Продержался, однако, недолго. Опасаясь остаться без ног, ведь они волочились по каменной мостовой, он разжал руки и отлетел в сторону. К счастью, все обошлось.
Лысый Леннон заметил, что в машине был только водитель. Тогда куда же делась Дайнека?
«Бросить ее здесь парень не мог… Где же она?» – размышлял Леннон.
Однако вспомнив, что так и не нашел свой «Мерседес», он сообразил – девчонка уехала на нем.
Оставаться здесь с каждой минутой становилось все опасней. Лысый Леннон побежал туда, где стояли автомобили итальянских мафиози. Запрыгнул в джип и резко взял с места, чтобы как можно быстрее покинуть этот проклятый замок.
Глава 49Гвардейцы зловещего ордена
Дайнека спала, и ей снился черный «Мерседес». Он уже нагонял ее машину, когда раздался звонок телефона. Она была благодарна тому, кто звонил, кем бы он ни был. Сердце в груди не унималось, задыхаясь, она хрипло выдохнула в трубку:
– Да…
Портье сообщил, что к ней пришла Фима.
Дайнека старалась не чувствовать себя благодетельницей. И это ей удавалось. Фима потихоньку обживалась в номере, ей все здесь нравилось. Наконец, разложив свои вещи, она подошла к окну и открыла его.
– Смотри. – Фима обернулась к Дайнеке.
Та подошла ближе и встала рядом. Мимо проплывали ярко раскрашенные лодки, они ускользали от лучей прожекторов куда-то в глубь города, в темноту узких каналов.
– Неужели все заканчивается?
– Да что ты! – Фима взмахнула обеими руками. – Теперь только все и начинается. Там вечерами такие гулянья, танцы. Я много раз хотела пойти, да не с кем было.
– Пойдем?
– Пойдем! – Фима кинулась к шифоньеру. – Что мне надеть?
– Что-нибудь поудобней, – посоветовала Дайнека. Еще не отдохнувшие ноги подсказали ей разумный ответ.
По набережной протекала людская река. Попав в ее течение, можно было часами кружить по городу, который с наступлением темноты неузнаваемо преобразился. Карнавальное безумие охватило площади, улочки и набережные Венеции.
У Дайнеки сразу замерз нос, она плотнее замотала на шее шарф. Фима зябко куталась в свою курточку.
– Замерзла?
– Не-а… Интересно! – ответила Фима.
Она посмотрела на Дайнеку и рассмеялась:
– Весело!
Им приходилось орать, вокруг гремела музыка, перекрикивались подвыпившие компании, запуская в воздух извилистые ленты серпантина. Появилось восхитительное ощущение слияния с этой шумной и праздничной толпой. Людским течением их занесло на мостик, который пересекал узкий канал у стен бывшей городской тюрьмы.
Стало совсем тесно, приходилось еле-еле переставлять ноги, подчиняясь скорости продвижения людского потока.
Рядом с Дайнекой оказались два типа в страшноватых золоченых масках. Длинные носы грифонов спускались до самой груди. Черные с опушкой треуголки делали их похожими на гвардейцев какого-то зловещего ордена. Дайнека ощутила толчок в спину, и ее вплотную прижало к одному из грифонов. Она встретилась с его взглядом, и он отвернулся.
Отыскав глазами Фиму, Дайнека наперекор сопротивлению людских тел устремилась к ней.
– Фима, Фима! – закричала она, подпрыгивая и взмахивая руками.
– Я здесь! – Ее новая подруга тоже прокладывала дорогу своими тощими локтями.
Вцепившись, наконец, в воротник ее куртки, Дайнека подтянула Фиму к себе и крикнула:
– Держись ближе, потеряешься.
На подходе к площади Святого Марка стало свободней, и Дайнека осмотрелась. Рядом с ними ковыляла компания уставших Вельзевулов. Старший, самый разодетый и презентабельный, печально уронив красные рожки, озабоченно оглядывал свою команду и пересчитывал всех по головам, прикасаясь к ним грозным трезубцем.
С площади доносилась музыка. Там были танцы.
– Пойдем потанцуем? – Дайнека посмотрела на Фиму.
– Нет, – испуганно замотала головой та. – Пойдем куда-нибудь, где потише. Мне страшно в этой толчее.
Они пробирались вдоль стен под сводчатым портиком. На площади плясали Пульчинеллы, Пьеретты, Черти, Дамы и Кавалеры. Проскользнув в проем арки, девушки свернули еще раз и вышли, наконец, к каналу, вдоль него можно было идти свободно.
Дайнека оглянулась и увидела «носатых грифонов». Все так же, плечом к плечу, те неумолимо приближались к ним.
– Нам лучше уйти отсюда… – Дайнека не успела договорить. Кто-то схватил ее за рукав и рванул в сторону. Она ощутила, как чьи-то сильные руки тащат ее в темный проулок.
– Оставьте ее! Немедленно отпустите! – кричала Фима.
Один из тех, кто тащил Дайнеку, кинулся к Фиме и несколько раз ударил ее. Фима упала, но успела схватиться за его ногу. Обозленный мужчина начал ее пинать.
– Не смейте! – закричала Дайнека. – Па-ма-ги-те!
Жесткая рука зажала ей рот и больно, с силой, повернула голову набок. Ее ноги волоклись по земле, как две тоненькие веревочки. Во всяком случае, так ей показалось в ту минуту. Она не видела, сколько их было, тех, кто тянул ее за собой, как не видела, где теперь Фима. Ее тащили все дальше и дальше по темному переулку.
Вдалеке замаячили две мужские фигуры. Дайнека поняла, что их настигают грифоны в уродливых масках, и ей стало еще страшнее.
Вдруг она больно ударилась о камни мостовой. Ее уронили и тут же подхватили снова. Над головой угрожающе навис золотой клюв. Вывернув шею, она увидала еще одного, в такой же хищной маске. Дайнека беспомощно перебирала ногами в воздухе. Сознание расплывалось, все вокруг стало плоским, ненастоящим…
Что-то маленькое и твердое прижалось к ее уху. Стараясь освободиться от неприятного ощущения, Дайнека боднула головой воздух, но опять ощутила нечто у своей щеки.
– Синьорина Дайнека! Синьорина Дайнека! – Чей-то голос назойливо жужжал над самым ухом.
Она тупо мотала головой, отбиваясь от удерживающих ее рук и от этого неуемного нудного жужжания.
– Синьорина Дайнека, послушайте меня! Я – команданте Монтанья! Это мои люди, не нужно их бояться!
Она обмякла и успокоилась. К ее щеке снова приставили мобильник, она взяла его и тихо спросила:
– Что это было? Это правда вы?
– Это я, синьорина Дайнека. На вас напали и пытались похитить. Вас освободили мои люди, они вас проводят в отель. С вами все нормально? – частил команданте.
– Да, я в порядке.
Дайнека оглядела длинноклювых гвардейцев. Они стояли рядом с ней навытяжку. Она протянула одному мобильник.
– Мне нужно найти мою подругу. Вы ее не видели?
Втроем они вернулись в проулок, где на нее напали. У стены дома лежало нечто бесформенное. Дайнека подбежала и склонилась:
– Фима!
Девушку подняли. Она посмотрела на Дайнеку безумным взглядом.
– С тобой все в порядке?
– А с тобой?
– Слава богу, – с облегчением вздохнула Дайнека. – Спасибо тебе, Фима. Если бы не ты…
– Брось… Я не могла оставить тебя в беде.
Глава 50Фима
На ночь они оставили включенным ночник, который должен был поддерживать иллюзию безопасности.
Уверенность в том, что где-то поблизости находятся люди команданте, не давала успокоения. Напротив, ненужные воспоминания вызывали безотчетную тоску, и Дайнека ничего не могла с этим поделать.
За окном звучала страстная, надрывающая душу мелодия, деревянные ставенки не могли защитить от веселой агрессии беснующейся толпы.
Дайнека посмотрела на спящую Фиму. Отвернувшись к стене, она спокойно и ровно дышала.
Сентиментальное и слезливое настроение собирало воедино все обиды и разочарования, пестуя и подкармливая жалость к себе.
– Пустая, бессмысленная жизнь… Для чего? – тихонько причитала Дайнека, вытирая слезы рукавом футболки.
– Ты не спишь? – тихо спросила Фима.
– Нет, – ответила в нос Дайнека и высморкалась.
– Мне кажется, ты плачешь…
– Да, так… Не обращай внимания.
Фима помолчала, потом повернулась к ней:
– Ты плачешь…
Дайнека уткнулась лицом в подушку и затряслась меленько и жалко.
– Если тебе страшно… – сочувственно начала Фима.
– Дело не в этом, – прервала ее Дайнека. – Дело в том, что ничего у меня не получается в этой жизни. Пыжусь, пыжусь…
Фима неожиданно всхлипнула. Дайнека замерла.
– И у меня… и у меня тоже… – Фима безутешно заплакала, прижав лицо к подушке, совсем как Дайнека.
– Не надо, не плачь, Фима. Прости меня, это я виновата.
– В этом никто не виноват. – Фима вытерла глаза. – Это как лотерея, какой билетик вытянешь… Кому-то достается все и сразу. А мне – шиш на постном масле.
Дайнека вглядывалась в ее лицо. Оно на глазах менялось. На смену покорности и смирению пришла мятежная ярость и смертная тоска.
Фима тихо и нервно заговорила:
– Сколько помню себя, я все время ждала мать. Она уезжала и приезжала, и снова уезжала. Вербовалась на работу, замуж выходила, а меня оставляла как придется. То с теткой, то одну, когда постарше стала.
Соскочив с кровати, Фима прошлепала босыми ногами к столу, на котором стояла ее кургузая сумочка. Порывшись в ней, достала сигарету и зажигалку. Вернувшись в кровать, закурила и долго сидела, глядя в одну точку.
– Однажды она вернулась с вахты… работала на нефтяной вышке поварихой. Я тогда жила у тетки Клавы. Только прижилась, целый год ходила в одну школу, учиться хорошо начала… Мать приехала с одной сумочкой, без вещей и без денег. Зато платье мне привезла в клеточку, с белым воротничком. Такого счастья в моей жизни никогда не было. Она мне ничего не покупала, я всегда в обносках ходила.
Тетка Клава видит такое дело: ни денег, ни благодарности, только в нагрузку к дочери еще одна иждивенка – ее мать. И выгнала нас обеих.
Дайнека притихла. Чем дольше слушала, тем дальше отступали ее собственные беды, которые казались теперь незначительными и надуманными.
Фима затянулась и, глядя на голубоватый сигаретный дым, продолжала:
– Школу бросила, училась тогда в третьем классе. И пошли наши скитания по чужим углам. Есть нечего. А выпить матери всегда да