— Серёж… Доносить на братьев — не есть хорошо.
— Разве я доношу? Если по правде — разве я рассказал тебе что-нибудь новое?
— Так с какой целью рассказал-то? А действительно давай по-честному. Ты ведь хочешь мне что-то доказать. Например, что Юрка — парень так себе. Верно ведь? Чего же ты хочешь добиться?.. Хватит смелости сказать прямо? — Меня словно бес толкал в спину, до безумия захотелось бросить в лицо то, что даже я предпочитал никогда не произносить. — Ты намекаешь, что Юрка не годится в наследники?
— Пап… правда… Ничего подобного не думал. Клянусь!
— Серёж! Мы говорим честно!
— Честно? Я вообще не думаю, что ты когда-либо рассматривал кандидатуру Юри. Яромеру нет конкурентов.
Ярость отступила так же быстро, как и нахлынула. Остался один стыд. Тем и плох алкоголь — кто в состоянии совершенно контролировать изменённое состояние? Да, конечно, по идее я могу многое себе позволить, и от меня всё снесут. Но куда почётнее и разумнее всегда держать себя в руках. Особенно с домочадцами — с ними мне всю жизнь жить бок о бок, их любовь и преданность наверняка окажутся бесценными, а одно слово, сказанное по глупости или в расслабленном злобном состоянии, способно навеки поселить в душе обиду и отравлять наши отношения.
Кстати, приятно было убедиться, что мои люди не из болтливых. Об изменениях, внесённых в завещание, пока знают только причастные к этому делу люди.
— Яромиру есть конкуренты. Десять штук конкурентов, и, может быть, ещё появятся. Ты уже в курсе, что после войны я снова женюсь?
— На ком?!
— Твоя мать ещё не решила.
— Дожала всё-таки? — Серёжка понимающе заулыбался. — Даже и в этом случае всё равно лучше выбирать самому: дочку кого-нибудь из потенциально выгодных союзников. Рохшадер, Бадвем, Урхель…
— Выбирать нужно человека, — возразил Егор с потешно-серьёзным видом.
Впрочем, почему «потешно»? Ему четырнадцать, по имперским законам парня уже можно женить, и если он размышляет о таких вещах, это свидетельствует о серьёзности, а не о забавной детской игре в серьёзность.
— При чём тут человек? Если бы отец хотел выбрать себе приятную младшую спутницу, то давно уже сделал бы это. Но речь не о любезном общении с новой женой. Тут нужна выгода, нужен союз между областями, между могущественными семьями. Особенно сейчас.
— Всё равно, жить-то с человеком, а не с договором о союзе.
Я с интересом слушал их спор, поглядывая то на одного сына, то на другого. И мне уже не казалось важным, что они столь беззастенчиво обсуждают мою особу. Куда любопытнее их отношение к очень важному жизненному вопросу. Втройне важному в патриархальном мире, где принято жить огромными семействами в три-четыре поколения.
— Мама поехала в Рохшадер, познакомиться с Джасвиндрой, младшей дочерью господина Абареха.
Ответом было искреннее изумление на лице Серёги.
— Неужели мама тоже понимает в таких делах?
— Мы воюем с народом, у которого главенствуют женщины, — сказал Егор. — Ты ещё сомневаешься, что они способны многое понимать?
— Уверен, для нашего противника матриархат — всего лишь вывеска. На самом деле и у них, конечно, важные вопросы решают мужчины.
— Пока не взглянешь на мир изнутри, не поймёшь.
Поразительно было это суждение, прозвучавшее в устах четырнадцатилетнего подростка. Пожалуй, я новыми глазами взглянул не только на Егора, но и на всех своих детей. Они ведь росли совсем в других условиях, чем я сам. Кто-то из них, несомненно, усвоит лишь то, что на их долю выпал счастливый жребий, им дано намного больше, чем другим соотечественникам, и этим можно и нужно пользоваться. Многие ли сумеют увидеть в своём высоком происхождении изначально большую ответственность?
Интересно, к какой категории относятся Серёжа и Егор? Только жизнь сможет поведать об этом.
На следующий день в виду ворот уже был возведён огромный яркий шатёр с золотой полосой над входом. Вокруг шатра вкопали с десяток столбов, увенчанных яркими бунчуками — по крайней мере, с расстояния те штуковины с красочными конскими хвостами походили именно на них — и подобием бумажных китайских фонариков. Поодаль теснились юрты размером пониже, но тоже очень большие, и между ними работники потихоньку натягивали широкие полотнища разных цветов. Очень красиво.
Один из пленных, которому продемонстрировали приготовления, пояснил, что, судя по внешним признакам, здесь определённо собирается обосноваться глава клана. Он был ободрен обещанием, что вот-вот начнутся переговоры об обмене пленными по принципу «все на всех» (больше ему ничего не было известно), потому держался очень любезно, с охотой отвечал на вопросы. И сиял надеждой.
Слушая его пояснения по поводу того, что означает тот или иной столб или поднятая на него конструкция, я с любопытством разглядывал шатёр. Вот это понимаю — палатка! Внутри, наверное, можно было бы даже бал устроить. Интересно, насколько там внутри комфортабельно? И как они не боятся размещать главу клана в зоне действия наших орудий? Конечно, у нас перемирие, однако тут ведь речь о жизни столь важного лица! Если это доверие, то и нам с Аштией не зазорно продемонстрировать своё. А если хитрость или ловушка, то… То всё равно придётся идти.
— Я всё продумала, — сказала мне госпожа Солор. — Вот заклятие экстренного оповещения. — Она продемонстрировала мне подвеску, которую без труда можно было спрятать в ладони. — Если я приведу его в действие, немедленно последует вылет вершников, которые снимут возможную защиту. А затем пойдёт залп всех орудий.
— Прямо по шатру?
— По всем шатрам. Пламя выкосит всю эту область. — Она показала рукой. — Системы нацелены. Но мне нужно твоё согласие.
— Моё? А согласие Оэфии ты уже получила?
— Конечно.
— Абарех тоже согласился?
— Слушай, Абарех ведь боец. Он многое прошёл, многое видел, и прекрасно всё понимает. И отпускал жену, понимая возможные последствия.
— Вопрос в том, как он истолкует налёт. По сути ведь получится, что мои же войска лишат его супруги.
— Важнее то, что один этот залп заодно лишит Серт и Солор их глав. Но мой Мирхат уже сможет справиться сам. А кого ты назвал наследником?
— Сергея.
— А Яромер? А Юри?
— Юрка сошёл с дистанции, даже на неё не вступив. А что касается Ярки… Знаешь, он отличный военачальник. Но хорошим лордом ему не стать.
— Хорошо, что тебе есть из кого выбирать. — Аштия смотрела на меня рассеянно, но именно такой её взгляд свидетельствовал о напряжении ума или чувств. — Как считаешь, кого из твоих людей мне следует поставить в известность о задуманном? От имени государя.
— Никого. Я сам. Это будет моя ответственность и моё решение.
— Твоё решение подобного рода они могут не принять. Другое дело — распоряжение государя.
— Примут. Куда денутся.
— Мне нравится, каким твёрдым правителем ты стал за минувшие двадцать лет, — одобрила она. — И не скажешь, что вышел из людей, которых называют «никем».
— А значит что? Я просто-напросто никогда «никем» не был.
— Был, был… Иногда нужны особые условия, чтоб разглядеть в таком «никто» кого-то. Ты, надеюсь, не обиделся?
— Я уже привык понимать твои слова именно так, как они сказаны.
— А раньше, помню, обижался.
— Разве?
— Не говорил. Старался не показывать. Но я же видела. Я умею видеть такие вещи.
Я протянул ей ладонь, как если бы хотел рукопожатия, хоть подобное приветствие у имперцев и не принято. Мы так уже делали, и она привыкла на пару мгновений сцепляться пальцами.
— Ты иногда бываешь просто кошмарной. Но как друг — сойдёшь.
— Ты тоже редкостная скотина. Однако приходится мириться с твоими недостатками, потому что преданность и последовательность — важнее… Ну что, именно так у вас принято обмениваться любезностями?
— Именно так… Кстати, когда нам предстоит встречаться с гостеприимными «соседями»?
— Уже послезавтра.
Может, и хорошо, что я почти не задумывался над словами Аштии. Спокойно закончил с делами, спокойно поднялся к себе, и на следующий день распоряжался безмятежно. Даже Тархеб, первым посвящённый в суть задуманного, кажется, не сразу поверил, что мы всерьёз решились — похоже, его сбивало с толку моё поведение. И легкомысленное равнодушие тоже.
Когда же поверил, видно было, что сразу отказался от идеи переубедить. В безмятежности смертника истинный имперец видел железобетонную решимость и уже не пытался оскорблять его уговорами. Мы собрались вчетвером — Тархеб, Фикрийд, Рехаб и я — чтоб написать новый документ, долженствующий обеспечить Серт новым главой, если мне суждено погибнуть. Я всего лишь вторично зафиксировал свою волю и сделал наследником четвёртого сына, семнадцатилетнего Серёжку. Записал также, что Яромир должен заниматься вооружёнными силами области, а Егор — хозяйством.
И равнодушно отдал бумагу секретарю. Когда пишешь завещание с десяток раз, начинаешь относиться к этому процессу, как к обыденной части жизни. Привыкаешь.
Но вечером навалилась тоска. Можно было уже и расслабиться — меня никто не видел. Я развернул на столе большой лист шёлковой бумаги, стал писать письмо жене. Если я погибну, она получит его, когда вернётся в Ледяную крепость. Если останусь жив, то сам решу, что с ним делать.
Меня вдруг прихватила сентиментальность — отложив письмо, нагнулся вытащить сундучок с вещами, оставшимися от моего прошлого. Их немного, но они есть, и хранятся в полном порядке.
Даже паспорт уцелел. Из пещеры, которая привела меня в этот мир, я, разумеется, вышел со всеми документами и походным снаряжением, а потом забрал свой скарб из императорского замка заодно с остальными личными вещами. После того, как женился, положил реликвии дома и никогда ими не пользовался. Конечно, телефон давно сел и отключился, наручные часы остановились, потому что я начал забывать их заводить, а вот ключи от квартиры, водительские права, банковская дебетная карта, рюкзак, ремень от джинсов, горсть монет и несколько купюр — в полном порядке. Вот всё моё добро.