Ксения наблюдала за ним.
Фатхулла – а это, несомненно, был он – заметно нервничал и то и дело поглядывал на дверь. Это можно было объяснить тем, что он ждет свою будущую клиентку, однако он смотрел на дверь скорее со страхом, и вообще вид у него был затравленный.
Ксения уже хотела подойти к нему и заговорить, надеясь как-нибудь вытянуть из него нужную информацию, но вдруг дверь открылась, и в заведение ворвалась худая смуглая женщина с головой, туго обвязанной черным платком.
При ее появлении Фатхулла побледнел, втянул голову в плечи. Глаза его еще больше запали. Он завертел головой, словно искал, где можно спрятаться, но смуглая женщина уже подскочила к нему, вцепилась в плечо и зашипела:
– По ресторанам шляешься? И совесть тебя не мучает? Как ты можешь жить после того, что ты сделал? Как тебя после этого носит земля? Как ты можешь смотреть в глаза своему брату?
Фатхулла сбросил ее руку с плеча, поднялся и проговорил примирительно, вполголоса:
– Алтынгюль, сестра, не надо… здесь люди, что они могут подумать… стыдно…
– Ага, перед людьми тебе стыдно, а передо мной? Ты украл моего ребенка…
– Алтынгюль, сестра…
– Я тебе, слава богу, не сестра! Это брату своему ты можешь голову дурить, но не мне!
– Алтынгюль…
– Куда ты дел моего ребенка?
– Я ни при чем…
В это время дверь снова распахнулась, и в кафе вбежал коренастый смуглый мужчина с залысинами. Он подбежал к Фатхулле и женщине и рявкнул на нее:
– Опять ты за свое? Опять ты преследуешь моего брата? Сколько раз я тебе говорил – оставь его в покое!
Женщина попятилась, по щекам ее потекли слезы.
– Ревшан… – пролепетала она. – Это он, говорю тебе, это он! Поверь сердцу матери!
– Уймись, женщина! Уймись, или я с тобой разберусь, как положено! – и он замахнулся на нее волосатым кулаком.
Затем повернулся к Фатхулле и проговорил примирительным тоном:
– Прости, брат! Я не уследил за ней. Мне же нужно работать. Запер ее в квартире, поехал по маршруту, а она и сбежала. Хорошо, я позвонил домой и понял, что ее нет. Прости, брат, понимаю, как она тебя достала. Обещаю, больше это не повторится.
– Ничего, брат, ничего! – ответил Фатхулла. – Не сердись на нее, ты же понимаешь, как ей тяжело! Потерять ребенка, потерять сына… ты должен ее понимать!
Ксении со стороны было видно, каким потерянным выглядел Фатхулла, как он отводил глаза и все время мял в руках газету. Да, совесть у него явно нечиста.
– И все равно, она должна вести себя как положено! – гремел его брат. – Она должна уважать мужа и его родню!
– Да, тем более что я здесь жду человека, который даст мне работу. Представляешь, как было бы нехорошо, если бы тот человек услышал ее слова!
– Еще бы! Ну, пойдем отсюда, женщина!
С этими словами Ревшан взял жену за руку и вывел ее из зала. Она вся обмякла и шла, смотря перед собой невидящими глазами и не сопротивляясь.
Фатхулла взглянул на часы и огляделся, затем снова сел за столик и затих.
Ксения отвернулась от него, встала и, прячась за спинами других людей, прошла к двери, смешалась с толпой шумных подростков и вышла из кафе. На улице она сняла очки и бейсболку, распустила волосы и повязала на шею яркий шарф.
Изменив таким образом внешность, она снова вошла в «Макдоналдс», на мгновение задержалась на пороге, оглядывая зал, и направилась к столику Фатхуллы.
Тот оживился, привстал.
– Это вы – человек от Евгения? – проговорила она, окинув мужчину оценивающим взглядом.
– Да, я… – Тот смотрел заискивающе, суетился и протягивай ей газету, не замечая, что она превратилась в мятый комок.
Ксения села рядом с ним за стол и проговорила озабоченным и доверительным тоном:
– Мне нужен человек, чтобы ухаживать за моим дедушкой. Он после инсульта, еще не может ходить… вам приходилось ухаживать за такими больными?
– Да, я с такими людьми работал. Я умею все, что нужно. Уколы, капельница, уход – все умею. Не сомневайтесь.
– Дедушка тяжелый, он весит больше ста килограмм.
– Ничего, я сильный, справлюсь.
Видно было, что он на все готов, только бы получить работу. Хотя, если бы Ксении и правда нужен был человек по уходу за больным, она бы этого Фатхуллу ни за что не наняла. Одет небрежно, плохо выбрит, взгляд затравленный, глаза вообще бегают.
Да это нужно совсем рехнуться, чтобы такого типа к лежачему больному пустить…
– А рекомендации у вас имеются? – Ксения добавила в голос толику строгости.
– Вот рекомендации… – Фатхулла отвел глаза. – Рекомендации были, но я их потерял. Меня с квартиры выгнали, и все вещи там остались. И рекомендации остались. Но вы не сомневайтесь, я справлюсь! Я санитаром в больнице работал, все умею, что нужно.
– Ну что ж… то, что нет письменных рекомендаций, – это ничего, мне один ваш бывший клиент вас рекомендовал…
Фатхулла испуганно взглянул на Ксению:
– Бывший клиент? Какой клиент?
Ксения наклонилась к нему и проговорила в самое ухо:
– Вербицкий. Дмитрий Алексеевич Вербицкий.
Фатхулла побледнел, отшатнулся и попытался встать, но Ксения схватила его за запястье и нажала пальцем на болевую точку. Он закусил губу от боли, но сдержал крик и скосил глаза на Ксению. В глазах его был ужас.
– Сиди, не рыпайся, – процедила Ксения, – не то заору на все кафе, что ты у меня кошелек украл. В полицию тебя сдам, ты ведь не хочешь в полицию, верно?
– Не… не хочу… – Лицо Фатхуллы от ужаса стало серым. – Мне нельзя в полицию…
– Тогда давай рассказывай мне все подробно.
– Он обещал, что это дело никогда не всплывет…
– Он? Кто он?
– Никто… я не был виноват… меня не судили… за отсутствием доказательств…
Фатхулла снова попытался вырваться, но Ксения сильнее надавила на запястье.
– Может быть, тебя не судили за отсутствием доказательств, – проговорила она сквозь зубы, – но только мне никакие доказательства не нужны.
– А что тебе нужно, женщина?
– Мне нужна правда. Правда и справедливость.
– Справедливость! – Фатхулла горько вздохнул. – Разве есть справедливость для таких, как я!
– Справедливость есть для всех. Расскажи мне всю правду – и я тебя отпущу.
– Правду! Ты не знаешь, с кем ты связалась, женщина!
– Это ты не знаешь, с кем связался. Я служила в команде «Кетцалькоатль»!
Фатхулла покосился на нее с удивлением и испугом.
– Значит, не боишься полиции, да? Ладно, тогда по-другому будем действовать. Или ты сейчас мне все расскажешь – или я сейчас же отвезу тебя на четвертую точку. А там ты сам знаешь, что с тобой сделают. Оттуда своими ногами не выходят!
– Куда?! – переспросил Фатхулла. – На какую точку?
– На четвертую! Или ты не знаешь, что это такое? Ну, твое счастье! Короче, или ты говоришь, или…
– Но тот человек… он меня везде достанет! Это такой человек… такой страшный…
– Нигде он тебя не достанет! Я с ним уже разобралась!
– Ты? – Фатхулла недоверчиво взглянул на Ксению.
– Я же тебе сказала, что служила в команде «Кетцалькоатль».
Она понятия не имела, каким образом всплыло в памяти это слово и что оно означает. Кажется, есть такой вулкан в Мексике? Или нет, вроде бы это какое-то древнее ацтекское божество… а, не важно. Главное – этот Фатхулла его боится.
– Ладно, я тебе расскажу… все расскажу… только отпусти руку, очень больно!
– Отпустить – не отпущу, ты сбежишь. Но так сильно нажимать не буду. Если, конечно, ты будешь говорить. И если будешь говорить чистую правду.
– Буду, буду… – Фатхулла сглотнул. – Ты ему кто будешь? Дочка? Сестра? Нет, для сестры слишком молодая!
– Это тебя не касается!
– Ладно, как хочешь… только я его не убивал! Я ему таблетки давал, уколы делал, капельницы, какие врач прописал, Борис Семенович. А кто ампулу подменил – я не знаю… а меня решили крайним назначить… я старого человека никогда не обижу, мы, восточные люди, стариков любим, никогда не обижаем…
– Рассказывай все по порядку!
– В общем, наняли меня в тот дом, за старым человеком ухаживать, за Вербицким. Через того же Евгения наняли. Дом большой, богатый. Хозяин – сам Вербицкий, бизнесмен. Тоже инсульт у него был, он пока не ходил, но уже начал поправляться. Я за ним хорошо ухаживал, кормил его, поил, лекарства давал, уколы, какие нужно. Он со мной говорил, хороший человек, добрый. Не капризничал, все терпеливо сносил, очень поправиться хотел…
Кроме него в доме жил сын с женой. Они в другой части дома были, заходили, конечно, к старику часто. Только я видел, что невестка старика очень не любит. Прямо ненавидит. Не показывает, конечно, улыбается, но я все замечал. Видно, ждет не дождется, когда он умрет, когда им все деньги оставит. А старику с каждым днем лучше становилось, он уже пробовал ходить. Доктор, Борис Семенович, говорил: «Скоро совсем поправится». И вдруг утром вхожу к нему – а он не дышит! Доктор, Борис Семенович, как раз приехал, говорил: «Ах, как же так! Он ведь уже поправлялся!» Написал свидетельство о смерти, полицию вызвал – так положено.
Полиция приехала, все осмотрела, и в мусорном ведре ампулу нашли. Спрашивают меня: «Что за ампула? Ты колол?» Ну да – я ему каждый день уколы делал, какие Борис Семенович прописал.
Отправили эту ампулу на анализ и нашли в ней остатки яда. Тут же меня во всем обвинили: ты уколы делал, значит, ты и убил хозяина…
Я говорю: «Зачем? Он мне только хорошее делал, работу давал, деньги платил, разговаривал со мной, как с человеком».
А они меня и слушать не хотят. «Ты делал укол – значит, ты и убил!»
Посадили меня в камеру, к уголовникам, скоро суд. Сказали, чтобы признался – тогда только десять лет дадут, а не признаюсь – больше. Но я признаваться в том, чего не делал, никак не хотел, не могу на себя такой большой грех брать. Как же я скажу, что старого человека убил, когда я от него только хорошее и видел?
Уголовники меня били, говорили – не признаешься, совсем насмерть убьем. Или еще хуже.