тересная, не так ли? Всего пару дней назад я встретился тут с одним, кто сказал, что ходит в женских…
— А вы уверены, что он был в порядке? — с сомнением уточнил Мартин у господина Слаба. Он слышал разговор, что в каком-то отдаленном лагере здоровенные лесорубы вдруг решили носить женскую одежду и распевали песни про свои могучие топоры, но с трудом в это поверил. До сих пор.
Лесоруб проигнорировал его вопрос:
— Что ж, Мартин, разве ты не славный малый? — сказал он, потом повернулся к Фрэнку. — А ты парень, почему решил податься сюда?
— Что ж, господин Слаб, я собирался обручиться с одной девушкой, но вмешался другой парень… — он смолк.
Господин Слаб вытянул вперед руку:
— Не продолжай, малец. В этих холмах полно тех, кто хотел бы уйти, куда глаза глядят. Значит, как только у тебя в кармане зазвенят денежки, тебе обязательно нужно будет взглянуть в Биггервудский каталог. Что ж, вы оба выглядите многообещающе. Тогда подписывайте бумаги, и не станем болтать попусту. Можете приступать завтра с утра, а там поглядим. Если вы не дураки, то уйдете отсюда богатыми. А если сплохуете на сплаве, что ж, я отправлю вашим родным мамашам ваши денежки, чтобы они смогли вас по-человечески схоронить.
Он плюнул на большой палец, и парни заключили с лесорубом сделку по обычаю, который довольно популярен по всему миру.
— А сейчас я расскажу вам, что случится в следующие полчаса, — с широкой улыбкой произнес господин Слаб. — Вы пойдете туда, откуда стволы попадают на сплав, посмотрите и поучитесь. И для этого мне не нужна предсказывающая сосна! — он рассмеялся и похлопал ствол ближайшего дерева.
Но едва его пальцы прикоснулись к коре, как его челюсть отвисла и капюшон упал вниз, открыв перекошенное от страха лицо.
— Парни, — с заиканием произнес он, и это само по себе было пугающим, что такой тертый жизнью человек принялся так заикаться. — Убирайтесь немедленно. Живо! Спускайтесь с горы. Нам скоро предстоит нешуточная драка… всего через пять минут! А мне нужны те, кто знает, с какой стороны браться за топор, — с этими словами он развернулся и побежал с криками к остальным лесорубам.
Потрясенные Мартин с Фрэкном переглянулись, и наконец Фрэнк нерешительно протянул палец и приставил его к дереву. В его голове вспыхнула внезапная череда картин: разноцветные красивые создания в бархате и перьях, их раскрашенные краской тела падают вниз с макушек деревьев. Но в боли и смерти, которые они несут с собой, нет ничего красивого. Потом он увидел торчащий из воды меховой капюшон, обрамляющий голову господина Слаба. Того самого господина Слаба, который настолько ослаб, что потерял собственную голову.
Натыкаясь на лесорубов, парни побежали в лес, к заснеженным полянам, обещавшим спасение.
Но оказались не достаточно проворны. С внезапным свистом из гущи деревьев бурей налетели эльфы — высокие, беспощадные эльфы в перьях и бархате поверх туник, превращавших их в подобие слетевших с темных верхушек хищных птиц.
На несколько минут разразился бой лесорубов против эльфов, с поддержкой Игоря, который приговаривал:
— Поштаянно прикашайтещ к шошнам. Это их бешпокоит и они жабывают какой шейчаш день. А пока не опомнелищ, жадайте им хорошенько.
Лесорубы никогда не боялись драки, и ужасный метал погубил не одного эльфа, но их появлялось все больше. Наконец они совсем запрудили лагерь, разрушая шалаши, забрасывая поленья в реку, эльфы взбирались на деревья, завывали и хохотали над лагерем. Было в них что-то неестественное… что-то что забиралось внутрь голов могучих лесорубов, заставляя их падать на колеи, побросав топоры, и расплакаться, вспомнив о своих мамах, и умолять победивший волшебный народ о пощаде…
— Я же говорил вам. Убирайтесь, прыгайте в реку, парни, — закричал господин Слаб, разрубая топором подкравшегося со спины эльфа. — Река быстрее эльфов. Со мной все будет ХОРОШО.
Мартин поверил ему на слово, но Фрэнк видел будущее, и знал, что «ХОРОШО» господину Слабу не будет. Так что Мартин запрыгнул в одну корзину, Фрэнк следом во вторую, господин Слаб нажал на рычаг, и… и корзина отвалилась и полетела! Вниз по скачущему течению, вниз с горы, вокруг ужасных уступов, что ребятам пришлось налегать на нее из стороны в сторону, чтобы не разбиться вдребезги. Промокшие до нитки, со всех сторон окруженные сплавляемым лесом, им приходилось уклоняться от стрел сопровождавших их и все прибывающих в горы как полчища насекомых эльфов.
Это было дико, это было захватывающе, почти убийственно… и это единственное, что они смогли рассказать позже, потому что абсолютно убитые люди обычно ничего уже рассказать не могут.
Еще это было пугающе. Самое страшное, что случалось с каждым из ребят. Даже за ревом воды они слышали вопли лесорубов. А там, там… следом за ними по воде приплыло то, что никто не хотел рассматривать внимательно.
Их путешествие закончилось в затоне между стволов деревьев. На перевалке было полно людей, крупных, здоровых с металлом в руках, очень злых из-за испорченного леса. Пока они собрались идти наверх, оттуда были слышны смех и вопли… а потом все стихло. Эльфы ушли.
Мельник из Вонючек[42] был человеком благочестивым. Мельница сама по себе сложно устроена, и ее колеса вращаются постоянно в разных направлениях. Его настоящим кошмаром, который, как он надеялся, никогда не случится в жизни, была поломка мельницы, когда все эти сложные колеса разъедутся в разные стороны. Но пока они вращались, вращались хорошо, и мельник был самым счастливым человеком на свете, потому что хлеб нужен всем.
Однажды ночью явились эльфы, и о! — они начали шутить с мукой, дырявили мешки, бросали в зерно насекомых и посмеивались над мельником.
Но они совершили огромную ошибку.
Мельник молился Ому, и когда он получил его ответ… или скорее то, что он принял за ответ в своей голове как раз такой, какой он хотел услышать от Ома… он передал его эльфам. Пока мельница работала, вокруг эльфов вращались колеса из железа, чудесного железа, холодного железа — как в часовом механизме.
Мельник запер на мельнице все выходы, чтобы никто не мог оттуда выбраться. Всю ночь были слышны крики, и когда его друзья спросили его как он это устроил, он просто ответил:
— Жернова в Вонючках мелят медленно, зато очень тщательно.
В Спящей Лощине старая матушка Григгз проснулась с запутанными в страшный клубок волосами в своей постели, набитой ужасно колючим чертополохом… под хохот эльфа, сидящего верхом на упавшей на колени в конец измученной от ночной скачки буренке…
Старый, горбатый зеленщик тянул свою тележку — единственное средство своего существования — на городскую площадь, напевая: «Вот огурцы, чтобы попрятались гномцы, а вот от эльфов лучок, чтобы заболел у них бо… ай!»
У подножия Овцепиков юная девица по имени Эльза щекоча цветком подбородок вдруг отпустила руку своей младшей сестры, позволив малышке уйти к реке, пока сама сидела, влюбленно уставившись в глаза отцовского осла… а неосторожный путешественник удалялся все дальше в лес, танцуя под бесконечную эльфийскую музыку, которую исполняли окружившие его эльфы, веселящиеся над его беспомощностью…
Цапель Загнанный — бог всего мелкого и мягкого, употребляемого в пищу — забрался под куст и спрятался там, пока эльфы забавлялись с семейством юных кроликов…
Глава 14Сказка о двух королевах
Тиффани забрала Ночную тень, ставшую теперь очень мелким и несчастным существом, на отцовскую ферму, спрятав ее на время путешествия под своим плащом, а на месте помести в ее под охраной фиглов на старом сеновале.
— Здесь чисто и тепло, — объяснила она, — и нет железа. Скоро я принесу тебе поесть. — Тиффани строго посмотрела на фиглов — у них был предвкушающий вид. Скоро эльф останется сам по себе. Что же им с ним сделать? — Роб, Двинутый Крошка Артур, Великучий Ян, я лишь схожу за мазью для Ночной тени, чтобы помочь ей с ранами, а вам запрещается ее трогать, пока меня не будет. Ясно?
— Ой, агась, — весело ответил Роб. — Геть офски и оставь редиску нам. — Он посмотрел на эльфа. — Ежель тот эльф чо удумает, ну знашь, мы забронены. — Он покачал своим мечом, чтобы стыло ясно, что у него чешутся руки пустить его вход.
Тиффани повернулась к Ночной тени:
— Я карга этих холмов, — сказала она, — а эти фиглы слушаются моих наставлений. Но они не похожи на тебя и твой народ, поэтому я предлагаю вам, мадам, унять характер и соблюдать правила игры. Иначе будет расплата.
А потом она и в самом деле ушла. Но быстро обернулась туда и обратно, поскольку не доверяла эльфу, а фиглам еще меньше.
Когда Тиффани вернулась и намазала Ночную тень мазью, стало казаться, что с каждым движением маленький эльф расцветал сильнее, становясь все красивее. Вокруг нее начали сверкать искры, которые стали обволакивать все вокруг словно сиропом. Эльф пропел:
— Разве я не красива? Разве не умна? Я величайшая королева из всех королев!
Тиффани показалось, что ее ощущения изменились. Но она была к этому готова и подумала: «Не на ту напала, дружок». В слух она произнесла:
— Не пытайся пробовать на мне свои эльфийские штучки, мадам!
Но все равно ощущала на себе эльфийскую магию, словно медленное наступление рассвета…
Поэтому она прикрикнула:
— Не пробуй на мне свое очарование, эльф! — И добавила пастушью поговорку, которую часто повторяла Бабуля Болит: — Ян-тан-тетра, — повторяла она снова и снова, пока эти слова не помогли ей полностью очистить разум.
Сработало. Ночная тень сбавила напор, но превратилась в деревенскую девочку, пастушку. Но это была волшебная пастушка — у нее было платье, которое никогда не стала бы носить ни одна настоящая пастушка: в лентах и бантиках, из-под юбки выглядывали туфельки с чуть загнутыми носочками, а на голове красовалась симпатичная соломенная шляпка. Тиффани поняла: эльф почти точно произвел хорошо знакомый ей наряд — это была копия фарфоровой пастушки, которую она когда-то подарила своей бабушке. Как она помнила, Бабуля Болит тогда сильно рассердилась. Как смеет этот