Столь историческое решение обычно объявлял сам дож, однако в тот раз его кресло пустовало. Дож Альвизе Контарини скончался четырьмя днями ранее, а его преемника еще не избрали. Франческо Морозини, вновь назначенный капитан-генералом, уже выдвинул себя в качестве кандидата, и все знали, что он жаждет в качестве главы флота и всей страны поплыть против своего давнего врага. Однако, к его большому разочарованию, венецианцы решили, что во время исполнения военных задач ему лучше быть свободным от государственных забот, и выборщики обошли его в пользу некоего Маркантонио Джустиниани – пожилого ученого, который чрезвычайно успешно служил послом при дворе Людовика XIV; в Венеции ходили слухи, что он не только холостяк, но и девственник. Именно под несколько сомнительным руководством Джустиниани Венеция вступила в кампанию, которая принесла ей самый большой военный успех за двести лет. Немедленно началась подготовка к летней экспедиции; тем временем в Константинополе Джованни Каппелло – секретарь спешно уехавшего байло – доставил султану официальное объявление войны и в тот же вечер благоразумно покинул столицу, переодевшись моряком.
Франческо Морозини было уже шестьдесят четыре года. Лишившись шапки дожа, на которую он рассчитывал, он тем не менее с энтузиазмом и решимостью взял под командование 68 боевых кораблей, в том числе 6 галеасов. Подготовка такого большого флота заняла некоторое время, и он смог отплыть лишь в июле, однако задержка вынудила папу, великого герцога Тосканы и мальтийских рыцарей предоставить ему хотя бы несколько кораблей, успевших присоединиться к флоту перед отплытием. Выйдя из гавани, Морозини сразу направился к первой цели – острову Святой Мавры (современному Лефкасу) – и 6 августа захватил его после 16-дневной осады. Мало какое быстрое завоевание представляло собой бо́льшую стратегическую ценность: расположенный между Корфу и Кефалонией остров контролировал вход в Адриатику и Коринфский залив и обеспечивал плацдарм, с которого примерно через месяц небольшое сухопутное войско добралось до материка и вынудило к сдаче замок Превеза.
Тем временем дальше к северу побережья влахи в Боснии и Герцеговине одновременно подняли восстание против своих турецких повелителей и двинулись на юг, в Албанию и Эпир. Еще дальше к северу армии императора и Яна Собеского продолжали продвижение по территории Венгрии. К тому времени, когда наступление зимы положило конец первому сезону кампании, у Венеции и ее союзников были веские причины гордиться своими успехами.
С наступлением весны 1685 г. Морозини поплыл в старинный венецианский порт Корона, захваченный турками в 1500 г., и высадился там с войском в 9500 человек; в их числе были 3000 венецианцев, а также немецкие, папские и тосканские войска и 120 госпитальеров. На сей раз османский гарнизон оказал отчаянное сопротивление и поднял белый флаг над цитаделью лишь в августе. Когда началось обсуждение условий мира, одна из турецких пушек выстрелила, убив нескольких венецианцев. Переговоры немедленно прекратились, союзные войска в ярости хлынули в город и устроили там резню. Затем последовало взятие целой серии других крепостей, и через два-три месяца большая часть Южной Мореи была под контролем союзников; шведский генерал граф Отто Вильгельм фон Кёнигсмарк, нанятый Венецией за жалованье 18 000 дукатов, прибыл, чтобы взять на себя командование всеми сухопутными войсками.
В начале 1686 г. Морозини и фон Кёнигсмарк встретились на острове Святой Мавры на военном совете. У них было на выбор четыре основных цели: Хиос, Негропонте, Крит или остальная Морея; похоже, последняя была избрана под настойчивым давлением Кёнигсмарка. В конечном итоге выбор оказался не очень разумным, но нападавшим он не доставил никаких проблем. В течение следующих двух летних кампаний объединенные войска добились сдачи Модоне и Наварино, Аргоса и Нафплиона, Лепанто, Патраса и Коринфа.
Вести о последних трех из упомянутых побед пришли в Венецию утром 11 августа 1687 г. Город охватило безумное веселье: Кандия наконец была отомщена. Большой совет немедленно прервал заседание, чтобы его члены смогли посетить спонтанное благодарственное богослужение в базилике, а сенат приказал установить во Дворце дожей, в Оружейной Совета десяти, бронзовый бюст Морозини с выбитой на нем надписью[347]:
FRANCISCO MAUROCENO
PELOPONNESIACO ADHUC VIVENTI
SENATUS[348]
Тем временем быстро продолжалось завоевание Мореи. Кёнигсмарк уже приступил к ликвидации очагов сопротивления, которые оставались внутри области, особенно в регионах Мистра и Спарта; а Морозини и его флот направились в Аттику и принялись осаждать Афины.
И тут произошла вторая из двух великих трагедий, вину за которую, увы, следует возложить на Венецию. Мы уже рассказывали печальную историю Четвертого крестового похода[349]; теперь нам придется с грустью вспомнить, что в понедельник 26 сентября 1687 г., около 7 часов вечера, из мортиры, установленной Морозини на холме Мусейон напротив Акрополя, немецкий лейтенант выстрелил в Парфенон, который по злой воле судьбы использовался турками в качестве порохового склада. Выстрел попал точно в цель, и последовавший за ним взрыв почти полностью разрушил целлу и фриз, восемь колонн на северной стороне и шесть на южной вместе с антаблементами[350].
Однако на этом разрушения не закончились. После захвата города Морозини, который, несомненно, помнил о том, что венецианцы вывезли бронзовых коней с Ипподрома в Константинополе, попытался снять запряженную конями колесницу, являвшуюся частью западного фронтона храма. В результате вся скульптурная группа упала на землю и разбилась на куски. Решительному завоевателю пришлось довольствоваться менее масштабными трофеями: два мраморных льва из четырех теперь стоят перед Арсеналом[351].
Вряд ли в Венеции сильно горевали о судьбе Парфенона – венецианцы были слишком заняты празднованиями. Они успели забыть, каково это – одерживать крупные победы (последняя, при Лепанто, случилась больше ста лет назад), а серия территориальных завоеваний, которые совершал Морозини, не имела себе равных с XIV в. Еще важнее, что эти завоевания, казалось, говорят о том, что черная османская туча, так долго висевшая над республикой, наконец развеется окончательно и, возможно, Венеция вернется в далекие прежние дни торгового империализма. Неудивительно, что венецианцы ликовали; неудивительно, что их победоносный адмирал был провозглашен величайшим военным героем в истории Венеции; и неудивительно, что после смерти Маркантонио Джустиниани в марте 1688 г. Франческо Морозини единогласно и с первого голосования избрали его преемником[352].
Добившись своей самой желанной цели, Морозини не собирался отказываться от поста главнокомандующего. 8 июля 1688 г. он вывел флот из 200 кораблей из Саронического залива и направился к следующей цели – острову Негропонте. Как и Крит, Негропонте впервые достался венецианцам в результате раздела Византийской империи после Четвертого крестового похода, и, хотя турки отобрали его у Венеции двумя столетиями ранее, в 1470 г., эта потеря так и не перестала терзать венецианцев. Было известно, что остров хорошо укреплен и что турецкий гарнизон из 6000 солдат даже без подкреплений готов энергично сопротивляться. Однако силы союзников более чем вдвое превосходили это число, и ни дож-адмирал, ни граф Кёнигсмарк не испытывали сколько-нибудь серьезных сомнений, что остров скоро перейдет им. К несчастью, они не учли вмешательство сил природы. Внезапно удача отвернулась от них, и едва началась осада, как в христианском лагере разразилась ужасная эпидемия. Что это была за болезнь, нам неизвестно – скорее всего, дизентерия или малярия. За три недели армия потеряла треть своего состава; умер и сам Кёнигсмарк. В середине августа прибыло подкрепление из Венеции в количестве 4000 человек, и Морозини решил продолжить осаду, однако почти сразу столкнулся с мятежом: императорские войска из Брунсвик-Ганновера наотрез отказались воевать дальше. Недовольство распространялось почти так же быстро, как и болезнь, поэтому у Морозини не осталось иного выхода, кроме как объявить всеобщую погрузку на корабли.
Однако и тогда он не мог смириться с унижением и сразу вернуться в Венецию. Еще одной, пусть самой скромной победы достаточно, чтобы восстановить его честь и дать его подданным право приветствовать его как героя. Крепость Мальвазия (Монемвасия) в юго-восточной части Пелопоннеса, одна из немногих крепостей, оставшихся у турок на большой земле, отлично послужила бы для этой цели. Увы, удача, улыбавшаяся генералу, к дожу обратила хмурое лицо. К замку, выстроенному практически на неприступной высокой скале, можно было подобраться лишь по узкой тропе, ширина которой почти на всем ее протяжении составляла не более метра, что было бесполезно для осаждающего войска. Единственной надеждой служил артиллерийский обстрел, и Морозини приказал соорудить две огневые позиции; но еще до окончания работ его самого поразила болезнь. Передав командование генералу-проведитору Джироламо Корнаро, он отплыл домой в январе 1690 г., больной и безутешный; его ждала бурная встреча, которой он едва ли был в состоянии насладиться, и долгий период выздоровления на собственной вилле.
Корнаро был достойным и более удачливым преемником. Он взял Мальвазию и поднял над ее зубчатыми стенами знамя Венеции – впервые за 150 лет; затем, узнав, что османский флот движется через архипелаг, он поплыл на север ему навстречу и рассеял турецкие корабли у Митилены, причинив флоту султана значительный ущерб. Вновь вернувшись на Адриатику, он устроил внезапную атаку на Валону, захватил ее и разрушил ее укрепления. Он еще находился там, когда заболел лихорадкой и через два дня умер. Это была самая настоящая потеря, оказавшаяся тем серьезнее, что Доменико Мочениго, взявший на себя роль главнокомандующего, проявил себя слабым полководцем: в 1692 г. он попытался отвоевать Канеа, а когда до него дошли всего лишь необоснованные слухи о том, что к Морее подходит вспомогательный турецкий флот, полностью отказался от всей этой затеи.