[59] — оказался огромным и очень хищным. У него было больше зубов, чем Тиффани когда-либо видела в одном месте. Потом промелькнул водный скорпион, в панцире и с ужасающими клешнями. Но никто из них не обращал на нее внимания. Такое чувство, что она была здесь по праву.
А потом показалось существо поменьше по виду напоминающее взрыв синих шипов. Оно заинтересовалось Тиффани.
«Эхиноид»,[60] — прошептал Обидчивый Сует.
— Совершенно верно, — произнесло существо. — Я и есть корона пастуха.[61] Глубоко внутри меня кремень. И мне есть множество применений. Некоторые называют меня морским беспризорником, другие «куриным божком», но здесь и сейчас называй меня короной пастуха. Я ищу настоящего пастуха. Где мне его разыскать?
— Давай подумаем, — услышала Тиффани свой голос: — Меня зовут Тиффани Болит, и мой отец лучший пастух в округе.
— Мы хорошо его знаем. Он действительно хороший пастух, но не самый лучший. Скажи, кто настоящий король.
— Что ж, я простая ведьма, но помогу чем смогу. Мне приходится много трудится, помогая людям.
— Да, — ответил эхиноид. — Мы и это знаем.
«Я разговариваю под водой с морским существом, — подумала Тиффани: — Это нормально?» Это было Первомыслие, а не Здравомыслие,[62] напомнил ей ее ум.
«Это странно, — произнес голос доктора Суета в ее голове. — Но не страньше, чем свалиться в кроличью нору с колодой карт в руке».[63]
«Давай-ка подумаем над этим, — хором заявили Здравомыслие с Глубокомыслием. — Если бы повсеместно попадались говорящие морские обитатели, мы бы об этом знали, так что этот какой-то особенный для тебя».
Откуда-то издалека, словно отголосок океана времени, раздался голос: «Тиффани Болит — лучшая среди всех пастухов, потому что ставит нужды других превыше личных…»
Корона потеплела в ее руке, и из ее глубины проникло золотистое свечение. Передававшаяся из поколения в поколение фамильная реликвия Болитов: от Бабули Болит — Джо Болиту, а теперь доставшаяся Тиффани…
Внезапно море исчезло, и она снова оказалась посреди темноты, но магия не исчезла, и она увидела, как медленно, очень медленно из почвы над ракушечником появляются кости, сближаются и становятся… двумя фигурами.
Гром и Молния! Бабулины овчарки. Лучшие овчарки на свете. Лучшие для лучшего в мире пастуха.
И вот они уже сидят у ее ног, прижав уши, и Тиффани чувствует, что может протянуть руку и почти коснуться их. Почти. Но нельзя. Потому что если она это сделает, станет частью их… не затянет ли ее саму в землю, и не останутся ли ее кости там лежать навечно…?
— Рядом, Гром. Стой смирно, Молния, — подбадривая себя, она прошептала знакомые команды.
А потом вдруг проснулась в знакомой комнате. Ты лежала поперек ее ног, а с соседнего дерева в окно за ней наблюдали совиные глаза.
И кто-то стучал в окошко.
А полная луна величественно сияла над каменным кругом, освещая путь своим своенравным детям, пустившимся в путь в ее блеске…
Глава 18Венец пастуха
В окне появилось лицо Роба Всякограба:
— Брюквы всходят до нас, госпожа Тиффани. Почалося!
— Значит, кричите: «Кривенс!» и созывай клан! — приказала Тиффани, видя как из-под кровати, откуда они следили за ней, выскакивают фиглы. Один даже прятался в ее ботинке… сейчас он запутался в шнурках с воплем: «Так-растак! Замуровали, брюквы плюгавые!»
«Ботинки! — подумала Тиффани. — Нужно было захватить на бой ботинки Матушки Ветровоск. Они бы придавали мне сил». Но потом отбросила подобную мысль: «Нет. Это моя земля. Плоть от моей плоти. Мои ноги, мои ботинки и мой собственный путь…»
И поспешно натягивая платье, не переставала себя мысленно ругать, пожалев, что не спала прямо в одежде: «Ну, что я за лидер за такой?»
Нагнувшись за ботинками, она почувствовала в кармане своего лучшего черного платья оттягивающий карман вес… откуда она достала пастушью корону, которую думала оставила на полке. Может она просто забыла, как сама переложила ее потом перед сном? Как раз на подобный случай?
Повернувшись лицом к луне, она спросила:
— Что такое венец пастуха? Кому он служит?
И в ответ прямо в ее голове услышала: «Тиффани Болит. Земле под волной».
Она быстро обмотала вокруг короны кожаный ремешок и завязала ее на шее. С ее силой она вступит в бой. В ней заключена сила многих поколений Болитов. И Бабули Болит — лучшего пастуха на все времена.
Затем она сбежала по темным ступеням вниз и выбежала за дверь, заперев ее за собой. И ничуть не удивилась, увидев сидящую рядом с помелом довольную и мурлыкающую Ты. Из амбара как раз появилась Ночная тень в сопровождении Двинутого Крошки Артура.
А потом под уханье своих ночных пернатых союзниц она летела сквозь серебристую темноту с эльфом за спиной на облепленном помеле, с прутьев которого гроздьями свисали фиглы…
В это самое время в Ланкре Нянюшка Ягг спала, и ее храпом можно было валить деревья. Внезапно раздался негромкий хлопок, который можно описать так: «Чпок!», и Грибо проснулся и, принюхиваясь, повел носом.
Нянюшка Ягг спала, не раздеваясь. В конце-то концов, решила она, кто знает, когда именно заявятся эти эльфы?
— Грибо! Быстро звони в колокол! — крикнула она коту.
Тот внезапно исчез, но был виден его размытый силуэт спешащий на большой скорости к замку. Его запах, который было невозможно ни с чем перепутать, следовал за ним. Едва часовой заметил бегущего кота, как бросился следом к колокольне.
Едва прозвучал главный колокол, как замок мгновенно осветился в каждом окне зажженными свечами, а следом за ним осветился и соседний город Ланкр. Колокол! О какой опасности он предупреждает?
В королевской опочивальне королева растолкала все еще продирающего глаза короля со словами:
— Веренс, дорогой, не поможешь мне облачиться?
В ответ король вздохнул:
— Послушай, ну почему я не могу оправиться с тобой? Ведь там может быть опасно.
Маграт улыбнулась. Такой улыбкой улыбаются любимым, но назойливым мужьям. Это был старый спор.
— Кто-то же должен остаться дома, — ответила она. — Все как в шахматах. Королева должна спасать короля.
— Да, дорогая, — сказал король и открыл шкаф, в котором хранились доспехи Королевы Инчи. Инчи Вспыльчивая была самой свирепой королевой-воительницей Ланкра. Так утверждают предания, даже если ее на самом деле не существовало. Но народ Ланкра не позволял такой незначительной детали помешать включать ее в официальную историю страны, поэтому данный комплект доспехов был создан в полном соответствии с созданным образом. Маграт надевала эти доспехи во время прошлого нашествия эльфов, так что было бы правильно надеть их сейчас.
Когда дверь открылась, Маграт показалось, что она расслышала едва слышный сигнал «к оружию!». Доспех жил собственной жизнью и всегда ярко блестел, даже в кромешной темноте. Веренс помог ей облачиться в кольчугу, которую Маграт мысленно называла «ночнушкой»,[64] потом сунула ноги в тяжелые сандалии с шипами, и водрузила на голову крылатый шлем. Финальным штрихом стала кожаная перевязь.
Веренс хотел было обнять ее, но передумал. В ее костюме было слишком много шипов. Но он любил свою супругу до беспамятства, поэтому снова вызвался поучаствовать в предстоящей схватке.
— Маграт, любимая, — прошептал он: — как-то обидно выходит, что король не может участвовать в сражении.
— Веренс, ты хороший король, — твердым голосом ответила супруга: — Но это ведовские дела. Кроме того, кто-то же должен присматривать за поданными и нашими детьми. — Королева — точнее Маграт — чуть покачнулась под весом доспехов и беззвучно прошептала небольшое заклинание: «Королева Инчи, величайшая из королев, сделай мои доспехе легче». И, внезапно, она почувствовала себя сильнее — гораздо сильнее, чем когда-либо прежде.
Взяв в одну руку арбалет, а в другую — помело, она почти спорхнула по лестнице в главный зал замка к остальным ведьмам, которые по большей части оставались еще неглиже и воззрились на нее с диким изумлением. Дикое изумление может принимать различные формы, и каждая из ведьм, многие из которых еще были в подштанниках, изумилась королеве по-своему, и эти изумления остались висеть в воздухе под стропилами.
Голосом королевы Инчи Маграт прокричала:
— А-ну, подъем, девушки, и в атаку! Все началось, дамы, так что надевайте свои самые крепкие подштанники и готовьте метла к бою! — Она перевела взгляд на единственную полностью одетую ведьму, опрятную и даже щеголеватую, к общему стыду, и всего за три минуты. — Это касается и вас, миссис Ирвиг.
В задних рядах послышалась тихая возня и внезапный грохот, в результате которого целая группа ведьм очутилась на полу.
— Что случилось? — выкрикнула Маграт все еще голосом королевы Инчи.
— Да это все Высоко-Худая-Низко-Толстая Салли! Она умудрилась сунуть обе ноги в одну штанину! — ответила миссис Прост. Ставшую низкой и полной, как низко идущий грозовой фронт, Высоко-Худая-Низко-Толстую Салли дружными усилиями быстро подняли на ноги.
Мисс Ирвиг с довольно самоуверенным видом объявила:
— Я просмотрела мои диаграммы. Знамения благоприятные.
— Что ж, у нас знамения десяток за копейку, — объявила миссис Прост. — У нас их навалом. В конце концов, мы все ведьмы.
Тут дух королевы Инчи вселился в Маграт, которая объявила:
— По метлам!
В старом амбаре господина Объезда Мефистофель осторожно потрогал спящего Джоффри копытцем. Юноша подскочил на соломенной циновке и увидел, что старики, тоже расположившиеся на бивуак в амбаре, уже встали, слегка поскрипывая, и готовятся к предстоящему бою, справляя нужду в ведро.