Итак, 5 ноября 1529 г. Карл V официально въехал в Болонью, где перед базиликой Сан-Петронио его ждал папа Климент VII. После краткой приветственной церемонии оба удалились во дворец подеста на другой стороне площади. Для них приготовили соседние апартаменты: до коронации им предстояло обсудить и решить множество важных вопросов. В конце концов, прошло всего два года с тех пор, как императорские войска разграбили папский Рим, а сам Климент VII фактически оказался пленником Карла V в замке Святого Ангела, и им нужно было каким-то образом восстановить дружеские отношения. Затем требовалось составить отдельные мирные договоры со всеми прежними итальянскими врагами империи, самыми важными из которых, помимо Климента VII, были Венеция, Флоренция и Милан. Лишь после того, как на полуострове установится мир, Карл сможет с полным правом опуститься перед папой на колени и получить императорскую корону. День коронации назначили на 24 февраля 1530 г. и разослали приглашения всем правителям христианского мира. Карл V и Климент VII выделили чуть менее четырех месяцев на устройство будущего Италии.
Император полностью контролировал ситуацию: ни одно из итальянских государств не могло категорически отказаться от тех условий, которые он желал им навязать. Однако его целью было установление долгого и прочного мира – хотя бы для того, чтобы сосредоточить внимание всех христианских стран на турецкой угрозе; поэтому он не намеревался обострять отношения и по возможности шел на уступки. По соглашению, которое он заключил с Венецией 23 декабря, республика должна была вернуть Трани, Монополи и другие свои города и территории в Апулии Неаполитанскому королевству, которое принадлежало Карлу V, а прежде находившиеся под властью папства Равенну и Червию отдать Святому престолу, чтобы задобрить папу Климента VII. Правда, утрата этих территорий не наносила серьезного ущерба ее процветанию и благополучию. Право Венеции на владения в тех областях, которые действительно имели значение, – в Ломбардии, Фриули и Венето – было подтверждено, а когда она с некоторой горячностью выступила против предложения Карла V посадить на миланский трон Алессандро Медичи, он согласился восстановить в правах Франческо Сфорца, несмотря на то что тот непоколебимо сражался на стороне французов; Карл настоял лишь, чтобы в замке в центре города по-прежнему нес службу испанский гарнизон.
Столь же успешные договоры были заключены и с другими итальянскими государствами, с которыми у империи имелись серьезные разногласия, – за исключением одного. Двумя годами ранее, в 1527 г., флорентийцы вновь восстали против Медичи и изгнали их из города. Это был смелый, если не сказать безрассудный, поступок, совершенный в тот момент, когда один из семейства Медичи занимал папский престол; папа Климент VII не намеревался оставлять это дело безнаказанным и ясно дал понять Карлу V, что, если тот не обязуется отправить войско, чтобы вернуть город под контроль Медичи, папа отменит все планы касательно императорской коронации. Вначале он надеялся мирными способами убедить флорентийцев капитулировать, но их воспоминания о Савонароле были еще свежи, за оборонительные сооружения отвечал Микеланджело, а жители города настроились на борьбу. Карл смирился с неизбежным: если успех итальянской политики требовал пожертвовать Флоренцией, придется принести ее в жертву.
Все прочие проблемы оказались преодолимыми, и задолго до назначенного дня Карл заложил основы общеитальянской лиги; более того, эта лига служила доказательством, что власть империи распространилась по всей Италии так широко, как не распространялась за все предыдущие столетия. Надо признать, что она основывалась скорее на свободных дипломатических союзах, нежели на феодальном законе, но это не делало ее менее реальной. Итак, был подписан мир[280]; Коньякская лига Климента и разграбление Рима Карлом забыты или по крайней мере выброшены из головы, и 24 февраля 1530 г. в базилике Сан-Петронио Карл сначала был миропомазан, а затем принял из рук папы меч, державу, скипетр и корону Священной Римской империи. Событие это было несколько омрачено тем, что временный деревянный мост, соединявший церковь с дворцом подеста, рухнул в тот миг, когда по нему шла свита императора; но, когда выяснилось, что никто серьезно не пострадал, настроение у всех быстро поднялось, и празднования продолжались до глубокой ночи.
Церемония отличалась великолепием, но она могла стать еще более торжественной, если бы кто-нибудь из ее участников знал, что она – последняя в своем роде. Священная Римская империя возникла в день Рождества 800 г., когда папа Лев III возложил императорскую корону на голову Карла Великого. С тех пор получение короны из рук папы римского стало неотъемлемой частью самой империи, и множество римских королей рисковали жизнью, чтобы получить это высшее подтверждение своего статуса. Для некоторых из них путешествие оказалось слишком рискованным в тогдашних политических обстоятельствах, и они, занимая трон де-факто, по сути никогда не могли называться императорами. С коронацией Карла V эта семисотлетняя традиция завершилась. С империей еще не было покончено, но больше ни один император не получал ее корону, пусть даже символически, из рук наместника Христа на земле.
Часть IVЗакат и падение
Но час настал роскошного заката —
Ни прежней славы, ни былых вождей!
И что ж осталось? Горечь и расплата.
Мы – люди! Пожалеем вместе с ней,
Что все ушло, блиставшее когда-то,
Что стер наш век и тень великих дней[281].
35Мир(1530 –1564)
Но всех чуднее дож – берет он в жены море,
Хоть ясно, что рога ему наставят вскоре:
Ведь у супруги-то в любовниках – султан![282]
На Апеннинском полуострове царил мир – по крайней мере, по итальянским меркам; но, хотя этот мир принесла деятельность папы и императора и вся Италия до сих пор находилась в тени крыльев имперского орла, Венеция сумела защитить не только свою политическую независимость, но и целостность своих материковых владений. Еще примечательнее то, что сделала она это исключительно при помощи дипломатии. В течение последних четырнадцати лет, несмотря на несколько договоров и союзов, в которые ее вынудили вступить тогдашние обстоятельства, она воздерживалась от реальных войн. Мир послужил ее интересам лучше войны, и она собиралась сохранять этот мир всеми доступными средствами.
Эта задача явно обещала стать трудной. Франциск I, вернувшийся в Блуа зализывать раны, был все еще молод и энергичен и вовсе не отказался от связанных с Италией амбиций. Он с интересом наблюдал за быстрым распространением протестантизма в Германии, взвешивая вероятность религиозных войн внутри империи, которые могут связать руки императорской армии и дать ему возможность захватить земли по ту сторону Альп, которые он по-прежнему считал своими по праву рождения. Тем временем Сулейман Великолепный наступал на всех фронтах: на островах Средиземноморья, на побережье Северной Африки, на Балканах и в Центральной Европе. Поскольку о великом союзе христианских стран речи явно не шло, не было и надежды оказать ему успешное военное сопротивление. Единственной альтернативой казалась политика умиротворения, и к тому времени, когда Венеция выбирала представителей для посещения коронации императора, другой ее посол, Томмазо Мочениго, уже направлялся в Константинополь, чтобы вновь уверить султана в неизменном почтении со стороны республики и осыпать его дарами по случаю церемонии обрезания его сына.
Однако поддерживать хорошие отношения с Сулейманом всегда было нелегко, особенно Венеции. Османский флот приобретал все более грозные размеры, в Восточном Средиземноморье кишели турецкие корабли, а поскольку большинством из них командовали корсары вроде печально известного Хайреддина Барбароссы, которого мало заботили договоры и перемирия и который просто нападал на суда христиан, едва их завидев, инциденты были неизбежны. Особенно затруднительная ситуация возникла в ноябре 1553 г. (всего через восемь месяцев после того, как Венеция категорически отказалась вступить в антитурецкий союз с папой, императором и некоторыми другими итальянскими государствами, прекрасно понимая, что с тем войском, которое есть в ее распоряжении, она лишь без нужды разозлит султана), когда молодой венецианский военачальник Джироламо да Канале, выследив в критских водах потенциально враждебную турецкую эскадру, потопил два ее корабля и взял в плен еще пять. В прежние времена тем бы дело и кончилось, но ныне все было иначе. Охваченная паникой Венеция тут же отправила в Порту новых послов, чтобы принести извинения и предложить репарации. Трудно было решить, как поступить с самим Канале, поскольку его повсеместно объявили героем. Возможно, Венеции повезло, что именно тогда он решил подозрительно внезапно умереть на острове Закинф[283].
Эта политика умиротворения вынудила Венецию отказать в поддержке другим мелкомасштабным операциям против турок – таким, как краткий захват Туниса императорским флотом под командованием генуэзского адмирала Андреа Дориа в 1535 г. Карлу V легко было пускаться в подобные авантюры – он всегда мог по собственному желанию отступить и удалиться в свою окруженную сушей цитадель. В отличие от Венеции Карл не находился на переднем крае; она же все еще владела на Средиземноморье несколькими важными для ее интересов торговыми поселениями, и их сохранение полностью зависело от доброй воли султана.
Пусть так, мог бы ответить Карл, но как же добиться сохранения этой доброй воли? Венецианцы отлично знали, что им это совершенно неподвластно. Сулейман выступит против них именно тогда, когда ему будет удобно, и рано или поздно им придется оказать ему сопротивление.