– А вы наблюдательная! – хмыкнул художник.
– А вы хитрец! – рассмеялась Ксения.
– Я часто рисую этот дом, уж очень хорош, – улыбнулся он в ответ, – и девочки эти мне очень нравятся, за много лет как родные стали. Привык уже, кажется, каждый день по-разному они смотрят.
– Часто рисуете? – Ксения пристально рассматривала картину, где стояли возле домов припаркованные машины и мимо шли пешеходы. – А вот, к примеру, позавчера вы тут были?
– А как же! – оживился старик. – Позавчера день был хороший, светлый, осенью нужно такую погоду ценить, она не так уж часто бывает… – Он посмотрел на Ксению не то чтобы пристально, и даже не очень внимательно, но она отчего-то поняла, что своим особенным взглядом он видит ее всю, в подробностях, и даже может читать мысли. Что совершенно нежелательно.
А старик уже достал откуда-то из-под себя картонную папку и протянул ей.
– Это ведь эскизы, я потом по ним работаю в мастерской над большой картиной. Там на обороте числа помечены.
Ксения нашла нужный эскиз.
Так-так, вот он, тот самый дом, машины стоят, люди мимо идут по своим делам. А это… одна женщина садится в машину – скромную серую «Хонду». Господи, да это же Александра! Ее неприглядный плащ, и жуткий красный берет даже не сняла! Ну да, в таком виде она тогда перед Ксенией предстала.
Значит, это ей передал тогда убийца, косивший под садовника, ребеночка несчастной Алены. Ну да, пока Ксения бегала по саду, эта стерва как раз успела выйти из ворот и встретить ребеночка возле дырки в заборе. И машину припарковала рядом, чтобы с ребенком на руках по улицам не ходить. Свою машину взять не решилась – мало ли на камеру случайно попадет, раздобыла где-то другую, неприметную. Машина стояла чуть боком, и видна была часть номера: «УГУ и семерка».
– А скажите, пожалуйста, – воркующим голосом спросила Ксения, – вот номер на машине, он такой и был, или вы его просто так нарисовали, из головы…
– Зачем из головы, – обиделся художник, – я убежденный реалист, ничего не выдумываю, пишу, как есть. Машина такая стояла, и номер был – «УГУ – 756». У меня, милая девушка, память профессиональная, раз увижу – ничего не забываю.
– И видите много…
– Это да, – снова он бросил на нее взгляд, как просветил. Но не равнодушным рентгеновским лучом, а ласково, даже тепло стало.
– И знаете, что еще скажу? Там на машине с другой стороны была еще наклейка, я видел отражение в стекле. Вот такая…
Одним росчерком кисти он нарисовал четкий круг, поделенный на две неравные части, меньшая часть замазана красным, а на белом фоне черные буквы.
– Вот надпись не разглядел, – с сожалением признался художник, – мелковато было.
– Мобиль, – Ксения вспомнила визитную карточку, что взяла у Александры, там был точно такой же логотип – агентство «Мобиль». Прокат автомобилей.
Значит, свой автомобиль Александра светить побоялась, угонять машины она не умеет, у знакомого взять – тоже стремно, решила обратиться в агентство. И запросто у нее это бы прошло, если бы не случился тут этот забавный старикан. Надо же, каждый день рисует один и тот же дом… как ему только не надоело…
– Ну что, помог я вам? – спросил художник.
– Спасибо…
– Тогда отойдите уж от решетки, не загораживайте вид! Мне нужно поймать освещение…
Ксения протиснулась в пролом и пошла по улице, чтобы не маячить в саду, художник же взял чистый лист и нарисовал на нем женскую фигуру. Вроде бы ничего особенного – худенькая, одета скромно, но что-то такое в глазах… нет, девушка явно непростая…
В полночь Ксения стояла на условленном со Степаном месте. На ней были удобные черные джинсы, черная куртка с капюшоном. На плече висела объемистая сумка.
Вскоре рядом с ней остановилась темно-синяя машина, раздался знакомый голос:
– Садитесь, Ксения!
Степан сидел за рулем. Он тоже был одет во что-то темное, глаза горели от возбуждения – видно, нечасто ему приходилось участвовать в таких ночных приключениях.
Они еще немного проехали по шоссе, потом свернули с него на боковую дорогу, при этом из освещенного городского пространства погрузились в темноту осенней ночи, прорезаемую только светом фар. По темной дороге миновали железнодорожный переезд и вскоре подъехали к ограде клиники.
Ворота были заперты.
– Как мы сюда попадем? – спросил Степан, невольно понизив голос.
– Через служебную калитку.
Они вышли из машины, которую Степан оставил в самом темном углу стоянки, прошли вдоль забора до калитки. Ксения набрала код, и они проникли на территорию.
– А что теперь? – едва слышно спросил Степан.
– Теперь мы подадим вашей тете условный знак.
Ксения сняла с плеча сумку, расстегнула ее, достала оттуда сложенный китайский фонарик из легкого негорючего шелка. Она расправила его, зажгла закрепленную внизу миниатюрную горелку. Фонарик наполнился теплым воздухом, Ксения выпустила его из рук, и он медленно поплыл в ночное звездное небо. Было очень красиво.
– Это и есть ваш условный знак?
– Да, мы с вашей тетей договорились, что я запущу фонарик, когда приведу вас сюда. Тогда она выбросит в форточку универсальный ключ, с которым вы легко попадете внутрь.
– А если она заснула и не заметит фонарик? – Степан заметно нервничал, ему никогда прежде не приходилось действовать подобным образом.
– Будем надеяться, что этого не случится, – мягко заметила Ксения, которая была совершенно уверена, что Розалия Степановна не заснет и ничего не перепутает.
Они двинулись вдоль стены клиники, подошли к окну, за которым была палата Розалии Степановны.
Не прошло и минуты, как форточка приоткрылась, в темноте что-то сверкнуло, и на землю возле ног Ксении упал ключ.
– Ну, вот видите – все идет по плану!
Ксения наклонилась, подняла ключ и протянула его Степану.
– Дальше я сам! – проговорил Степан и направился к боковому входу в здание, который до того показала ему Ксения. Она же дала ему самодельный план клиники, на котором была крестиком отмечена палата Розалии Степановны.
– Хорошо, я буду ждать вас снаружи!
Он кивнул в темноте, открыл дверь универсальным ключом и вошел внутрь.
В коридорах клиники горел неяркий дежурный свет.
Степан поднялся по лестнице и крался вдоль стены, сверяясь с планом Ксении.
Из палаты, мимо которой он проходил, донесся тихий плач, в другой кто-то стонал и вскрикивал – видимо, кому-то из пациентов снился кошмар. Впереди показался стол дежурной медсестры, но за ним никого не было – скорее всего, дежурная спала в сестринской.
Да, порядки в этой клинике… все же деньги большие небось с родственников дерут.
Наконец он подошел к тетиной палате, тихонько толкнул дверь, проскользнул внутрь.
В палате царила непроглядная темнота, в которой тускло-серым прямоугольником выделялось задернутое шторой окно.
– Тетя, вы тут? – прошептал Степан, безуспешно вглядываясь во тьму.
Где-то слева от окна раздался едва слышный шепот:
– Сюда! Я здесь!
– Вы бы хоть какой-нибудь ночник включили… – прошептал Степан, двинувшись на звук.
Тут он ударился ногой обо что-то твердое, вполголоса выругался, сделал еще несколько неуверенных шагов вперед…
И вдруг что-то тяжелое ударило его по голове.
На короткую долю секунды перед глазами Степана вспыхнул яркий свет – а затем стало еще темнее, чем прежде.
А потом он услышал чей-то стон, а затем смутно знакомый голос проговорил:
– Да просыпайся же, наконец! У меня нет времени с тобой возиться! У меня еще много дел!
Снова раздался стон – но теперь Степан осознал, что это он сам стонет, и с трудом разлепил глаза.
И снова зажмурил их, потому что в глаза ударил яркий свет.
– Я вижу, что ты пришел в себя! – повторил тот же голос, а потом Степана ударили по щеке.
Он попытался заслониться, защититься рукой – но почему-то не смог поднять руку. Последовал еще один удар, теперь уже по другой щеке, и снова он не смог защититься.
Тогда Степан решился и снова открыл глаза.
Он находился в маленькой комнате без окон.
Стены комнаты были отделаны белым кафелем, а сбоку… сбоку находилась стойка с раковиной и вешалка для полотенец. Степан хотел оглянуться, но голова отчего-то не поворачивалась, да еще и гудела, как пустой колокол. Однако он сумел вспомнить, что шел к тете Розалии, и даже дошел, и открыл дверь.
Но все же понятно… это санузел при палате.
Но как он сюда попал и почему не может пошевелить ни рукой, ни ногой?
Степан встряхнул головой, пытаясь вернуть ясность сознания.
Голова взорвалась болью, зато перестала гудеть, и он осознал, что сидит на стуле, руки и ноги его связаны.
Рядом послышался не то вздох, не то всхлип.
Степан скосил глаза в другую сторону – и увидел, что рядом с ним на другом стуле сидит тетя Розалия.
Она была связана, как и Степан, всегда аккуратно уложенные волосы растрепаны, на лице – кровоточащие ссадины, под глазом – свежий синяк, по щеке сползала слеза.
– Степочка! – проговорила Розалия Степановна слабым, дрожащим, полным страдания голосом. – Прости меня…
– За что?
– Я все ему сказала… я так боюсь боли… я сказала ему, что ты придешь, и отдала ключ… он бил меня, ты видишь…
– Не переживайте, тетя Роза… – прохрипел Степан. – Я вас ни в чем не виню… а он за все ответит…
– Ну, вот встреча родственников и состоялась! – раздался за спиной у Степана насмешливый голос. – Очень трогательно! Прямо хоть кино снимай, зрители будут плакать!
На этот раз Степан узнал этот голос, а секундой позже обладатель голоса вышел из слепой зоны и встал между тетей и племянником. Это был довольно высокий мужчина с темными маслеными глазами и черными длинными волосами.
– Ты, Артем? Я так и думал…
Это действительно был Артем – зять Розалии Степановны. Степан не видел его пару лет и теперь, рассматривая вблизи, поразился, до чего же он изменился.
Раньше это был высокий стройный мужчина с лицом несколько порочным, но все же довольно интересным. И эти масленые темные глаза, в которые глупая Степанова кузина втрескалась по уши. И голос – бархатный, мурлыкающий, да у Ленки не было ни одного шанса, глаза и голос разили таких дур наповал.