Новому дожу исполнилось семьдесят, и он не желал воевать. Война с Генуей дорого далась обеим сторонам, парализовав торговлю и, в особенности после поражения при Портолонго, лишив Венецию значительной части кораблей и живой силы. Когда трое братьев Висконти, совместно правившие Миланом после смерти своего дяди-архиепископа, предложили от имени Генуи разумные условия мира, Венеция с готовностью ухватилась за них. Договор подписали 1 июня 1355 г.; обе республики обязались (помимо других, не столь важных пунктов) на протяжении трех лет не вторгаться в территориальные воды друг друга и избегать спорной акватории Азовского моря. В качестве залога каждая сторона должна была внести по 100 тысяч золотых флоринов, передав их на хранение третьему городу.
Генуэзцы, не без причин полагавшие, что нанесли Венеции больше ущерба, чем потерпели сами, были недовольны строгим паритетом, на котором основывался договор. Как подданные Висконти они были вынуждены его подписать, но затаили обиду и твердо решили сбросить с себя иго Милана – что им благополучно удалось уже на следующий год. Но венецианцам все происходящее было только на руку. Мало того что условия договора оказались куда более выгодными для них, чем можно было надеяться, так еще и появилось время восстановить флот и торговлю, пока соперничающая республика бросила все силы на борьбу за независимость. Работники Арсенала, забыв о своем недовольстве, трудились не покладая рук, и со стапелей один за другим сходили новые корабли: галеры и галеоны, фрегаты и бригантины. Венецианские дипломаты сновали по всему свету, от берберов до татар, от Египта до Фландрии, возрождая старые договоры и скрепляя новые.
Если бы Венеция оставалась исключительно морской державой, какой была еще не более двадцати лет назад, краткое правление Джованни Градениго стало бы по-настоящему счастливым. Но у Венеции еще имелись владения на материке, а с новыми территориями появились и новые уязвимые места. В былые времена, если Венгерское королевство в очередной раз заявляло права на города Далмации, венецианцы могли атаковать вражеский лагерь прямиком с моря. Но теперь все стало иначе; и в полной мере Венеция начала осознавать последствия перемен, когда в 1356 г. венгерский король Лайош Великий вторгся во Фриули.
На сей раз притязания не ограничивались какими-то отдельными городами или островами: Лайош требовал, ни много ни мало, всю территорию Венеции на восточном побережье Адриатики. Первую попытку завладеть этими землями он предпринял тремя годами ранее, но был вынужден отступить под давлением венецианской дипломатии. Теперь он перешел от слов к делу, развязав войну под явно надуманным предлогом и направив свои главные силы даже не на оспариваемую территорию, а против самой республики. Сачиле и Конельяно вскоре были захвачены, Тревизо – осажден. Хуже того, надежность Франческо да Каррары, правителя Падуи, внушала сомнения, и все понимали: если Падуя решится на предательство, то враг очутится на пороге Риальто.
Так обстояли дела, когда в августе 1356 г. Джованни Градениго скончался и был похоронен в капитуле церкви деи Фрари. Его преемник Джованни Дольфин не сразу смог вступить в должность: на момент избрания он находился в осажденном Тревизо. Но затем он умудрился бежать под покровом ночи и благодаря отваге, хитрости и удаче проскользнуть мимо венгерских постов. Вступив в должность, он первым делом решил прояснить позицию Падуи, – и никто не удивился, когда Каррара, осмелевший при виде недавних венгерских побед, заявил, что принимает сторону Лайоша. На Падую тотчас наложили экономические санкции, а ее окрестности разорил карательный отряд, но толку от подобных мер было немного. Тем временем Серравалле и Асоло тоже капитулировали, епископ Ченедский поднял мятеж против венецианского правления, а в осажденном Тревизо буквально в последний момент раскрыли заговорщиков, намеревавшихся сдать город врагу: еще несколько часов, и было бы слишком поздно.
Пятимесячное перемирие, устроенное с помощью папы, не изменило положения дел: после Пасхи 1357 г. война возобновилась, и венгры продолжили наступление. Считаным городам – прежде всего Кастельфранко и Одерцо – удалось устоять, и Тревизо все еще держался (хотя его падение казалось уже неминуемым – настолько, что местный епископ бросил свою паству и бежал в Венецию). Но очень скоро венгры взяли практически все побережье лагуны под контроль и приступили к конфискации всех доступных кораблей, собирая, по всей очевидности, флот для вторжения. Венеция в ответ запретила судоходство по всей лагуне и принялась возводить заграждения, окружая город деревянными сваями, вкопанными в ил.
Джованни Дольфин был храбрым человеком, но смотрел на вещи трезво. Он понимал, что одними оборонительными мерами венгров не отогнать и что венецианские владения на континенте (Терраферма) рано или поздно будут полностью оккупированы, а за этим неизбежно последует и захват Венеции. Вдобавок казна была изрядно истощена: товары с Востока по-прежнему прибывали в город, но на материке, охваченном войной, для них уже не оставалось каналов сбыта. Было очевидно, что с Лайошем придется договариваться – и что условия, которые тот выдвинет, будут гораздо более неприятными, чем те, на которых заключили договор с Генуей два года назад.
К венгерскому королю отправили послов, но тот оправдал худшие опасения Венеции. Успехи во Фриули и Венето позволили венграм открыть новый фронт в Далмации, где уже пали Трау, Спалато, а недавно и Зара: в той или иной мере все они сопротивлялись, но этого оказалось недостаточно. Требования Лайоша были просты и категоричны: правитель Венеции должен навеки отказаться от титула дожа Далмации, а сама республика – от всех своих далматинских владений на участке от восточной оконечности Истрии и далее на юг, до самого Дураццо. Взамен она сможет сохранить собственно Истрию, а Лайош выведет войска из Северной Италии. Король неопределенно пообещал, что предпримет меры для защиты венецианского судоходства от пиратов, но, будучи сухопутной страной, Венгрия едва ли могла сдержать это слово на деле.
Специальная комиссия, назначенная Большим советом для ведения войны (и первоначально насчитывавшая двадцать пять человек, но ввиду особо сложной ситуации запросившая «дополнение» и расширенная до семидесяти пяти членов), пришла в возмущение, узнав об условиях Венгрии. Сосновые леса на побережье Далмации и в глубине страны были основным источником древесины для венецианских кораблей, а выходцы из этой приморской области традиционно составляли большую часть корабельных экипажей. Как было допустить, чтобы дож, только недавно провозгласивший себя властителем «четверти и получетверти Римской империи», отрекся от титула, который по праву носил вот уже три с половиной столетия, с того славного дня Вознесения в 1000 году?
Это были веские аргументы, но голоса против них звучали еще убедительнее. Тревизо держался из последних сил, а те итальянские области, которые сохраняли верность Венеции, имели для нее еще большее значение, чем Далмация, которая и так уже была в основном потеряна. Эти города и земли Италии представляли собой последний бастион, от которого зависела безопасность самой республики. Итак, условия Лайоша были приняты, и 18 февраля 1358 г. в Заре стороны подписали мирный договор.
Материальные потери были существенными, но еще тяжелее стало моральное унижение – не в последнюю очередь потому, что венецианцы были сами виноваты в случившемся, по крайней мере отчасти. Положение Далмации по отношению к республике всегда оставалось неопределенным, что само по себе любопытно и противоречит типично венецианскому подходу к колониальным владениям. Далмация была единственной зависимой областью, к которой венецианцы так и не подобрали ключ. С самого начала они оставили за ней формальное подданство Византийской империи, а поскольку любой подчиненный народ предпочитает далекого и невидимого верховного властелина наместнику, правящему зримо и во плоти, венецианцев в Далмации всегда в той или иной степени недолюбливали. Следует признать, что задачи повседневного управления обычно препоручали традиционным местным правителям – князьям и графам, епископам и ректорам, но на ключевых позициях со временем появлялось все больше и больше венецианцев или их прямых ставленников. А хуже всего было то, что Венеция требовала бесплатного обслуживания своих кораблей во всех далматинских портах и настаивала на том, чтобы все далматинские торговые суда, направлявшиеся в порты Адриатики, первым делом представляли свои товары на венецианском рынке (хотя обеспечить исполнение этого последнего условия удавалось не всегда). Разумеется, это плохо сказывалось на местной торговле, из-за чего недовольство Венецией постоянно росло, и в итоге венгры без особого труда переманили население прибрежных городов на свою сторону.
Лишившись Далмации, Венеция спасла свои итальянские владения на материке. Однако она увидела, насколько они уязвимы, – и это не укрылось от ее врагов, нынешних и потенциальных. Например, Франческо да Каррара, несмотря на сепаратный мир с Венецией и удивительно пышный прием, который дож оказал ему как гражданскому лицу позднее тем же летом, по-прежнему мечтал урвать кусок пожирнее. Еще до конца года он собрал войско из двух тысяч германских наемников; на словах Каррара заявил, что эта армия нужна ему лишь для борьбы с миланским правителем Висконти, но венецианцам она все равно внушала понятные опасения. В попытке укрепить свои позиции они даже отправили посольство к Карлу IV – просить, чтобы император официально признал новые владения Венеции на материке. Но Карл, как обычно, не проявил благосклонности, и единственным результатом этой поездки стало то, что герцог Рудольф Австрийский (желавший отомстить за один из своих замков, разрушенный венецианцами во время войны с Лайошем) захватил двух или трех послов на обратном пути и продержал в плену два года.
Их коллеге, некоему Лоренцо Чельси, повезло больше: он решил ненадолго задержаться при императорском дворе в Ратисбоне. Если бы не это, то на 12 июля 1361 г., когда скончался Джованни Дольфин, Чельси тоже томился бы в австрийской тюрьме и никогда бы не стал пятьдесят шестым дожем Венеции.