маться по пятнадцати ступеням, прошла мимо стражников, поставленных у дверей, – стражников, на одеждах которых было вышито изображение льва, точно таких же стражников, как те, которые прогнали её от дворца дожа, а потом пропустили внутрь, когда она облачилась в костюм врача. Как и в тот последний раз, они разомкнули алебарды перед её лицом – но теперь по приказу архитектора, который сопровождал её. В отличие от того раза, оба стражника сразу узнали её.
Впервые Фейра переступила порог христианской церкви.
Внутри был полумрак, освещенный свечами и наполненный запахом благовоний. Новые свечи, восковые, белые, стояли сомкнутыми рядами, ожидая, когда их зажгут, пока десятки других свечей горели в благодарность за избавление города от чумы, создавая в церкви тёплое свечение. Фейра была рада найти столь радушный приём в месте, которое всегда внушало ей страх.
Она прошла вперед, в самый центр крестообразной планировки храма. Под её ногами была черная мраморная звезда, обозначающая середину купола, и она представила себе там, внизу, колодец, где покоился её отец. Она послала Тимурхану благословение на родном языке.
Затем подняла глаза вверх.
Фейра поворачивалась вновь и вновь под куполом – бескрайней, идеально выверенной полусферой, ничем не украшенной, кроме перламутрового блеска, как внутри раковины. Она вспомнила все мечети, которые посещала на Востоке, гарем, дом Палладио, Тезон, дом Аннибала – все места, где бывала до сегодняшнего дня.
Она опустилась на колени и сложила руки, как делали сёстры, когда молили о чуде, и устремила взгляд на алтарь; на крест, который когда-то носила, на крест, который когда-то бросила в колодец.
«Пожалуйста», – произнесла она на родном языке.
Потом на венецианском, на тот случай, если этот Бог не понимает её. «Спаси его. Верни его мне». Если все боги – один Бог, разве он не ответит ей?
Но крест безмолвствовал, и она почувствовала себя глупо. Девушка поднялась с ноющих колен. Зря она пришла сюда. Бога нет – ни в этой церкви, ни в какой-либо другой. Храмы Синана и Палладио пусты.
Фейра вдруг почувствовала, что она не одна в церкви. Человек стоял, преклонив колени, в нише, глаза его были закрыты. Она узнала его по шапке корно, изображение которой видела на листовках, которые сжигали на улицах Константинополя, по шапке, изображенной на дукате, который она носила за корсажем.
Она была настолько измучена горем, что решила было не тревожить дожа, но ещё несколько мгновений ничего уже не изменят для Аннибала, а он всегда жил для спасения людей. Если ей удастся остановить белого коня, это станет достойным даром её любви. Она подошла к дожу и молча стояла, пока он не почувствовал её присутствия и не обернулся.
– Кто вы? Как вы смеете прерывать мои молитвы?
Он встал в негодовании, и она узнала в нём высокого старца, который распоряжался жителями города в ночь пожара. Она столько часов провела с ним бок о бок.
Фейра так давно ждала этого момента! Она взглянула на старика, на его бородатое лицо, напомнившее ей отца. Оба были моряками, и у обоих в глазах светился далёкий горизонт.
Девушка раскрыла рот, но не успела она произнести и слово, как двери церкви распахнулись, и человек в черном, со стрижеными светлыми волосами показался между рядами в сопровождении стражников.
– Дорогу! – крикнул он.
И тут же стражники схватили Фейру. В отчаянии она метнулась к дожу, который отступил назад.
– В чём дело? – спросил он своего камергера.
– Вот она, – ответил тот, тяжело дыша, – неверная, которую мы искали все это время. Она прибыла в Венецию вместе с чумой. Вполне может оказаться, что она убийца, посланная султаном.
– Это… дитя? – удивился дож, подходя к Фейре, но стражники уже волокли её между рядами вслед за камерленго, который распахнул огромные двери и вышел на солнечный свет.
В последней отчаянной попытке девушка вырвалась из рук стражников и обернулась к дожу. Она достала из-за корсажа хрустальное кольцо своей матери и сорвала с лица вуаль.
– Остановитесь! – прогремел голос дожа среди каменных стен.
Камерленго повернулся в замешательстве.
– Но… почему? – дерзнул он задать вопрос своему господину.
– Потому что, – произнёс дож, – она Веньер.
Он даже не взглянул на камерленго и стражников.
– Оставьте нас, – сказал он.
Тяжёлые двери с грохотом закрылись. Дож протянул руку к Фейре и в бессилии уронил её.
– Сесилия? – произнёс он.
– Я её дочь.
– Но ты…
– Да, я турчанка. – Фейра торопилась. – Времени мало, а мне надо столько вам рассказать. В эту самую минуту султан Мурад Третий снаряжает в Константинополе целую флотилию против вас – он плывет сюда, чтобы захватить город. Один из его янычаров поджег ваш дворец; один из его морских капитанов привез чуму. – Она едва перевела дыхание. – Я дочь этого морского капитана и приплыла на том же корабле. А моя мать, Нурбану, Валиде-султан, была когда-то Сесилией Баффо с Пароса. – Она снова остановилась, чтобы отдышаться. – Умирая, она рассказала мне о замыслах своего сына, султана, и велела предупредить вас о четырёх конях, которые направляются в Венецию и несут с собой времена скорби. Я не сумела предупредить вас о двух бедствиях, но если мне удастся спасти вас от войны и смерти, я это сделаю. – Она протянула ему кольцо, впервые сняв его с шеи.
– Именно так рассказала мне мать и дала это кольцо в доказательство того, что я говорю правду. Видите, здесь изображены четыре всадника? Думаю, – произнесла она осторожно, заметив его взгляд, – вы узнаете это кольцо?
Дож взял у неё кольцо и дотронулся до миниатюрных изображений.
– Да, – сказал он изумленно. – Я сам подарил ей это кольцо – летом, давным-давно, на Паросе. – Он смолк и взглянул на неё. – Ты многим рискнула, чтобы предупредить меня, – сказал он ласково. – Чем же мне отблагодарить тебя?
– Позвольте мне вернуться домой. Это все, чего я хочу.
– В Константинополь?
– Нет, – сказала она резко. – Нет, это не мой дом!
Она стала пятиться, пробираясь между рядами к двери.
– Кольцо? – дож протянул его ей.
Она махнула рукой.
– Оно ваше.
– Нет, – возразил он, следуя за ней. – Оно твоё.
Дож надел ей кольцо на палец, прямо в церкви, словно они венчались.
– Ты же Веньер.
Она взглянула на кольцо, украсившее её безымянный палец, как носила его мать.
– Где твой дом? – спросил дож ласково.
– На Лаззаретто Ново.
– На том острове, где больница?
– Да, – ответила она, распахивая двери церкви.
– С доктором? – крикнул ей вслед дож.
Фейра остановилась. Конечно. Дож в первую очередь подумал о нем.
– Нет, – произнесла она, и голос её замер. – Я живу одна.
Глава 45
Фейра не знала, сколько она просидела возле Аннибала, сжимая его почерневшую руку.
Она вернулась из Реденторе, когда солнце уже высоко стояло в небе. Теперь оно опустилось ниже, чтобы позолотить его неподвижное лицо, словно священные мощи.
За эти часы она прожила жизнь, которая могла бы быть у них, – они бы жили и лечили вместе, возможно, отправились бы в клиники Лондона, Болоньи и Дамаска или открыли бы свою больницу. За эти воображаемые годы она не задумывалась, на кого будут похожи их дочери и сыновья. Она не хотела детей, никогда не мечтала о них, ей нужен был только Аннибал. Быть с ним, стать его супругой – любым способом, который дозволяют их верования.
Она сняла кольцо Веньеров с пальца, внезапно загоревшись мыслью, что они должны обручиться до того, как Аннибала похоронят. Это было женское кольцо, и пришлось надеть его на мизинец Аннибала, хрусталь блеснул на фоне почерневшей кожи. Черная желчь, красная кровь, белая желчь и бледная флегма. Все это покинуло его организм; все жидкости истощились, все страсти стихли, баланс исчез. Вертящаяся крышка, за которой она наблюдала в детстве, наконец-то упала.
Даже это не заставило увлажниться её высохшие глаза. Она мрачно отметила, что бледный конь находится выше остальных на кольце. И тут ей стало всё понятно. Теперь она знала, что последний конь, бледный конь Смерти, предвещал не кончину Таката и даже не гибель Венеции, а уход из жизни Аннибала.
Опустившееся солнце светило ей прямо в лицо, отчего на глазах у неё выступили слезы. Она поднялась – наступали сумерки. Ей предстояло обмыть тело и приготовить его к погребению. Сегодняшнюю ночь она будет бодрствовать рядом с ним, а завтра – похоронит его.
Она взяла в кабинете охапку новых белых восковых свечей и положила их возле кровати. Затем спустилась вниз и направилась к кладбищу, спотыкаясь о корни деревьев и цепляясь платьем за ветки терновника. Она аккуратно обошла могилы, представляя себе скелеты, лежащие под землей.
Это те, кого она не спасла.
Возле новой горки земли, покрывавшей могилу Таката Тюрана, она остановилась и наступила ногой на свежую почву. Она вспомнила своё обещание отправить его кости домой. И не собиралась исполнять его. Она взглянула на могильный холм. «Придётся тебе гнить здесь», – процедила она сквозь зубы и пошла дальше.
Возле стены она нашла тележку и покатила её к дому Аннибала. Утром она положит его тело на неё.
Затем она направилась к колодцу, чтобы набрать воды и обмыть тело Аннибала. Каменная морда льва устремила на неё всезнающий взгляд. Она устала от него. «Значит, об этом ты молчал? – спросила она. – Это и есть твой секрет? Что ж, молодец, твоё пророчество исполнилось».
Ведро с грохотом полетело в колодец. Когда она вытянула его обратно, то увидела, что в последних лучах солнца что-то блеснуло на дне ведра. Фейра опустила руку и достала маленький металлический крест, приделанный к булавке. Эту булавку, которой Корона Кучина закалывала ей шаль на груди, она бросила в колодец в первый же день своего пребывания на острове. Она стиснула её в руке. За прошлый год здесь набирали сотни, тысячи вёдер воды, однако булавка с крестом оказалась именно в её ведре, в это воскресенье.