Фейра прекрасно знала продолжение истории, и знала также, что страсть, которую зажег в её матери этот странный, худощавый человек, угасла не сразу.
– А теперь она мертва, – промолвил он.
– Две недели назад. В Константинополе, – подтвердила Фейра.
Сабато снова сел.
– Так значит, всё это правда, – произнес он тихо. – Я слышал, её увезли турки.
– Мой отец. Он был морским капитаном. Он привёз её в Турцию, – кивнула она.
Он вскинул брови – чёрные, как когда-то были его волосы:
– И отдал её султану?
– Да.
Сабато посмотрел ей в глаза.
– Она была счастлива?
Фейра задумалась.
– Да.
Она верила в это. С султаном Сесилия обрела и супружескую радость, и возможность поупражнять свой острый ум в византийской политике. Скорее всего, она была намного счастливее как Нурбану, чем как Сесилия, которая стала бы женой бедного чертежника, или даже Сесилия – жена турецкого морского капитана.
Мысль об отце напомнила ей о том, что ещё нужно было рассказать.
– Я её дочь.
Впервые за весь вечер Сабато замер. Он всматривался в её лицо, стараясь разглядеть его черты сквозь тонкую вуаль.
– Да, – произнёс он медленнее обычного. – Да, так оно и есть.
Запинаясь, она рассказала ему все остальное – о смерти матери и отца, об исчезновении корабля и Таката Тюрана. Она показала ему хрустальное кольцо и увидела, что он узнал его.
Сабато покачал головой, словно отгоняя слёзы, снова встал и зашагал по комнате.
– Я писал ей на Парос. Я даже писал ей в Константинополь, передавая письма с нашими купцами, даже с нашим послом. Последний раз я написал ей о своём положении здесь, в этом доме, обещая навсегда остаться её преданным слугой, но так и не узнал, получила ли она мои послания.
Фейра не сомневалась.
– Думаю, получила.
Он быстро кивнул – один раз, второй, третий.
– Да, да, да. И теперь ты здесь и можешь рассчитывать на любую помощь, на какую только способен Сабато Сабатини. Как мне тебя называть? – спросил он, протягивая ей руку.
Она нерешительно дотронулась до неё кончиками пальцев, а потом приложила руку к груди.
– Меня зовут Фейра Адалет бинт Тимурхан Мурад.
Сабато опустил руку и покачал головой.
– Так не пойдет. Если ты собираешься тут скрываться, никто не должен знать, откуда ты. Турок здесь никогда не любили, а после Лепанто ненависть к ним воспылала как никогда раньше.
А будет ещё хуже, подумала Фейра, если станет известно, что сделал её отец.
– Надо придумать тебе венецианское имя, – сказал Сабато.
– Сесилия? – спросила она.
– Конечно. А фамилию можешь взять мою – Сабатини, а я скажу всем в доме, что ты моя племянница, – кивнул Сабато.
– Мне можно остаться здесь?
– Где же ещё? – пожал он своими костлявыми плечами.
– Я хочу увидеться с дожем. Он должен помочь мне вернуться домой.
– В Константинополь? Нет и нет и нет!
Фейра похолодела.
– Почему?
– Ни один корабль не подойдет к Венеции и ни один не покинет её, пока здесь гостит чума, это приказ Морского совета. Тебе придется подождать, пока она не уберется отсюда.
Фейра сглотнула слюну. Сколько ей придется томиться здесь?
– А дож? Я могу его увидеть?
– Я не знаком с дожем, хотя Себастьяно Веньер – брат моего старого хозяина. Я работал на Николо Веньера, но он выгнал меня из своего дома тридцать лет назад. Удача покинула меня вместе с моей любовью, и с тех пор я перехожу с одной должности на другую, – начал мягко Сабато. Он увидел, как погрустнела Фейра, и нагнулся к ней, сложив испачканные чернилами руки на коленях. – Сегодня мы потеряли нашу служанку. Именно поэтому я открыл дверь.
– Чума? – спросила Фейра, затаив дыхание. Если зараза проникла в дом, этот добрый человек и все его домочадцы, скорее всего, уже обречены.
– Нет. Она отправилась к своей семье, на материк. – Он снова встал и показал на ворох одежды кремового цвета, висевшей на спинке стула. – Вот её платье. Сейчас отдыхай, а утром оденешься в это. – Он бросил платье на кровать.
Она потрогала непривычную ткань и взглянула на него.
– Можно мне носить вуаль?
– Нет. Вуаль сразу выдаст тебя, – покачал головой Сабато Сабатини. Он заметил её взгляд и снова постарался утешить её.
– Тебе полагается жалованье нашей служанки вместе с её одеждой. Один цехин в неделю, а также кровать и стол. Со временем мы найдем способ провести тебя к дожу или отправить домой.
Фейра хотела поблагодарить его, но у неё ничего не было, поэтому она предложила ему единственное, что могла дать.
– Ваши руки, – сказала она. – Натрите их этим, сказала девушка, протягивая ему маленький сосуд с мазью, висевший у неё на поясе.
Он недоверчиво взглянул на него сквозь очки.
– Камфара и драгант. Каждую ночь. А по утрам пейте лимонный сок.
Он посмотрел на свои руки, потом на неё и улыбнулся своими тонкими губами.
– Отдыхай. Я зайду к тебе на рассвете и расскажу о твоих обязанностях.
Когда он уже собрался уходить, она, наконец, нашла слова, чтобы задать ему мучивший её вопрос:
– Почему вы делаете это?
Он обернулся в дверях, и улыбка исчезла.
– Сесилия забавлялась мной, оттачивала свои коготки. А для меня это было всерьез. Понимаешь, я любил её, – тихо произнёс Сабато.
Утром Фейра проснулась и оделась до того, как в её дверь постучались.
На пороге стоял Сабато Сабатини.
– Хорошо спала?
– Да.
Матрас оказался чистым и мягким; и теперь, когда не было ни качки, ни тревоги за здоровье отца, ни вшей, она действительно проспала несколько часов – без сновидений. Сабато отступил немного, насколько позволял темный узкий коридор.
– Дай-ка я взгляну на тебя, – сказал он, и Фейра почувствовала на себе его взгляд – добрый, не хищный.
Ей было не по себе в одежде служанки. Ткань сама по себе была довольно мягкой и вполне сносной, но платье немного давило в подмышках и сохраняло запах пота бывшей хозяйки, да к тому же фасон у него был непристойный. В комнате не было зеркала, но Фейра все же видела многочисленные изъяны своего наряда. Шея слишком оголена, а декольте открывало грудь почти до самых сосков. Она не смогла перевязать грудь, потому что лиф держался на тугом корсете, из-за которого её грудь казалась огромной. Рукава на предплечье были узкими, а манжеты из простого кружева на локтях едва прикрывали руки, оставляя запястья открытыми. Пышные юбки, занимавшие чуть ли не всю комнатку, едва доходили до икр, открывая ноги в чулках. Кроме всего прочего, Фейра была выше сбежавшей служанки, а это значило, что корсаж оказался ниже, рукава короче, а юбки выше, чем надо. Её громоздкий медицинский пояс, который она привязала под нижними юбками, заставлял их ещё больше топорщиться на бедрах, отчего талия казалась меньше. На голову следовало надеть мягкую кружевную шапочку, и когда Фейра заплела и уложила волосы, тщательно спрятав под ней все золотисто-коричневые локоны, шея и плечи у неё оказались совершенно неприкрытыми. Её собственная одежда годилась разве что для печки. Вместо желтых туфель она надела кожаные сапожки, стоявшие под стулом. Они были ей немного малы и поношены, но кожа оказалась на удивление мягкой. Свою единственную желтую туфельку, испачканную в грязи, она спрятала под кроватью – как единственное напоминание о прежнем наряде.
Она выпрямилась и показалась человеку по имени Суббота. Ей было холодно, неудобно, она чувствовала себя незащищенной, но Сабато остался доволен.
– Настоящая венецианская служанка, – сказал он, кивнув ей. – Пойдем, я покажу, что надо делать. Ни с кем не говори, акцент выдает тебя. Я сказал всем, что из-за болезни тебе тяжело разговаривать. Главное – держись подальше от моего хозяина; он не питает особой неприязни к туркам, но сейчас ему поручили тяжелейшую задачу, которая мучает его день и ночь. Со временем, конечно, мы можем – с твоего разрешения – раскрыть ему твою тайну, потому что он-то как раз знаком с дожем. Лично.
– Хозяин? Разве не вы здесь хозяин? – удивилась Фейра.
Он рассмеялся – странным, фыркающим смехом, с ноткой горечи.
– Нет. Я говорил тебе – удача покинула меня вместе с твоей матерью. Времена были тяжелые, и с тех пор я всегда был чьим-то слугой. Пойдем.
Фейра вышла из комнаты вслед за ним. Вскоре ей придется хранить молчание, так что она задала свой последний вопрос:
– А как имя вашего хозяина?
Спускаясь по винтовой лестнице, Сабато ответил ей через плечо:
– Его зовут Андреа Палладио.
Где-то в мрачных глубинах Дворца дожей двое стражников, которые упустили Фейру, стояли в комнате без окон. Перед ними за темным деревянным столом сидел человек со светлыми волосами, задававший им вопросы; но голос у него был таким приятным и дружелюбным, что они всерьез поверили, что смогут избежать наказания, которого ожидали. С другого конца стола сидел низенький человек в четырехугольной секретарской шапке. Он царапал пером по бумаге, пока старший из стражников описывал беглянку.
– Она была смуглая?
– Кожа или волосы?
– И то и другое, сеньор.
– Темнее венецианцев?
– Темнее некоторых, я уверен, сеньор, – ответил тот, который был помоложе. – Но вообще-то она могла сойти и за южанку, если бы не одежда.
– Особые приметы?
Стражники переглянулись.
– Чем она отличается от других? Кроме одежды. Вы говорили о жёлтых туфлях.
– Понимаете, сеньор, она… как сказать… когда толпа сорвала её вуаль…
– Она хорошенькая, – выпалил второй.
На мгновенье воцарилась свинцовая тишина.
– Вы хотите сказать, что она красива.
– Да, сеньор.
– Вы хотите сказать, что мы ищем красивую турчанку?
Первый стражник – старше и умнее второго, испугался. Было что-то в тоне инквизитора такое, что заставило его снова вспомнить о жалящей плетке.
– Теперь я вспомнил, – начал он, – кожа у неё была смуглой, почти черной. – Он бросил взгляд на своего товарища.