– Когда, вы сказали, она жила?
– В одиннадцатом веке. Но этот портрет, конечно, восемнадцатого века, сделан по сохранившимся изображениям царицы.
– Какой у нее необычный венец!
– Да, вы правы, он очень необычный. По преданию, этот венец принадлежал еще римскому полководцу Крассу. Тому самому, который победил мятежного гладиатора Спартака. Да и тому достался от какого-то восточного правителя, то есть происхождение этого венца теряется в глубине веков.
– Вот такая история… – сказала тетя Таня, вернувшись из своей молодости, и сразу стала выглядеть на свой настоящий возраст. – Конечно, сейчас я понимаю, что половину из всего сказанного в тот день доцент, разумеется, приврал. Или, если поприличнее сказать, приукрасил, чтобы перед девушками покрасоваться. И что интересно, рассказывал он про это только мне, потому что Людмилке-то вся эта история была, как наш Шурик выражается, «по барабану». Она ни про полководца Красса, ни про царицу Тамару слыхом не слыхала. Вообще непонятно, для чего она в университет поступала…
– А экзамен ваш доцент у нее принял?
– Да экзамен-то он принял, но только она через год все равно учебу бросила, вышла замуж за своего летчика и осела с ним где-то далеко. Поначалу мы переписывались, двоих детей она родила, а потом как-то связь потеряли. Поначалу писала, что скучно в глуши после большого города, потом привыкла. Зато семья, дети… А что толку, что у меня работа была интересная, диссертация, книгу даже мы с одной ученой дамой написали… В старости вот одна совсем…
– Ну, не одна, я же есть… – Даша погладила тетку по плечу.
– И Арчи! – рассмеялась тетя Таня. – И вот что я тебе скажу, Дарья, уж извини за прямоту. Выходи замуж! Знаю, что вы сейчас туда не торопитесь, тянете, как только можно. И с детьми не спешите, некоторые вообще не заводят. Так вот скажу тебе, что неправильно это. В старости все аукнется. Так что выходи замуж, не тяни.
– Да за кого выходить-то? – не выдержала Даша. – Думаете, на меня очередь стоит? И все богатые, с квартирами и капиталами? И главное, как говорят, с серьезными намерениями?
– А ты вокруг посмотри, может, кого и найдешь… Потребности свои умерь, принца не жди на белом «Мерседесе»… найди просто хорошего человека…
– Да куда уж принца… Ладно, пойду я уже, у меня сестра дома голодная, – спохватилась Даша и изготовилась бежать, чтобы не рассказывать тете Тане про то, что на Аньку напали. Еще не хватало волновать пожилого человека.
– Иди уж… – вздохнула тетка, – телефон не забудь!
Снова она посмотрела на фотографию ключика, а потом перелистнула на снимок драгоценности. Прищурилась, увеличила снимок, вгляделась пристально.
– А знаешь, что это? – удивленно проговорила тетя Таня. – Это копия того венца, который я видела тогда на портрете. Доцент еще говорил, что это портрет царицы Тамары.
– Ну-у… это когда было…
– Я хорошо помню этот портрет, так перед глазами и стоит! Конечно, его не с натуры писали, но венец-то мог сохраниться до восемнадцатого века! Во всяком случае, тот, кто этот крошечный венец делал, большой венец точно видел!
«Знать бы еще, кто его сделал, – с тоской подумала Даша, – и как это все ко мне относится…»
Когда она, нагруженная сумками, как вьючный верблюд, явилась домой, то нашла сестру в относительно приличном виде. Анька причесалась, приняла душ, прибралась немного на кухне и даже запустила стиральную машину. Дашу она встретила приветливо, не кривила физиономию, как обычно, очевидно, обрадовалась, что та еды принесла. Сказала, что приходила соседка, обработала рану, велела ничего больше не делать – само заживет.
Они долго ужинали на кухне и болтали о разных пустяках, чего не случалось уже очень давно. Потом сестра сказала, что отчего-то ее клонит в сон, и Даша не высказала ехидного замечания насчет того, что есть меньше надо, а то желудок на глаза давит, в общем, обошлось. Сестра ушла к себе, а Даша мыла посуду и размышляла.
Вопрос был один: что ей теперь делать? Куда, что называется, податься? Эти люди от нее не отстанут. И хотя теперь ей ясно, что конкретно они ищут, Даша и не подумает им эту драгоценность отдавать. Вот ни за что!..
Человек, что жил на Измайловском проспекте, жизнь за эту вещь отдал, да и его жена или подруга, наверно, тоже уже мертва. Но что, если они опять придут в квартиру? Или похитят Дашу прямо на улице… Нужно что-то делать, но что?
Что толку, что она узнала у тети Тани, что на ключе герб древнего рода Багратиони? Знать бы еще, какую дверь этот ключ открывает. Или что крошечный венец – копия настоящего венца, который принадлежал когда-то царице Тамаре, а возможно, у него и более древнее происхождение. Вот уж это только легенды.
Даша услышала, как в сумке заливается телефон.
Андрей… Вот что ему нужно-то? Если сбросить звонок, он поймет, неудобно получится…
– Дашунчик, ты что, мои сообщения не получаешь?
– Что? Сообщения? Ах да, что-то с телефоном, – соврала она. – А что случилось?
– Ничего не случилось, – он удивился, – думал, у тебя что-то случилось. Беспокоился, между прочим. Мы же хотели встретиться, время провести. Давай завтра, а?
– Я не могу! – тут же выпалила Даша. – Сестра болеет, я после работы сразу домой!
– Да-а? – протянул он, и Даша со стыдом вспомнила, как в свое время сама же жаловалась на сестру, и Андрей знал, что отношения у них отвратительные. Ох уж эта глупая бабья болтливость!
– Потом как-нибудь, на выходных, ладно? – пробормотала она смущенно.
– Ладно-ладно… на выходных… – протянул он с непонятной интонацией.
– Что это было? – Сестра стояла в дверях своей комнаты, вытаращив глаза. – Это я больная и за мной надо ухаживать? И даже свиданием с хахалем жертвовать?
Даша только махнула рукой.
– Ты что, с ним поругалась? – От Аньки не так-то легко было отвязаться.
– Нет. Просто он мне надоел, – ответила Даша и осознала, что это чистая правда.
Но говорить об этом не хотелось, поэтому она поскорее закрыла дверь у сестры перед носом. И снова стала думать о важном.
Вернемся к началу истории.
А началась эта история с телефонного звонка. Что сказал ей тот человек по телефону? Что нужно идти на Измайловский проспект (пошла уже на свою голову), что Орбелиани в городе, что нужно сказать, что она из Катафракта…
Про Орбелиани Даша ничего не знает, Марусю нашла через издательство «Катафракт» и упустила. И, судя по тому, как быстро эта Маруся стала рвать когти, она кое-что знает и очень этого боится. И как ее найти?
Вряд ли она на следующий день вышла на работу как ни в чем не бывало. Но все же завтра Даша непременно позвонит в издательство, может, хоть мобильный ее дадут и адрес. Хотя вряд ли…
На этой безрадостной мысли Даша заснула и на этот раз не видела никаких снов.
Марк Лициний Красс мрачно смотрел на раскинувшуюся перед ним выжженную солнцем равнину. Он не видел деталей боя, но, судя по всему, отряд, которым командовал его сын, был разбит. Тяжелая кавалерия парфян – катафракты прошлись по нему, как смертоносный каток, оставив за собой только трупы.
Марк Лициний вспомнил сон, в котором ему явилась греческая богиня Афина.
Богиня пообещала ему, что его не сможет победить вражеское войско, превосходящее числом его армию. Он поверил в это предсказание, но оно оказалось лукавым. Сегодня ему противостоит парфянское войско, которое в несколько раз меньше его собственного.
Против его огромного войска, общим числом почти пятьдесят тысяч человек, против семи полноценных легионов, прошедших с боями половину мира, четырех тысяч конников и четырех тысяч легких пехотинцев, выступил отряд, состоящий всего из десяти тысяч конных лучников и тысячи тяжеловооруженных катафрактов под командованием парфянского полководца Сурены Храброго…
И это маленькое войско наносит ему удар за ударом, не неся при этом никаких потерь! Потери же римского войска огромны, уже несколько тысяч воинов убиты или тяжело ранены смертоносными парфянскими стрелами. Еще несколько таких атак – и от его войска почти ничего не останется…
О, богиня, ты меня обманула!
Со стороны поля сражения появился всадник – молодой галл в окровавленном нагрудном панцире, на взмыленной лошади. Качаясь в седле, он подъехал к полководцу и выдохнул:
– Игемон, мы разбиты… от нашего отряда почти никого не осталось…
– А мой сын?
– Он пал…
– Как же ты посмел остаться в живых? Как посмел предстать перед моим лицом? – Красс приподнялся в седле, ударил посланца смерти по щеке. Тот покачнулся, глаза его закатились, и галл мертвым упал с лошади. Только сейчас Красс разглядел торчащий из его шеи обломок парфянской стрелы.
Это был обломок особой бронебойной стрелы, секрет которой парфяне позаимствовали у скифов, загадочного народа, кочующего в северных степях. Такая стрела может пробить любой, самый прочный доспех.
И тут впереди, в двух стадиях от передовых римских рядов, появились три парфянских всадника. Один из них держал в руках длинное копье, на которое была насажена человеческая голова. Приглядевшись, Марк Лициний узнал голову своего сына.
– Эй, латиняне! – выкрикнул второй парфянин, поднимая свою лошадь на дыбы. – Вы не знаете, чей сын этот славный воин, который пал, как подобает храбрецу? Ведь не может он быть сыном такого труса, как ваш полководец!
Несколько всадников вырвались из строя, бросились на парфян, но те развернулись и легкой рысью помчались прочь, напоследок выпустив стрелу, которая пронзила одного из римлян.
И снова на горизонте появилось пыльное облако, предвестник парфянской атаки…
Марк Лициний Красс закрыл лицо руками, подавил рвущиеся из груди рыдания и развернул своего коня. Хриплым, срывающимся голосом бросил помощнику:
– Отступаем к Каррам!
– А что делать с ранеными?
– Я сказал – отступаем! Иначе они всех нас перестреляют!