…реками гнева Господня, с ревом низвергающимися в залив, где весь мир расплавлен их пламенным жаром, повергнуты в прах народы, и на мгновение показывающиеся из водоворота человеческие конечности описывают круги, будто лопасти ветряных мельниц. Подобно летучим мышам, из пещер, разломов и теней земли собираются кости, и вздымаются горы глины, грохоча и слипаясь в наполовину оформленные тела, которые ползут, в панике пробиваясь наверх, сквозь гнилые водоросли. Глина налипла на их свалявшиеся волосы, а их тяжелые глаза запечатаны земной тьмой.
Церковь принадлежала приходу Тинторетто, и он передал ей свои огромные картины бесплатно. В 1594-м его похоронили здесь, и в часовне, справа от алтаря есть мемориальная табличка и достаточно хорошо сделанный бюст. В той же церкви покоятся его дочь Мариетта (1560–1590) и сын Доменико (1560?–1635), которые работали вместе с ним.
Гетто находится южнее, в районе Каннареджо. Именно это Гетто дало имя всем остальным: оно происходит от местного слова, обозначающего литейни (от gettare, что в данном случае означает «лить металл»). Может сбить с толку, что самые старые синагоги находятся на кампо Гетто Нуово (Новое Гетто), но все дело в том, что именно бывшая «новая литейная» стала первым районом, где в 1516 году появилась особая территория, в границах которой разрешалось селиться евреям. Гетто Веккьо (Старое Гетто) было основано в 1541-м, а в 1633 году к ним добавили и третий район, Гетто Нуовиссимо (Новейшее Гетто), но места все равно катастрофически не хватало. В прошлом эти районы, особенно Гетто Нуово, были очень оживленны в дневное время, когда христиане свободно посещали многочисленных портных и ломбарды. Жизнь кипела здесь и ночью, когда проходить через ворота разрешалось только врачам. Сейчас память о тех временах сохранилось только в одном тихом уголке Каннареджо в виде нескольких торгующих еврейскими сувенирами и кошерной пищей магазинов, высоких зданий (иногда по шесть-семь этажей, для экономии земли), пяти синагог и Музео Эбраико.
История жизни евреев в Венеции была переменчива, как, впрочем, и в любой другой стране. Нередко их терпели как врачей или ростовщиков (христианам заниматься ростовщичеством обычно запрещалось, а евреев не допускали во многие другие профессии). Иногда их изгоняли, часто брезгливые посетители критиковали их за то, что они живут в тесноте, пренебрегая правилами гигиены. Как в случае с Шейлоком в «Венецианском купце», у них могли брать в долг, а могли плевать на них, а нередко делали и то и другое. При Венецианской республике жестокое преследование было редкостью, но налоги зачастую оказывались слишком высокими. Несмотря на ограничения, некоторым евреям все-таки удавалось преуспеть; в частности, левантийским евреям разрешалось вести торговлю, в которой они преуспевали. Еврейская культура в Венеции процветала — все ее направления от популярных песен до театра и мистических трактатов. В первой половине XVI века еврейские ученые и наборщики создали около двухсот книг на иврите, напечатанных в Венеции Даниелем Бомбергом из Антверпена. Позже в Гетто жила поэтесса Сара Коппио Салам (1592–1641), ее салон стал местом встречи еврейских и христианских интеллектуалов.
Из личностей XVII века больше всего мы знаем о рабби Леоне да Модена (1571–1648), авторе многих проповедей, книг и памфлетов, пасторальной пьесы и откровенной автобиографии[18]. В ней Модена описывает свои финансовые проблемы, страшное горе после смерти одного сына, погибшего от болезни, и второго, убитого врагами из его же общины, распространение чумы в 1630–1631 годах, семейные неурядицы на склоне лет, когда они с женой перебирались из одного убогого жилья в другое. Скандал 1636–1637 годов, разразившийся после того, как двух евреев посадили в тюрьму за получение краденого товара на сумму 60–70 тысяч дукатов, грозил погубить всю общину. Скандал разрастался, и пошли разговоры о том, чтобы выселить из Венеции всех евреев. Такой исход удалось предотвратить отчасти благодаря убедительному вмешательству Симона Луццатто (1383–1663), ученика Модены, позже его преемника в качестве главного рабби. Его «Рассуждение о положении евреев» в Венеции разъяснило остальным горожанам непосредственные экономические выгоды дальнейшей терпимости. Не имея собственной родины, в отличие от других национальных меньшинств, убеждал Луццатто, евреи вкладывали деньги там же, где жили; они усердно трудились и, по сути, были «ступнями» государства — и пусть оно наступало на них, но они были ему необходимы.
В 1637 году у Модены случилась личная, но не менее опасная беда. В Париже без его разрешения опубликовали его «Riti ebraici», и на какое-то время, признается он, его охватила паника. Эта книга, в отличие от прагматичного рассуждения Луццатто, касалась деликатных теологических проблем: Модена писал о некоторых аспектах еврейской доктрины, обсуждение которых было запрещено католической церковью. Но влиятельные друзья предприняли мудрый упреждающий ход и немедленно передали материалы рабби инквизиции — и она не стала его преследовать. Модена смог продолжать писать, преподавать и (в чем он честно признавался в своей лишенной всякого притворства биографии) дальше бороться изо всех сил с потребностью немедленно проиграть в азартные игры любые заработанные деньги.
В 1648 году, когда Модена умер, в Венеции проживало около 5000 евреев. К концу столетия их число значительно уменьшилось, потому что отдельные личности и целые семьи уезжали в Голландию и Пруссию, где им предлагали значительно более свободные условия жизни. А в Венеции даже в 1777 году все еще вводили новые ограничения. После падения Венецианской республики в 1797-м ворота Гетто был разрушены. Евреям разрешили жить и в других районах, хотя многие остались. После объединения с Италией в 1866 году им разрешили полнее участвовать в жизни Венеции, пока официальная нетерпимость не вернулась вместе с расистскими законами 1938-го. Раньше, при режиме Муссолини, евреев, наоборот, призывали вступить в фашистскую партию, и резкая смена отношения до какой-то степени обусловливалась давлением нацистов. Бронзовый барельеф в Гетто Нуово (1980 год, работа литовского художника Арбита Блатаса) установлен в память примерно двухсот членов общины, которых отвезли в Фоссоли, рядом с Моденой, в конце 1943-го и в феврале 1944-го переправили в лагеря уничтожения в Германию или Польшу. Вернулись только восемь из них.
Сегодня евреи не составляют большинства населения Гетто. Община невелика, и, как и население всего города, ее составляют в основном пожилые люди, а молодежь ищет работу и развлечения на материке. Несколько синагог (из которых только две еще действуют) можно посетить с экскурсией, на английском или итальянском языках. Экскурсионные группы собираются на первом этаже музея в Гетто Нуово.
Раньше у каждой группы евреев были свои синагоги. Рядом с музеем, например, находится «немецкая» синагога Скуола Гранде Тедеска (1528), которую использовали евреи ашкенази, в основном из Германии и Франции. Все три синагоги Гетто Нуово намеренно сделаны неприметными снаружи, но внутри они богато отделаны золотом и резьбой по дереву. Скуола Кантон (1531) — название, возможно, означает «на углу» — обладает изящным интерьером XVIII века. В более тихой и спокойной Скуоле Итальяна (1575) есть светлая женская галерея, тоже XVIII века, ярко контрастирующая с темным деревом нижней части помещения. Синагоги в Гетто Веккьо снаружи выглядят интереснее. Их строили довольно богатые сообщества в те времена, когда они чувствовали себя в большей безопасности от внезапного нападения. Скуола Спаньола, где за музыкой следил и нередко проповедовал Леон да Модена, рассматривалась как место встречи всей общины в целом. Ее прекрасный интерьер в стиле барокко (1655) создал Балдассаре Лонгена, известный создатель церкви Санта-Мария делла Салюте — евреям не разрешалось заниматься искусствами или ремеслами. В расположенной поблизости Скуоле Левантина, декорированной блестящим темным ореховым деревом и темно-красными занавесями, находится огромная, богато украшенная кафедра под балдахином (bimah) работы Андреа Брустолона из Беллуно (1662–1732). «Либо она привлечет вас своей чрезмерной оригинальностью, либо оттолкнет чрезмерным количеством украшений» — говорит о ней Роберта Кьюриел в самом подробном и всеобъемлющем путеводителе по Гетто (Роберта Кьюриел и Дов Куперман «Венецианское Гетто»).
Экскурсия заканчивается все в том же музее, где есть хорошая коллекция масляных ламп, подсвечников, фонариков для хануки, богато украшенных риммоним и брачных контрактов. Один из первых мемориалов венецианским евреям находится на еврейском кладбище на Лидо, основанном в 1386 году. В числе прочих здесь похоронены Модена, Луццатто и Салам. Их надгробия были найдены во время дорожных работ в 1920-м и установлены среди других белых надгробий в окруженной стенами старой части кладбища. От братской могилы жертв чумы сохранился только единственный камень с надписью «1631 Hebrei».
Вернувшись на канал Каннареджо (где, кстати, есть несколько очень неплохих бакалейных и фруктовых лавок — в основном со стороны Гетто), на месте его слияния с Большим каналом вы увидите палаццо Лабиа. Лабиа, богатая купеческая семья испанского происхождения, купила себе статус патрициев за 100 000 дукатов в 1646 году. Они жили здесь, на кампо Сан-Джеремия, более века, но им понадобился новый дворец, достаточно роскошный для обретенного высокого положения. Андреа Коминелли закончил здание в 1696 году. Алессандро Треминьон произвел перестройку в середине XVIII века — в частности, обновил фасад, выходящий на кампо. Но самым важным изменением стало создание бального зала, который расписывали художник-перспективист quadraturìsta Джероламо Мендоцци Колонна и великий мастер фресок Джамбаттиста Тьеполо. Мендоцци Колонна изобразил архитектурные детали, которые имитировали реальные архитектурные элементы, продолжая их и споря с ними, благодаря чему кажется, что Антоний и Клеопатра Тьеполо находятся рядом с нами в комнате. Тьеполо известны и другие способы играть с реальностью: Клеопатру он писал, возможно, с хозяйки дома, Марии Лабиа, а чернокожий мальчик, сдерживающий собак при встрече двух любовников, — скорее всего, слуга самого Тьеполо, Селим. За пиром Клеопатры наблюдают сами художники — Тьеполо, живой, с орлиным профилем, в синем тюрбане, и Мендоцци Колонна рядом с ним, в более легком облачении и с более полным лицом.