своей стаи, чуть не превратился в коврик для ее очаровательных ножек, которые так бы и целовал! У-у-у-у! И где она сейчас? Снюхалась с ректором, потом с эльфом! Я р-р-решил начать все сначала с тобой! У нас все будет по-другому.

Отлично, он вполне может начинать новую жизнь, пока я буду спокойно продолжать старую. Пусть начинает ее сколько влезет! Со своей стороны, в такое позднее время я могу послать его туда, откуда бедолага ее начал когда-то давным-давно.

— Ты куда? — глаза оборотня сверкнули, когда я встала со стула и направилась в сторону комнаты. С ним явно шутки были плохи. — Говори, куда идешь?

— Умыться и почистить зубы! — отозвалась я, запахивая халат и искоса поглядывая на гостя с матримониальными намерениями. Кольцо чуть не слетело с пальца, но в предвкушении неприятностей я его удержала.

— Я пойду с тобой! — прорычал Рудольф, глядя на меня с таким подозрением, словно из унитаза мне помашет рукой любовник, мол, дорогая, все хорошо, я тут смылся по делам! По большим и малым!

— В туалет я могу сходить и одна! — настаивала я, но оборотень встал и последовал за мной, злобно и ревниво сопя.

— Нет! Я тебя никуда не отпущу! Рядом! — скомандовал он, ведя меня под конвоем в санузел. Не хватало еще живого коридора, отдающего мне честь, фанфар и барабанной дроби, чтобы прочувствовать всю торжественность момента! Раздайся грязь, ее величество Светлана Вторая В Послужном Списке Оборотня решила освежиться!

Пока я чистила зубы, искоса поглядывая на ревнивца, он недовольным взглядом осматривал мои удобства. На всякий случай он заглянул в корзину для белья, проверил шкафчик для порошка и прочей дребедени. Создавалось впечатление, что вот-вот на него выскочит стая голодных любовников!

— А как она пела… Зайчонок пела мне песни и играла с моим хвостом… — послышался мечтательный голос, который тут же стал суровым. — Достаточно! Ты уже и так долго тут возишься. Ни на минуту оставить нельзя! Я вас, женщин, знаю. Стоит отвернуться, как все! Уже с другим снюхались!

Я сплюнула зубную пасту, поглядывая на конвоира. На ночь я решила расчесать волосы по старой привычке.

— Зайчонок так улыбалась, когда я чесался, — задумчиво заметил Рудольф, закусывая губу, а потом поднял глаза на меня, и взгляд у него стал суровым. — Ждешь, когда мне надоест и я уйду? Не дождешься! Теперь мы вместе навсегда!

Слово «навсегда» меня пугало даже больше, чем слово «вместе». А в комбинации они производили непередаваемый эффект.