Евангелист Марк, несомненно, принадлежит к святым первого ранга, а кроме того, он был гораздо больше связан с этой местностью, чем предыдущий покровитель Венеции — греческий воин Феодор, церковь его имени войдет в более позднюю базилику в качестве одного из приделов. Считалось, что Марк проповедовал Евангелие в Верхней Адрии, где впоследствии и началось строительство Венеции. И вот однажды ему явился ангел и изрек: «Мир тебе, Марк, евангелист мой. Твое тело упокоится здесь». (На латыни это звучало: «Pax tibi, Marce evangeista meus. Hic requescet corpus tuum». Первые пять из этих слов можно прочитать в открытой книге, которую держит знакомый нам лев на Пьяцце.) Под этим предлогом, который, конечно же, отчасти дорабатывали уже впоследствии, в 829 году святое тело евангелиста похитили из Александрии. Похищение оправдывали не только тем, что Египет удерживали в своих руках «неверные» мусульмане, но и тем, что будто бы Венеция открыто и напрямую его не совершала. Дело предоставили, гласит хроника Мартино да Канале, трем предприимчивым венецианским купцам. Они были готовы предложить мусульманам, охранявшим тело, хорошие деньги за то, чтобы просто забрать святого. Однако, по словам Мартино, это было легко сказать, но сложно сделать, потому что «язычники ценили его неимоверно» и скорее порубили бы купцов на куски, чем отдали им тело. Венецианцы придумали оригинальное решение: они положили Святого Марка в корзину, прикрыли капустой и свининой, надели его одежды на другие мощи и снова запечатали могилу.
Ощутив сладчайший аромат, разлившийся от мощей Марка по всему городу, язычники насторожились и обыскали могилу, но успокоились, увидев одежду на теле, которое сочли телом святого Марка. Правда, неугомонные александрийцы все же заподозрили, что венецианцы задумали неладное, и пришли с обыском на корабль. Похитители тем временем прикрепили святого Марка к мачте, между двумя четвертями свиной туши. Увидев свинину, неверные закричали «Hanzirl Hanzirl» — «Свинина! Свинина!» и бежали с судна. Купцы спешно уплыли прочь, и с помощью святого экспедиция вскоре достигла Венеции. (Вот, кстати, первое проявление благосклонности Марка к венецианцам: в минуту опасности он разбудил капитана и сказал, что они вот-вот сядут на мель, если немедленно не спустить паруса.) Примерно ту же историю рассказывают мозаичные изображения, размещенные над одной из дверей главного фасада.
Базилика IX века, пострадавшая, но не разрушенная пожаром 976 года, была немедленно отремонтирована и частично перестроена. Что касается масштабных работ по переустройству, они начались в 1063 году и привели к созданию той церкви, освященной в 1094-м дожем Витале Фальером, какой мы знаем ее сегодня. Работы по реконструкции закончились, и вскоре после освящения чудесным образом вернулось тело святого Марка, которое пропало, очевидно, после того, как его отправили в безопасное место во время пожара 976 года (о возвращении тела повествует фрагмент мозаики 1303 года, расположенный в конце правого трансепта). В новой церкви кирпичные своды пришли на смену деревянной крыше, появился новый притвор и склеп. Святого похоронили в склепе, где его мощи и оставались до 1836 года, пока их не перезахоронили под высоким алтарем.
И снова церковь Святых Апостолов в Константинополе стал основным образцом, и теперь у Венеции доставало и средств, и мастерства, чтобы скопировать оригинал с большей точностью. Правда, в наши дни сравнивать их довольно сложно, поскольку церковь Святых Апостолов была разрушена в XV столетии. Базилика Сан-Марко соединила в себе западные и византийские традиции: на него оказали влияние самые разные аспекты римских и православных обрядов, что проявилось, в первую очередь, во внутреннем убранстве. Мозаика, например, отличается более линейным, повествовательным характером построения и более широким спектром сюжетов, чем это позволяла греческая традиция, а главный алтарь находится не в центре, а на востоке. Архитектор, вероятнее всего, был грек, но работу выполняли и контролировали, похоже, итальянские каменщики, художники по мозаике и другие. У базилики пять куполов полусфер, один в центре и четыре по сторонам, вместе они образуют греческий крест. Сами купола — их видно изнутри церкви — сохранили изначальную форму, но примерно в 1230 году поверх них надстроили еще одни — меньшего размера, покрытые свинцом. Вдохновением для этого нового украшения, должно быть, послужила исламская традиция — скорее всего египетская.
Другие изменения XIII века тоже отражают влияние широких связей с внешним миром. В основном перемены сводились к тому, что к убранству храма добавляли все новые и новые трофеи, которые стали прибывать из Константинополя после четвертого крестового похода. Большую часть добычи поместили на южном фасаде, тем более что он очень удачно просматривался из окон Дворца дожей. Здесь есть рельефы и колонны из Константинополя. В юго-западной части находится то, что осталось от трофея более поздней войны — порфировой колонны, известной как Пьетра дель бандо. Ее привезли в 1258-м из Акры, где она символизировала генуэзское правление. (Она была уничтожена, когда в 1902 году обрушилась Кампанила.) Дальше стоят еще две колонны. Ранее считалось, что их тоже доставили из Акры, но, как выяснилось, они попали в Венецию из Константинополя наряду со многими другими предметами.
За колоннами находится древняя скульптурная группа из порфира — «Тетрархи», два старших императора (августы) и два младших соправителя (цезари), которые по решению Диоклетиана разделили между собой контроль над Восточной и Западной Римской империей в 293 году. Демонстрация обладания этой скульптурной группой в определенной степени обнаруживает имперские претензии на власть: ведь один из тетрархов — Констанций, отец основателя Византии Константина. Многие ли это понимали — вопрос спорный. Тетрархи держат друг друга за облаченные в королевские мантии плечи одной рукой, возложив другую руку на мечи, и большинство современных путеводителей находят этот жест солидарности «прекрасным». А в начале XVII века Тому Кориэту сообщили, что это «четыре благородных джентльмена из Албании, которые были братьями». В какой-то ранний период венецианской истории они приплыли сюда «на корабле, груженном несметными сокровищами». Двое сошли на берег, двое остались на борту, и каждая пара задумала обмануть другую и сбежать с сокровищами. Все они, как и молодые люди в похожей ситуации из «Рассказа продавца индульгенций» Чосера, погибли. «И тогда венецианская синьория захватила все их товары в свою собственность, и с этого началось богатство Венеции». Венецианцы же и возвели эту статую, «в память о жестоком и подлом предательстве братьев». Как и следовало ожидать от венецианской легенды, обогащение государства играет в ней не менее важную роль, чем мораль.
Но самый удивительный и знаменитый византийский трофей — четыре бронзовых коня, гордо стоящие над главным входом. Они как будто двигаются грациозной, легкой, уверенной поступью. Как писал отцу молодой Бенджамин Дизраели в сентябре 1826 года, «четыре бронзовых коня идут неторопливой иноходью, а не становятся на дыбы, как следует из некоторых описаний». Неудивительно, что людям хотелось приписать их древнему греческому скульптору Лисиппу, хотя, скорее всего, они относятся к эпохе Римской империи. Они шествуют легкой «неторопливой иноходью» коней, созданных, чтобы увенчать триумфальную арку. Некоторые полагают, что примерно такую функцию они и выполняли на ипподроме в Константинополе. Ясно, что их новое расположение задумывалось как не менее триумфальное, знаменующее победу над самой Византией — еще один дополнительный символ могущества Венеции. Почти шестьсот лет спустя они стали трофеями Наполеона, но после его падения были возвращены на место. В XX веке их перемещали раза три или больше, для их же собственной безопасности: в Рим на время двух мировых войн, а в 1979-м — в помещение музея Базилики. Вы можете изучить оригиналы, перед тем как выйти на улицу и посмотреть на копии, которые сейчас установлены на фасаде. (Они же представлены на мозаике 1260–1270 годов, расположенной над крайней левой дверью Порта Сант-Алиппио, рассказывающей о прибытии тела Святого Марка в базилику.)
Итак, именно в XIII веке Сан-Марко был украшен и инкрустирован снаружи, превратившись в «груду сокровищ» Рескина. Чтобы попасть в атриум, нужно пройти между двухъярусными колоннами, под золотой мозаикой XIII–XV веков, мраморными глыбами, бронзовыми конями, готическими скульптурами и фронтонами (достроенными в XV веке). Как только вы оказываетесь внутри, вашему взору предстают новые доказательства венецианской славы в виде великолепных мозаик XIII века. На куполах, арках и тимпанах изображены сюжеты из Ветхого Завета, начиная с сотворения суши, запечатленного в центре самого высокого купола. Адам и Ева в зеленом райском саду появляются в основном на внешнем кольце, а дальше идут все сюжеты по порядку, заканчиваясь изображением народа израильского, пересекающего Красное море. Ромбовидная плита у центральной двери служит напоминанием о том моменте, когда под славным венецианским покровительством Фридрих Барбаросса преклонил колени, признавая власть папы. В нишах на фронтальной стене атриума расположены могилы некоторых дожей средневековья, которые внесли свой вклад в славную историю Венеции, — включая Витале Фальеро (справа от главной двери).
Первое, что бросается в глаза любому вошедшему в храм, — золото. Оно здесь повсюду, оно поблескивает, куда ни кинь взгляд, и его дополняет более мягкое мерцание мозаичной напольной плитки. Затем обращаешь внимание на «бесконечную последовательность толпящихся изваяний и картин, одно изображение переходит в другое, как во сне», как отмечал Рескин. Атмосфера здесь, за исключением, возможно, времени проведения служб, недостаточно религиозная. Но нельзя назвать ее и явно светской, как ни велико искушение счесть приобретение и гордую демонстрацию трофеев проявлением алчности и страсти к самовосхвалению. Горожане в большинстве своем испытывали преданность по отношению к Святому Марку и верили, что город процветал, богател и одерживал победы благодаря его покровительству. Не то чтобы святое, но и не совсем светское, ни чисто греческое, ни итальянское, внутреннее убранство кажется уникальным, сколько бы вы ни рассматривали его. А сквозь арки виден отблеск других арок, надписей и сводов, этот интерьер не кажется строго ограниченным, замкнутым, как это обычно бывает в храмах. Собор Сан-Марко часто сравнивали с украшенным миниатюрами средневековым манускриптом: вы переворачиваете красочную страницу — и вот, уже увидев часть следующей, переводите взгляд обратно и непременно замечаете новые детали.