Так завершился один из самых унизительных эпизодов в истории Венеции. Существует мнение, что, обеспечив примерно три четверти союзного флота, республика не должна была терять время в ожидании союзников и ей следовало спешно отплывать еще в июне; однако по справедливости ее нельзя считать за это ответственной. И все же Венеции не удалось избежать своей доли позора, большая часть которого незаслуженно пала на голову старого Джироламо Дзане. Ему приказали явиться в Венецию в начале 1571 г., а в следующем году (причина этой задержки неизвестна) призвали в Совет десяти для ответа на несколько серьезных обвинений, относящихся к его поведению во время экспедиции. После долгого расследования его оправдали, но было слишком поздно: в сентябре 1572 г. он умер в тюрьме.
Судьба Джованни Андреа Дориа сложилась иначе. Филиппу II недвусмысленно сообщили о том, какие неприятные чувства вызвал у остальных его адмирал: папа Пий V, получив отчет Колонны, отправил королю официальную жалобу. Однако Филипп II решил ее проигнорировать. Дориа в точности повиновался его указаниям, за что был немедленно награжден чином генерала, которому должны были подчиняться все командующие флотом в Испании, Неаполе и на Сицилии; в этом чине он причинил делу христианства еще больше вреда, прежде чем завершилась его недостойная карьера.
В 1570 г. Венеция владела Кипром в течение 81 года. Королеву Катерину сменил венецианский наместник в чине лейтенанта; он и два его советника (втроем они были известны как ректоры – эквивалент венецианской синьории) представляли собой практически всю гражданскую власть. Существовал Большой совет, состоявший из всех знатных людей острова старше двадцати пяти лет и из проживавших на острове венецианцев; последние обладали правом быть избранными, если были дворянами, остальные могли купить место в совете после пяти лет проживания (при условии, что они не принадлежали к числу «мастеровых» ремесленников). Однако функции этого совета были в большой степени выборными, и даже его решения требовали подтверждения ректоров.
Гражданское правительство располагалось в Никосии, военная штаб-квартира находилась в Фамагусте. Стоявший там гарнизон пехоты и кавалерии и кипрский флот находились под командованием венецианского капитана, хотя в военное время из Венеции могли прислать генерала-проведитора, на которого возлагалась верховная власть. Фамагуста, в отличие от Никосии, обладала превосходными укреплениями: «из всех городов сильнейшая» (omnium urbium fortissima), как описал ее один изумленный путешественник. Исторически это была главная гавань острова, хотя к 1570 г. Салинес (современная Ларнака) обогнал ее по числу торговых перевозок.
Общая численность населения составляла примерно 160 000 человек, до сих пор живших при анахроничной феодальной системе, которую республика не особенно пыталась изменить. Наверху находилась знать – частично венецианская, но в основном потомки французских крестоносцев, вроде бывшего королевского дома Лузиньянов. Большая часть земли находилась в их руках, но поскольку на острове господствовал закон первородства, росло число не имевших собственности младших сыновей, которые часто представляли собой проблему для правительства. Низший слой составляли крестьяне, многие из которых по-прежнему оставались фактически крепостными и были обязаны работать на хозяина два дня в неделю. Жизнь у них была тяжелой, несмотря на чрезвычайное плодородие острова, а угнетение составляло ее неотъемлемую часть. Между этими двумя слоями находились купеческий класс и городская буржуазия – левантийская смесь из греков, венецианцев, армян, сирийцев, коптов и евреев.
Словом, Кипром наверняка было нелегко управлять, однако надо признать, что венецианцы, чья собственная система управления оставалась чудом и предметом зависти для всего цивилизованного мира, должны были править островом гораздо лучше, чем они это делали. Возможно, строгость стандартов, которая требовалась от них дома, увеличивала соблазн набивать себе карманы, оказавшись на безопасном расстоянии; возможно также, что они попадали под влияние общей атмосферы коррумпированности, которая преобладала на острове задолго до того, как им завладела Венеция. Доподлинно известно лишь то, что ко времени высадки турок летом 1570 г. венецианцы приобрели мрачную репутацию плохих и коррумпированных управленцев и сделались крайне непопулярны среди своих кипрских подданных. Даже богатые дворяне, как бы сильно они ни угнетали собственных крестьян, протестовали против того, как республика, по их мнению, обогащается за счет острова, а ее официальные представители следуют ее примеру, используя менее публичные методы. Кроме того, их оскорблял недостаток реальной власти. Другие, более простые слои населения во многом испытывали те же чувства. Многие считали, что любая смена правительства может привести только к лучшему, и эти настроения приобрели большое значение, когда настал кризис.
Совместная операция по освобождению Кипра оказалась полной катастрофой; однако даже если бы флот благополучно добрался до места назначения, высадил войско и в точности исполнил все указания, ему бы вряд ли удалось спасти остров. Крупная победа на море могла бы оказать временный эффект и отсрочить неизбежное на пару лет; но поскольку турецкий флот, который 3 июля бросил якорь в Ларнаке, насчитывал не менее 350 кораблей (это число более чем вдвое превышало оценки Колонны), такая победа была бы маловероятной, если не сказать больше. На самом деле Кипр был обречен с того момента, как Селим II решил присоединить его к своей империи.
Обречен он был по той же причине, по которой пятью годами ранее спаслась Мальта: из-за того неоспоримого факта, что сила любой армии в походе обратно пропорциональна длине путей сообщения и подвоза припасов. Поскольку у Кипра не было ни средств, ни способности, ни воли обороняться, защитить его могла лишь Венеция, откуда должны были доставлять все военные припасы, вооружение и обмундирование, а также большую часть солдат и лошадей. Но Венеция находилась на расстоянии 1500 миль, в другой части Средиземного моря, большая часть которого контролировалась турками. Туркам же требовалось проплыть всего 50 миль от своих портов на побережье Южной Анатолии, где они могли рассчитывать почти на неограниченные поставки людских ресурсов и материалов.
Их успех казался тем более гарантированным, что оборонительные сооружения Кипра, не считая тех, что имелись в Фамагусте, были безнадежно слабыми. Правда, Никосия могла похвастаться девятью милями средневековых стен, но они окружали территорию, значительно превышавшую размеры города, так что для их защиты требовалось огромное войско. Кроме того, эти стены были слишком тонкими, а осадные технологии XVI в. сильно отличались от тех, что применялись два столетия назад, так что, несмотря на лихорадочные усилия венецианских инженеров укрепить их в последнюю минуту, у них было мало шансов устоять против мощной артиллерии, в которой турки уже давно стали большими мастерами. Кириния некогда была великолепной крепостью, но она давно превратилась в руины, и, несмотря на то что и там недавно постарались починить и укрепить оставшиеся стены, она вряд ли смогла бы продержаться долго. Укрепления во всех остальных городах на Кипре были либо минимальными, либо вовсе отсутствовали; с самого начала было ясно, что надежда на долгое сопротивление существует лишь в Никосии и Фамагусте. Людей тоже не хватало. Делать точные подсчеты всегда непросто, но маловероятно, чтобы к началу осады в Никосии было больше 20 000 солдат, включая 500 кавалеристов, а из этого числа полностью боеспособными были чуть больше половины. Монах Анджело Калепио, присутствовавший при осаде, писал, что на складе боеприпасов было 1040 аркебуз, однако их не распределили как следует и не объяснили, как ими пользоваться, так что в результате многие солдаты не смогли из них стрелять, не опалив себе бороды.
Основную вину за эти и многие другие недостатки обороны следует возложить на лейтенанта Николо Дандоло. Неуверенный, робкий, вечно мечущийся между приступами почти истеричной активности и периодами апатичного безразличия, он явно не подходил для роли главнокомандующего – и она бы ему не досталась, если бы Себастьяно Веньер, назначенный генералом-проведитором и плывший с флотом Джироламо Дзане, сумел добраться до острова. В следующие мучительные месяцы Дандоло служил постоянной обузой, а его недальновидность и чрезмерная осторожность стали время от времени вызывать подозрения (правда, необоснованные), что он состоит на жалованье у врага. К счастью, в Фамагусте люди были лучше: генерал из Перуджи Асторре Бальони, которого прислали в апреле из Венеции в качестве главнокомандующего, и капитан Маркантонио Брагадин, который своей страшной участью по окончании осады заслужил себе постоянную нишу в венецианском Зале славы и навлек вечный позор на завоевателя.
Турецкий флот появился у побережья Кипра 1 июля. Султан Селим II, в памяти которого еще было свежо унижение, испытанное его отцом на Мальте, приложил все усилия для подготовки вторжения и доверил флот двум самым способным и опытным командующим: сухопутным войском командовал Лала Мустафа-паша, а флотом – Пияле-паша (хорват, который совместно с Драгутом десять лет назад победил испанский флот под командованием Джованни Андреа Дориа). После молниеносной атаки на Лимасол, которому был причинен значительный ущерб, войско разграбило город и соседний монастырь, не получив никакого отпора, а затем отправилось вдоль южного побережья острова к Ларнаке. Здесь из-за нерешительности Дандоло Мустафа сумел высадить все свое войско, не встретив никакого сопротивления, и разместить своих людей в ожидании подкреплений с материка. Затем он отправил из Ларнаки в Никосию слепого греческого монаха с обычным ультиматумом: поскольку у Венеции нет шансов устоять перед его превосходно экипированной армией из 200 000 человек, пусть она уступит остров мирно, сохранив таким образом дружбу и расположение султана. Если же она этого не сделает, то тем хуже для нее. Ректоры в Никосии не дали на это послание никакого ответа, однако отправили настоятельный призыв о помощи в Фамагусту, прося, чтобы Бальони вернулся с подкреплением. В просьбе было отказано на том основании, что угроза Никосии вполне может оказаться уловкой; основная мощь турецкой атаки по-прежнему ожидалась в Фамагусте.