Преемник Орделафо, Доменико Микьель, тоже участвовал в битве при Заре, но предотвратить бегство не смог. Трусом он не был; напротив, в «Альтинской хронике» он предстает как vir bellicosus («воинственный муж»), и в грядущие годы ему не раз довелось на деле доказать свою доблесть. Внук дожа Витале Микьеля и сын Джованни, возглавлявшего поход на Восток в 1099 г., он был воспитан в патриотическом духе, в старинных венецианских традициях, ставивших во главу угла служение общественному благу. Но первым его деянием в должности дожа стали переговоры о мире с венгерским королем Иштваном II, сыном Кальмана. Учитывая, насколько слабой была его исходная позиция, следует признать, что Доменико добился замечательных результатов. Иштван охотно согласился на пятилетнее перемирие, на время которого все города и, самое главное, леса Далмации оставались в распоряжении Венецианской республики.
Подобная щедрость со стороны венгров, возможно, отчасти объяснялась новостями, доходившими из Палестины на протяжении лета 1118 г. 2 апреля скончался король Балдуин, а через четыре месяца, 15 августа, сошел в могилу и византийский император Алексей Комнин. Сарацины между тем набирали силу. Будущее христианства на Востоке казалось мрачным, да и ситуация на Западе отнюдь не способствовала укреплению веры. Давняя борьба между империей и папским престолом продолжалась; в январе прошлого года умер папа Пасхалий II, преемником которого был избран Геласий II, но императора Генриха V так разгневал этот выбор, что он назначил антипапу, ввел его в Латеранский дворец и отправил Геласия в ссылку. В столь непростые для церкви времена христианским народам не приличествовало драться друг с другом. Две самые могущественные державы Центрального Средиземноморья должны были это понимать и – во имя Христа и общего блага – уладить свои разногласия миром, пусть и ненадолго.
Таковы, по крайней мере, были аргументы Венеции, и король Иштван признал их правоту. Но насколько искренне они были выдвинуты – совершенно другой вопрос. Как мы уже видели, крестоносный пыл венецианцам был чужд. Крестовый поход интересовал их лишь постольку, поскольку открывал новые коммерческие возможности, а будут ли торговые партнеры Венеции христианами или мусульманами, не имело значения: лишь бы цены оставались разумными, а оплата по счетам поступала в срок. Очередную экспедицию на Восток венецианцы отправили только через четыре года, и мотивы, которыми они при этом руководствовались, были, мягко говоря, смешанными.
Франкские государства Утремера отчаянно нуждались в помощи: они переживали величайший за всю свою недолгую историю кризис. В июне 1119 г. Роже Салернский – регент одного из них, княжества Антиохийского, – погиб вместе со всем своим войском в сражении, удачно прозванном «битвой на Кровавом поле», и в результате крестоносцы лишились значительной части живой силы именно тогда, когда нуждались в ней больше всего. Серьезные неприятности доставлял и флот Фатимидского халифата, непрерывно курсировавший вдоль побережья, из-за чего регулярные морские коммуникации стали почти невозможными. Получив известие о «битве на Кровавом поле», король Балдуин II немедленно воззвал о помощи к Венеции. Его поддержал новый папа Каликст II; и к концу года общее собрание граждан Венеции постановило откликнуться на этот призыв.
Такое решение (принятое, кстати сказать, далеко не единогласно) объяснялось и некоторыми дополнительными соображениями. Уже не первый год отношения Венеции с Византийской империей постепенно ухудшались. Как мы помним, во время Первого крестового похода венецианцы проигнорировали просьбу Алексея I Комнина вернуться домой. Вдобавок торговая экспансия Венеции на побережьях Эгейского и Черного морей давно вышла за пределы того, на что рассчитывал император, когда даровал Доменико Сельво в 1082 г. особые привилегии; этот процесс продолжался и ныне грозил удушить торговлю, которую вела на этих землях сама империя. Поэтому одним из первых указов Иоанна II, сына Алексея, сменившего его на престоле в 1118 г., стала отмена этих привилегий и льгот. Венецианцы, как дал понять новый император, вольны продолжать свою обычную коммерческую деятельность, но отныне торговать им придется на тех же условиях, что и всем их конкурентам.
Возмущение, с которым эти известия встретили на Риальто, было не вполне безосновательным. Рассчитывая, что договор 1082 г. будет действовать и впредь, венецианцы сделали крупные капиталовложения в торговлю на имперских землях, а Генуя и Пиза и без того причиняли им немало хлопот, так что молча смириться с этим неожиданным ударом было невозможно. В итоге 8 августа 1122 г. дож Доменико Микьель выступил из Венеции; за ним следовал 71 боевой корабль и множество судов помельче. Не исключено, что на мачте дожеского корабля развевался флаг с изображением Креста Господня, но сам этот поход был направлен – по крайней мере, поначалу – отнюдь не против неверных, а против своих же собратьев-христиан.
Первым делом флот устремился к острову Корфу, близ которого Венеция сорок лет назад потерпела унизительное поражение в битве с Робертом Гвискаром. Корфу издавна был одним из важнейших аванпостов Византии и охранялся сильным и морально устойчивым гарнизоном. Венецианцы взяли его в осаду, но за полгода не добились никаких успехов. Возможно, они задержались бы и дольше, если бы не обещания, данные крестоносцам, но тут из Палестины прибыл специально посланный корабль с известием об очередной беде: короля Балдуина захватили в плен. От Венеции требовалось немедленное вмешательство, иначе латинскому Востоку пришел бы конец. Дож Микьель неохотно отдал приказ сниматься с якоря, но, по-видимому, так и не счел призыв о помощи достаточно срочным: флот продвигался на Восток неторопливо и постоянно задерживался, чтобы атаковать встречные греческие суда. Более того, если верить византийскому историку Иоанну Киннаму, венецианцы завернули по пути в Эгейское море и разграбили Лесбос, Хиос, Родос и Кипр, а до порта Акры добрались только в мае 1123 г.
Зато теперь они с лихвой искупили свою вину. До них дошли известия, что египетский флот отказался от попыток блокировать Яффу, двинулся дальше к югу и встал на якорь близ Аскалона – единственной, не считая Тира, прибрежной крепости, остававшейся в руках мусульман. Других сведений дожу не потребовалось. Он быстро отправил в погоню флотилию из небольших судов, чтобы заманить египтян в битву. Основная часть флота продвигалась следом, держась за пределами видимости. План сработал превосходно. Не успели египтяне вступить в сражение, как венецианцы, далеко превосходившие их числом, взяли их в кольцо. Практически все египетские суда были уничтожены или захвачены в плен; дож лично повел свой корабль против флагмана Фатимидов и пустил его ко дну. Эта победа оказалась еще более значительной, чем он думал. После того как нормандцы в конце предыдущего столетия завоевали Сицилию, мусульманские верфи испытывали постоянный недостаток древесины и вынуждены были рассчитывать на импорт из Европы, а когда по стратегическим причинам поставки прекратились[82] (или, по крайней мере, существенно сократились), стало невозможно не только строить новые корабли, но и ремонтировать старые. Таким образом, победа венецианцев в битве при Аскалоне положила конец господству сарацин в водах Восточного Средиземноморья.
Доменико Микьель с триумфом вернулся в Акру (в придачу захватив по дороге десять нагруженных доверху торговых судов), где ему предстоял нелегкий торг. Франки намеревались использовать его флот для захвата Тира или Аскалона, а если удастся, то и обоих этих городов; но после такой убедительной демонстрации своих достоинств венецианцы находились в более сильном положении. Переговоры затянулись на несколько месяцев. Между тем наступило Рождество, которое Микьель встретил в Вифлееме, после чего прибыл в Иерусалим, где его с почестями приняли патриарх и другие представители пленного короля. Наконец в первые недели 1124 г. было достигнуто соглашение, и стороны подписали договор – еще более выгодный для венецианцев, чем тот, который был заключен в 1110 г. и утратил силу со смертью Готфрида Бульонского. Венеция получала собственную улицу с церковью, банями и пекарней в каждом городе Иерусалимского королевства, а также освобождалась от всех повинностей и налогов. Кроме того, за ней подтверждалось право использовать собственную систему мер и весов, не только для сделок между самими венецианцами, но и для внешней торговли на землях королевства. В заключение, при условии, что Венеция примет участие в захвате Тира и Аскалона, ей обещали по третьей части от этих городов.
Как только договор был подписан, дож без промедления повел свой флот на север, к Тиру, а франкская армия одновременно выступила в том же направлении вдоль побережья. В те времена, как и сейчас, Тир располагался на оконечности короткого и узкого полуострова; с материком его связывал лишь искусственный перешеек – в сущности, не более чем дамба, построенная Александром Македонским полтора тысячелетия назад. Вдоль нее тянулся акведук, жизненно важный для города с большим населением, которому не хватало собственных водохранилищ и колодцев. Короче говоря, на свете нашлось бы не так много городов, более уязвимых для врага. Микьель вытащил свои корабли на берег – все, кроме одного, который остался патрулировать подходы с моря, – блокировал акведук и 15 февраля 1124 г. замкнул кольцо осады.
Несмотря на непрекращающийся обстрел из баллист и катапульт, жители Тира храбро обороняли свой город. После зимних дождей городские водохранилища были полны, и запасов продовольствия тоже хватало. Горожане надеялись, что на подмогу им придут египтяне с моря или сухопутное войско, обещанное эмиром Дамаска. Но ни того ни другого не случилось. Египетский флот еще не оправился после недавнего разгрома, а эмир не рискнул выступить в поход без поддержки с моря. С приходом жарких летних дней защитники города, измученные жаждой, были вынуждены сдаться, хотя и сумели выторговать избавление от резни и грабежей. 7 июля христианская армия вступила в город, водрузив над главными воротами знамя иерусалимского короля. По обе стороны от него, на п