Я уже хотел повеситься. Тоже очень большой грех, но сил больше не было.
А потом зовут меня, говорят: «Посетитель к тебе пришел, родственник».
Я удивился очень – брата родного не пускали, а тут какого-то родственника пустили. Пошел, однако.
Там сидел такой человек… вроде не такой старый, а волосы седые, длинные. И говорил так странно…
– Странно? – переспросила Ксения.
Она насторожилась, услышав про седого длинноволосого человека.
Вот наконец и к делу подошли, Исайя появился. Собственно, она и так подозревала, что он тут замешан, но теперь можно все до конца выяснить.
– Да, странно, так сейчас никто не говорит. Если, говорит, у тебя есть уши – услышишь, если у тебя есть глаза – увидишь…
Точно, Исайя это…
– И что еще он сказал?
Фатхулла замолчал, опустил глаза.
– Говори! Раз уже начал…
– Тяжело говорить… он мне такое предложил – я ему просто не поверил…
– Предложил украсть племянника?
– Так ты все знаешь? – Фатхулла поднял глаза на Ксению, в глазах его была мука. – Если все знаешь, зачем спрашиваешь?
– Говори!
– Верно, тот человек сказал, если украду у Ревшана и Алтынгюль ребенка и отдам его человеку – он меня из камеры вытащит и от суда спасет. Совсем на свободу выведет.
Я сперва ему даже не поверил – как такое можно человеку предложить? Как можно у родного брата сына украсть? А он мне: «Ты подумай, человек грешный, забывший пути истины! У кого есть уши – да услышит, у кого есть глаза – да увидит! Ничего плохого твоему племяннику не сделают, никакой обиды не причинят, будет он жить в богатом доме, будет у него все лучшее. Как царевич будет расти»…
Я его и слушать не захотел, сказал охранникам – хочу обратно в камеру.
А в камере меня уже уголовники ждали.
Сейчас, говорят, конец тебе придет. Еще хуже, чем смерть…
В общем, согласился я.
Сказал тому человеку, что сделаю все, как он велит. Только чтобы он поклялся, что малышу ничего плохого не сделают.
– А ты и поверил? – не удержалась Ксения. – Клятвам его лживым поверил?
Фатхулла опустил голову, потом резко дернул руку. И скривился от боли, потому что Ксения держала крепко.
– Не поверил нисколько, а только умирать в мучениях не хотел! И жалею, что согласился тогда, потому что такая жизнь, как сейчас, мне тоже не нужна. Денег нет, работы нет, в черный список меня внесли. Невестка ненавидит, брат пока ей не верит, но и то задумываться стал. Думаешь, почему я тебе все рассказываю? Боли боюсь? Да то, что со мной уголовники в камере делали, с этой болью никак не сравнить! Не нужна мне такая жизнь!
– Ладно, ты рассказывай дальше, а там посмотрим…
– Значит, как только я с тем странным мужчиной договорился – вся моя жизнь переменилась. Перевели меня в другую камеру, где два человека сидели, за растрату арестованные. Тихие люди, безобидные. Разговорчивые только – с утра до вечера прежнюю жизнь вспоминали. А на следующий день меня вообще выпустили, сказали, что все обвинения снимают. Я спросил – как да почему? И мне по секрету рассказали, что был в доме у Вербицкого обыск, и нашли у невестки еще одну ампулу с таким же ядом, как тот, каким старика отравили.
– Так что – невестку посадили?
– Не знаю, посадили или нет. Говорили, сын Вербицкого адвоката нанял самого лучшего, и ее отмазали. У него денег теперь много, от отца достались.
Фатхулла замолчал.
Ксения поторопила его:
– Ну, и что дальше было?
– Дальше… я из тюрьмы вышел, по улице иду, радуюсь. Солнце светит, я на свободе, живой… и тут вспомнил тот разговор в тюрьме, вспомнил, что обещал у родного брата ребенка украсть. Тут мне даже дышать тяжело стало, как будто меня кто-то за горло схватил. И тут как раз вижу – навстречу мне тот человек идет, который в тюрьму ко мне приходил. Не старый еще, но седой, с длинными волосами, до плеч…
– Да, я помню.
– Я, как увидел его, солнце сразу потускнело, и перед глазами у меня черные мухи закружились. А он подошел и говорит:
«Ты не забыл, Фатхулла, о чем мы договорились?»
«Как же, – говорю, – забудешь такое…»
«А не забыл – так делай, что обещал. Иначе снова в тюрьму вернешься и уж на этот раз живой оттуда не выйдешь. Помнишь тех уголовников, которые с тобой в камере сидели?»
Я их, конечно, очень хорошо помнил, до самой смерти не забуду.
«Так вот, если не хочешь к ним вернуться – сделай, что обещал. И ничего не бойся. Тебе нужно только вынести ребенка из квартиры и отдать моему человеку».
«А как я его узнаю?»
«Если у тебя глаза есть – увидишь, если у тебя уши есть – услышишь. В общем, узнаешь того человека».
«А если меня кто-нибудь увидит с ребенком? Если брату моему расскажут?»
«Никто не увидит, не бойся».
И сказал мне, что нужно делать, и дал порошок…
– Порошок? Какой порошок?
– Какой порошок, сейчас скажу. Брат мой, Ревшан, на такси работает, его часто дома нет. Значит, пришел я к ним, когда Ревшана не было, Алтынгюль, как положено, чаем меня угостила с пахлавой. Мы же, восточные люди, родственников любим, хорошо принимаем. Ребенок в соседней комнате спал. Тихо спал, как ангел. Я чай пью, с невесткой разговариваю. А потом попросил у нее варенья. Алтынгюль хорошее варенье варит, из айвы. Она пошла за вареньем, и тут я ей в чашку порошок высыпал, который мне тот человек дал. Он мне обещал, что ничего плохого с ней не будет.
«А ты и поверил, придурок…» – со злобой подумала Ксения, но вслух ничего не сказала.
– Ну, она чай выпила и вдруг засыпать стала. Прямо за столом. Так сидя и заснула. Тут я в соседнюю комнату пошел, взял ребенка, вынес его из квартиры. Мне тот седой человек сказал – только из квартиры ребенка вынеси, дальше не твоя забота. А там, на площадке, курьер из магазина соседям продукты привез. Знаешь, такие курьеры есть – в сиреневых куртках, с сиреневым коробом, по домам продукты разносят – кто на велосипеде, кто на самокате, кто пешком… у них на коробе еще верблюд нарисован.
– Да, знаю, фирма «Скороход» называется.
– Вот-вот, точно, «Скороход». Этот самый «Скороход» на площадке стоял, соседи уже дверь закрыли. Я хотел мимо пройти, и тут вдруг он говорит:
«Если у тебя есть глаза – увидишь…»
Я ему сказал:
«Ты от того седого человека?»
А он мне:
«Если у тебя есть уши – услышишь! Отдайте мне детей ваших, первенцев вашего рода, и будет вам благо!»
– И что – ты отдал незнакомому человеку своего родного племянника?
– Отдал… а что еще мне оставалось? Я вспомнил ту камеру и уголовников и отдал. Он ребенка взял, посмотрел так и говорит: «На этом все, забудь, – говорит, – про это дело, и если кому хоть слово скажешь – где угодно найду, из-под земли достану, на кусочки порежу и в разных местах раскидаю». А только устал я бояться, потому что не нужна мне больше такая жизнь…
– Про это ты уже говорил, – перебила Ксения, – ты рассказывай, что дальше было.
– А дальше он положил малыша в свой короб и пошел прочь.
– Хитро придумано… – протянула Ксения. – На этих курьеров сейчас никто внимания не обращает…
– Никто… – вздохнул Фатхулла. – Я ребенка отдал, сам пошел домой. По дороге соседа встретил, поздоровался с ним, про погоду поговорил – чтобы он меня запомнил и чтобы запомнил, что у меня ничего в руках не было.
А Алтынгюль проснулась через час, бросилась к ребенку – а его нет! Она чуть с ума не сошла. Когда Ревшан домой вернулся, узнал про ребенка – побил ее немного. Он человек добрый и Алтынгюль любит, но тут уж такое дело – за сыном не уследила.
Алтынгюль ему сказала, что я приходил и ушел, пока она спала.
Ревшан меня спросил – я ему ответил, что ушел, когда Алтынгюль заснула, неудобно стало со спящей женщиной в одной комнате оставаться. А про ребенка ничего не знаю.
Тут соседа вспомнил, которого встретил, он видел, что я уходил с пустыми руками…
Брат мне поверил, на то он и брат, а вот Алтынгюль… Алтынгюль не поверила. Чувствует, видно, сердцем, что я ее сына украл. Вот сюда приходила, ругалась…
– Это я слышала…
– Ну, что тебе еще надо? – В глазах Фатхуллы было искреннее страдание.
– Ладно, я тебя отпущу, только еще один, последний вопрос. Ты говорил, что тот курьер, которому ты отдал ребенка, принес продукты соседям Ревшана и Алтынгюль.
– Ну да…
– Скажи мне их адрес.
– Улица Верности, дом семнадцать, корпус три, – бодро выпалил Фатхулла.
– А квартира?
– У брата квартира двадцать восемь, а у тех, значит, – двадцать шестая. На той же площадке, но наискосок. Это все?
– Ну, и самое последнее. Кто в той квартире живет?
– Ребята молодые снимают, студенты. Ложатся всегда поздно и встают не раньше полудня…
– Ну, все, свободен! И вот еще что: того мужика седого, длинноволосого, который говорит чудно, больше нет, это я тебе точно говорю. Так что можешь его не бояться, ничего он тебе не сделает. И второго непременно найдем.
Ксения не сказала, что знает, где находится ребенок, рано еще…
Фатхулла вздохнул с облегчением и исчез раньше, чем Ксения успела договорить последнюю фразу.
Ксения тут же отправилась на улицу Верности.
Нужный ей дом оказался унылым девятиэтажным панельным «кораблем» с грязно-белыми стенами. На табличке с номером какой-то шутник приписал не просто Верности, а Супружеской Верности. Не эти ли студенты развлекаются…
Лифт, как всегда, не работал, Ксения пешком поднялась на четвертый этаж, позвонила в дверь двадцать шестой квартиры.
Дверь была хлипкая, деревянная, и поэтому звонок прозвучал удивительно громко, как будто находился прямо на лестнице, однако никто на него не отреагировал.
Ксения позвонила еще раз – и с таким же результатом.
Она решила, что не застала студентов, и хотела уже уйти, но тут за дверью раздалось шлепанье босых ног, и недовольный голос прокричал:
– Геша, ты чего не открываешь? Знаешь же, что я в ванной! Трудно, что ли, подняться?
Ответа не последовало, но дверь открылась. На пороге стоял босой парень с мокрыми волосами и красным махровым полотенцем, обмотанным вокруг чресл.