Венец королевы — страница 8 из 24

Джек встал на третий день. Поведение его сильно изменилось. Он никого больше не задевал, а перед Трэверсом даже извинился, но его прежняя общительность и жизнерадостность исчезли без следа. Он постоянно находился в угнетенном состоянии, избегал всех, в том числе и Трэверса, и целыми днями сидел в библиотеке или в своей комнате.

— Вы что-то совсем скисли, Джек, — сказал ему Трэверс. — Нельзя все время сидеть в четырех стенах. Поедемте со мной на озеро. На машине, — уточнил он, чтобы Джек не подумал, будто его приглашают поехать верхом. — Вода теплая, можно искупаться.

Джек купаться отказался и остался на берегу. Когда Трэверс поплыл к противоположному берегу, он лег на спину, раскинув руки, и стал смотреть на мелкие облака, похожие на стадо веселых курчавых барашков, наперегонки бегущих по лугу. Медленно жуя травинку, он старался ни о чем не думать. Слабый ветер трепал его волосы, приятно обдувал лицо. Лежать бы так и лежать… Озеро, окаймленное на дальнем берегу лесом, а с этой стороны лугами, было похоже на голубой лоскуток, затерявшийся среди бескрайней зелени. Хорошо бы и ему где-нибудь затеряться…

— Вы совсем не будете купаться? — спросил Трэверс, выйдя из воды. — Вода прогрелась даже на глубине.

— Я плохо плаваю, — нехотя сказал Джек и перевернулся на живот, уткнувшись лицом в густую траву.

Одевшись, Трэверс сел рядом с ним.

— Джек, я могу вам чем-нибудь помочь? — спросил он через некоторое время.

Джек судорожным движением оторвался от земли и сел.

— О чем вы, сэр?

Трэверс подождал, не скажет ли он что-нибудь еще, потом встал.

— Раз вы все равно не купаетесь, едем обратно.

Когда они вернулись, к Трэверсу подошел Кейн.

— Сэр, не могли бы вы отпустить меня на два дня? Я получил телеграмму, что моя тетя при смерти, и мне надо быть там.

— Да, конечно. Постарайтесь к воскресенью вернуться: приедет мистер Трентон и вы мне понадобитесь. Впрочем, если вам надо будет там задержаться, оставайтесь.

— Спасибо, сэр. В воскресенье я приеду.

Сев в машину, Кейн рванул с места с такой скоростью, что у доктора Уэйна округлились глаза.

— Сумасшедший! — воскликнул он. — В этом доме все будто помешались! Эта ваша манера ездить, Гордон. Дурной пример заразителен, раньше он так не ездил. Вас обоих нельзя подпускать к рулю!

— Но, доктор, я так больше не езжу, — защищался Трэверс, однако Уэйн одним взмахом своей руки разом отмел все возражения.

— Вы должны ему сказать, чтобы он не смел так носиться!


В хорошую погоду Трэверс перед завтраком обычно полчаса ездил верхом.

Лошадь шла размашистой рысью. Миновав парк, Трэверс выехал на лесную дорогу. Внезапно лошадь шарахнулась в сторону, испуганная шагнувшим с обочины на середину дороги человеком.

— Сэр Трэверс? — хрипло спросил он, шаря глубоко посаженными водянистыми глазами по фигуре всадника; одет он был, несмотря на теплую погоду, в длинное серое пальто с вытянутыми полами, покрытыми внизу грязными пятнами, и мятую коричневую шляпу с отвислыми полями; вокруг шеи обмотан узкий черный шарф.

— Что вам угодно? — холодно сказал Трэверс, сдерживая лошадь. — Здесь частное владение.

— Да-да, владения сэра Трэверса, то есть ваши, сэр. — Бродяга взмахнул рукой, обводя все вокруг широким жестом. — Большие владения, богатые. Очень богатые!

— Что вам надо? Милостыни я не подаю. И перестаньте махать руками, вы пугаете мою лошадь.

— Ха, милостыня! — осклабился оборванец, обнажив крупные, неровные зубы. — Вы, сэр, просто заплатите мне, и мы расстанемся ко взаимному удовольствию. Ко взаимному удовольствию!

Он громко расхохотался, считая свою фразу чрезвычайно остроумной.

— За что мне вам платить?

— Сэр, вы забрали у отца единственного сына. Разве это достойно джентльмена? Конечно, богатому джентльмену легко уладить маленькое недоразумение…

— Что вы несете?

Трэверс тронул коня, но бродяга вцепился в уздечку. Трэверс поднял хлыст.

— У вас живет Джек Картмел, — торопливо сказал бродяга, уклоняясь от удара.

Трэверс опустил руку.

— Какое вы имеете к нему отношение?

— Самое прямое. — Бродяга снова широко ухмыльнулся; его поведение являло собой причудливую смесь наглости и заискивания. — Самoe прямое, сэр: он мой сын.

Лицо Трэверса осталось бесстрастным.

— Во-первых, вы лжете. Картмел говорил, что его родители умерли. Во-вторых, с какой стати я буду вам платить, даже если это правда?

— Отрекся от родного отца! Как нехорошо! Но я его прощаю. Однако разве справедливо, сэр, что сын живет в полном довольстве, а у отца нет в кармане ни пенса? Сэр, восстановите справедливость! — Заискивающие нотки брали верх. — Мне надо так мало, а вы так богаты…

— Убирайтесь вон!

— Не горячитесь, сэр. Когда вы убедитесь, что я говорю правду, вы измените свои намерения. Так ведь для вас лучше будет.

— Вы мне угрожаете? — спросил Трэверс с холодным презрением.

— Как можно, сэр! У меня такого и в мыслях нет! Я про другое думаю. Уж очень хочется мне своего дорогого сыночка навестить. Любящему отцу ходить в гости к своему сыну — одно удовольствие. Прямо хоть каждый день! Да только боюсь, сэр, это будет вам неприятно. Я готов пожертвовать своими родительскими чувствами. Да, сэр, готов пожертвовать! Но мне будет так тяжело! Должно же мне быть хоть какое-то утешение. Вы же понимаете, сэр. Подумайте над моим предложением. Мы еще встретимся. Прощайте, сэр, а вернее, до свидания.

Он отступил на обочину, и застоявшаяся лошадь рванулась вперед по опустевшей дороге. Сделав круг, Трэверс вернулся домой.

— Пришлите Картмела в мой кабинет, — сказал он дворецкому, проходя через холл.

Войдя, Джек остановился возле двери.

— Идите сюда. Садитесь. — Трэверс указал рукой на кресло напротив себя. Джек уселся на самый кончик. — Джек, вы мне говорили, что ваши родители умерли. Зачем вы соврали?

Джек густо покраснел. Накануне от прислуги он слышал, что вокруг дома бродил какой-то оборванец и расспрашивал садовника, поэтому после вопроса Трэверса догадался о состоявшейся встрече.

— Мне было стыдно говорить… Он нас бросил. Давно, мне тогда всего три года было. Потом он изредка появлялся, требовал у матери деньги. Когда она умерла, он перестал приходить, потому что у меня денег не было. Наверное, он боялся, что ему придется помогать мне. Только у него я не стал бы просить. Потом я встречал его несколько раз в городе, но он делал вид, что не узнает меня. Я к нему тоже не подходил. Мы с ним чужие.

— Это с его помощью вы в воскресенье так споткнулись, что потом два дня лежали в постели?

Этот вопрос почему-то испугал Джека. Кровь разом отхлынула от лица, а в глазах появился страх, который он тщетно старался скрыть; он весь съежился и был похож на затравленного зверька.

— Нет, — выговорил он побелевшими губами. — Я сам упал. Споткнулся и упал.

Пожалев его, Трэверс не стал настаивать, хотя был уверен, что Джек лжет и в воскресенье он встречался с отцом. Должно быть, тот сначала обобрал его, а потом еще пригрозил, что явится сюда. Джек, конечно же, не хотел, чтобы тот приходил. Тягостный разговор завершился совсем уж скверно: отец его избил.

«Но чего он боится? — думал Трэверс. — Что я его из-за этого выгоню?»

— Не расстраивайтесь, Джек, вы тут ни в чем не виноваты, — мягко сказал он. — Однако будет лучше, если впредь вы будете говорить мне правду.:

— Да, сэр, — едва слышно вымолвил Джек и пошел к двери.

На пороге он обернулся и порывисто шагнул обратно, но Трэверс уже повернулся к нему спиной. Сникнув, Джек тихо закрыл дверь.

Глава VIII

Джек вставал, как правило, перед самым завтраком, поэтому его присутствие в дальнем конце ведущей к подъезду аллеи в половине восьмого утра было явлением необычным. Уже с полчаса он упорно кружил на одном месте. Издали заметив едущего на велосипеде почтальона, он сделал вид, будто возвращается с прогулки.

— Вы везете почту? — спросил он, когда велосипедист поравнялся с ним. — Давайте мне, я как раз иду домой и отнесу.

Завладев тем, что являлось целью его прогулки, Джек свернул под сень огромных вязов, обогнул замок и поднялся к себе через боковой вход по крутой винтовой лестнице, которой мало кто пользовался. Запершись изнутри, он начал просматривать почту. Газеты он сразу отложил в сторону, его интересовали письма. Адресованные Траверсу он тоже отложил, Барнету и мисс Рамбюр писем не было, доктору пришло письмо от какого-то медицинского общества, и один конверт был адресован Кейну Хелману.

— Из Америки, — вслух сказал Джек. — Не то… хотя… И это…

Он взял письмо доктора, аккуратно вскрыл его, прочитал и, досадливо хмурясь, засунул обратно, затем бросил взгляд на часы и с сожалением посмотрел на письмо Кейна: на него уже не хватало времени. Почту всегда привозили не позже восьми, и задержка могла вызвать подозрение у принимавшего почту дворецкого. Прячась в тени деревьев, Джек бегом вернулся обратно на то место, где встретил почтальона, и оттуда, не торопясь, по середине аллеи двинулся к подъезду.

— Вот почта, мистер Уилсон. Я гулял и встретил почтальона. — Дворецкий казался Джеку человеком не очень сообразительным, но на всякий случай он решил направить его мысли в другую сторону, а заодно кое-что выяснить. — Посмотрите, какая здесь интересная марка, — он показал письмо Кейна, отлично зная, что марки — давнее увлечение почтенного дворецкого. — Она серийная?

Уилсон взял письмо с поразительным для его дородной фигуры проворством.

— Нет, не серия, а жаль. Хотя марка интересная… Надо будет обязательно напомнить мистеру Хелману, чтобы он дал мне конверт, — озабоченно пробормотал он.

Все обитатели дома отдавали ему пустые конверты, и добытые таким способом марки составляли основную часть его коллекции.

— У вас много американских марок? — невинно спросил Джек.

— Мало, всего двадцать восемь.

— Это все от писем мистера Хелмана?