Так-так… это для нее. Срочно – значит, нужно срочно съезжать с этой квартиры и поселиться по адресу Серебряков переулок (ложки серебряные), дом пять, квартира пятьдесят два. А там уже, наверное, будут дальнейшие инструкции, возможно, в сахарнице, возможно, еще где-то, Ксения поймет.
Ксения собрала вещи, прибралась в квартире, оставила хозяйке записку, чтобы пристроила куда-нибудь Анину одежду.
Не нужна, дескать, уехала Аня в теплые края, там все новое купит. Хозяйка не удивится, она тетка жадноватая.
Оставалось еще одно дело: погремушка.
Ну, с этим просто: ее нужно отдать в музей Степану, Ксения как раз успеет туда съездить. А он вечно в своем музее сидит и только обрадуется такому экспонату.
Так и оказалось.
Ксения приехала на Екатерининский канал, подошла к знакомым кованым воротам, прошла через запущенный сад в бронзовой и золотой осенней листве.
Надо же, везде деревья уже голые, а тут в саду как будто время остановилось. Она подошла к особняку с круглой башней и витражными окнами, поднялась на высокое крыльцо под ржавым козырьком. Вот он – Музей бытовой культуры, где работает Степан…
Открыла дверь с красивой витражной вставкой, вошла в круглый холл.
Старушка в круглых очках все еще что-то вязала. Отложив вязание, она взглянула на Ксению поверх очков и начала:
– Вы на лекцию или…
– Я к Совушкину, к Степану Анатольевичу.
– К Совушкину? – переспросила старушка настороженно. – Ах, к Степану Анатольевичу? А вы с ним договорились?
«Что это сегодня так строго?» – подумала Ксения.
Вслух же она сказала:
– Да, он меня ждет.
– Ну, если ждет, тогда конечно… он в третьем зале, за библиотекой. Найдете?
– Найду, найду.
– Только он там не один…
Ксения пожала плечами – ну и что? Она прошла по коридору, стены которого были обшиты потемневшими от времени деревянными панелями – кое-где на них была еще заметна красивая резьба. Дальше, за высокой дверью со вставкой из цветного стекла, находился зимний сад – пол, вымощенный каменными плитами, китайские вазы в яркой росписи, кадки с экзотическими растениями, льющийся сквозь цветные стекла живой золотистый свет.
На этот раз Ксения не пошла в библиотеку, она открыла дверь в дальнем конце зимнего сада и вошла в длинный зал, заставленный застекленными витринами.
И здесь, в этом зале, она увидела двух человек, склонившихся над открытой витриной, – Степан что-то увлеченно говорил, а высокая, красивая брюнетка слушала его с легкой полуулыбкой.
Однако, услышав шаги Ксении, она сразу подняла голову и быстро, внимательно взглянула на нее.
Тогда и Степан поднял глаза, увидел Ксению и отчего-то смутился, а потом проговорил с искусственным оживлением:
– О, Ксения, это вы! Как удачно… познакомьтесь, это Соня… Софья…
– Да, я поняла! – Ксения тоже улыбнулась одними губами. – А я принесла вам ту погремушку… ну, вы помните… вы говорили, что она очень древняя. Она очень помогла нам… в этой истории, но теперь все закончилось, и я думаю, что ей самое место здесь, в музее.
– О, да! – Степан оживился, потер руки. – Соня, это уникальный артефакт! Погремушка… точнее, систрум раннего шумерского периода… скорее всего, из Ниппура…
– Детская игрушка?
– Это еще вопрос… возможно, она использовалась в ритуальных целях, при богослужении Энлилю…
– О! – Соня подняла брови.
– Но это еще нужно исследовать, – продолжил Степан. – Это может быть темой серьезной научной работы… и когда мы… когда ты будешь работать здесь, а это будет уже скоро…
– Ну, я вам ее отдаю, а дальше уж сами смотрите, что с ней делать! – вклинилась Ксения, поскольку Степан явно отвлекся, он держал свою Соню за руку и смотрел на нее таким нежным взглядом, что Ксения едва стерпела, чтобы не фыркнуть.
Она протянула погремушку Степану, тот с волнением взял ее в руки, положил в открытую витрину и отступил на шаг:
– Да, она великолепна! Прекрасное приобретение!
– А я, пожалуй, пойду, – проговорила Ксения, окинув этих двоих довольно холодным взглядом. – У меня сегодня еще много дел… – Она заставила себя улыбнуться.
– Ну, если так… я провожу вас…
– Это не обязательно!
Степан неохотно оторвался от своей Сони и все же пошел с Ксенией в обратный путь.
Софья же осталась перед витриной.
Она внимательно смотрела на древнюю погремушку, на шумерский систрум, и думала:
«Какой все же дурак Шалва Уриэльевич! Самовлюбленный дурак! Все было у него в руках, но он умудрился провалить ритуал! Не позаботился о таком важном артефакте! Ну, ничего, пройдет еще год, может быть, два или три – и звезды снова сложатся нужным образом… они найдут нового царевича и сделают все как надо. А систрум… точнее, священный сафаиль теперь у нее в руках… Теперь она сама возглавит общество – еще бы, когда вот он, артефакт, можно сказать, у нее в руках. А этот влюбленный идиот Степан ничего никогда не заподозрит, где ему…»
Маленький Абдулла уже второй час разыскивал сбежавшую овцу.
Это была непослушная овца, самая непослушная из всех овец, овца с черным ухом. Она так и норовила отбиться от отары, уйти от остальных овец в поисках более сочной травы, или ручейка, или еще чего-то, о чем никто, кроме нее, не знал.
Маленький Абдулла боялся, что его отец – Большой Абдулла – будет сердиться на него за то, что не уследил за овцой. А вдруг она свалится в пропасть или на нее нападет волк?
Мальчик обошел очередной утес.
Перед ним была узкая расщелина, дно которой завалено огромными обломками скал.
Старый одноглазый Мехмет говорил, что эти обломки валяются здесь с незапамятных времен, когда ими швыряли друг в друга горные джинны.
Абдулла не очень-то верил старику, но ему стало страшновато.
Он огляделся по сторонам.
Овцы здесь тоже не было, зато под одним из каменных обломков что-то блеснуло.
Мальчик наклонился, протянул руку…
И тут же отдернул ее: под камнем затаилась змея. Ее узкие злые глаза заглянули прямо ему в душу.
Маленький Абдулла не очень боялся змей – на горных пастбищах их всегда предостаточно. Он отступил на шаг, замахнулся и ткнул под камень своей пастушеской палкой.
Змея возмущенно зашипела и уползла.
Мальчик снова протянул руку и на этот раз вытащил из-под камня маленькую вещицу. Это была металлическая игрушка в форме бычьей головы.
Маленький Абдулла поднял игрушку – и ему показалось, что из нее доносится какой-то едва слышный звук. Он поднес ее к уху – и услышал тихий стрекот, как будто внутри игрушки спрятался луговой кузнечик. Звук становился все громче и громче…
А потом затих.
Маленький Абдулла спрятал игрушку в складки одежды, вышел из расщелины – и тут увидел ту самую непослушную овцу. Она лежала на камнях, голова ее была неестественно вывернута.
Она все же погибла…
Отец будет очень сердиться!
Тут мальчик почувствовал на себе чей-то взгляд.
Он обернулся – и увидел за камнями, совсем недалеко, двух волков. Наверное, волк и волчица. Они смотрели то на него, то на мертвую овцу, а потом стали медленно приближаться.
Маленький Абдулла попятился.
Волки приближались медленно, но неотвратимо, они немного разошлись, чтобы отрезать ему путь к бегству.
И тут мальчик достал из складок одежды ту странную игрушку, которую нашел под камнями, погремушку в форме бычьей головы из тусклого металла.
Он поднял ее над головой и встряхнул.
Из нее снова донесся тихий стрекот, словно ожил спрятанный внутри кузнечик.
Волки остановились в нерешительности.
Абдулла снова встряхнул погремушку – и стрекот стал громче, теперь он напоминал отзвук далекой грозы и становился с каждой секундой сильнее и сильнее…
И тогда волки развернулись и помчались прочь.
Мальчик тоже побежал – обратно, к тому месту, где его отец пас отару.
Он бежал всю дорогу и наконец увидел отару, собак и отца.
Большой Абдулла стоял, опираясь на посох, и мрачно глядел перед собой.
Увидев мальчика, он строго спросил его:
– Ты ее нашел?
– Нашел, отец…
– Где же она?
– Она умерла… она сломала шею…
– Ты не уследил за ней! У нас и так мало овец… – Большой Абдулла замахнулся и ударил мальчика.
Тот отлетел, упал на колени, больно ушибся, но не заплакал, как и положено мужчине. При этом на землю выпала та удивительная игрушка, которую Маленький Абдулла нашел в горной расщелине.
– Что это? – Отец подошел, наклонился, поднял игрушку. – Где ты это взял?
– Я нашел это под камнями, возле Черной скалы… там же, где мертвую овцу.
Отец оглядел игрушку, спрятал ее в карман:
– Покажу ее тому сумасшедшему англичанину, который покупает всякие старые вещи. Может быть, он и ее купит, и мы сможем починить крышу нашего дома.
На этот раз Маленький Абдулла едва не заплакал – ему так понравилась эта игрушка, особенно тот кузнечик, который живет внутри ее. Но он вовремя вспомнил, что он – мужчина, а мужчины никогда не плачут…
В небольшой съемной квартирке на улице Верности двое родителей стояли, обнявшись над кроваткой, где спал ребенок.
– Помнишь, Алтынгюль, я говорил тебе, что мой дед, отец моего отца, говорил о том, что рассказывал ему его дед? Что мы происходим от очень, очень древнего царского рода…
– Ну, старики любят болтать! – усмехнулась жена.
– Не знаю, мой дед был не из болтливых… если он говорил правду, то наш первенец – царевич…
– А это я и так знаю! – Алтынгюль склонилась над ребенком и ласково заворковала: – Мой маленький царевич!
И тут ребенок открыл глаза.
Глаза были не смутно-радостные, как у обычных детей, – они были ясные, внимательные и пронзительные, как будто в них была сосредоточена мудрость веков. Эти глаза настороженно обежали присутствующих, остановились на отце.