Надо признать, Карраре хватило ума договориться с Миланом, прежде чем выступить против Антонио делла Скалы. 19 апреля 1387 г. он заключил с Джан Галеаццо соглашение о разделе земель, которые будут отняты у Скалигери: Верона должна была отойти к Милану, а Виченца – к Падуе. Поначалу все шло в соответствии с замыслом. Верона сдалась, оказав лишь символическое сопротивление; Антонио бежал в Венецию, оттуда во Флоренцию и, наконец, в Рим, где вскоре умер от яда. Но в гербе Висконти не зря красовалась змея: Джан Галеаццо нарушил соглашение и забрал себе не только Верону, но и Виченцу.
Только тогда Франческо Каррара понял то, что Венеция понимала с самого начала: миланец перехитрил его и намеревался уничтожить, сочтя, что он, Каррара, больше ему не пригодится. Проглотив гордость, Франческо обратился к дожу Веньеру, указав, что Висконти бесконечно более опасен для республики, чем он сам, и что единственная надежда на спасение для Венеции состоит в том, чтобы сохранить независимую Падую как буферное государство между ней и владениями Висконти. Но Висконти и здесь переиграл его, отправив на Риальто своих послов с предложением: если Венеция признает за ним права на Падую, он вернет республике Ченеду, Тревизо и несколько стратегически важных крепостей на побережье лагуны.
Перед дожем встал нелегкий выбор. Каррара, безусловно, действовал в своих интересах, но его аргументы были убедительны. Вместе с тем вот уже дважды за последний год Джан Галеаццо наглядно доказал, какой он опасный сосед. Не имелось причин полагать, что он обойдется с Венецией честнее, чем с Падуей или Вероной и не нанесет ей удар в спину, как только наступит подходящий момент. И все же после недавней войны венецианцы в очередной раз утвердились во мнении, что их город неуязвим; чтобы вести полноценную торговлю с Центральной Европой, они нуждались в контроле над Тревизо и горными перевалами; наконец, они отдавали себе отчет, что из Падуи не выйдет успешного буферного государства, пока она остается под властью Франческо Каррары, которого они ненавидели и давно мечтали уничтожить. 29 мая 1388 г. Венеция официально приняла предложение Милана.
Каррара и тогда не потерял надежды. Предположив по понятным причинам, что решение Венеции полностью продиктовано неприязнью лично к нему, он отрекся в пользу своего сына Франческо, прозванного Новым (чтобы отличать его от отца). Но это не помогло. Висконти двинул войска на Падую, и в то же время к городу подступила венецианская эскадра, поднявшаяся по Бренте. Франческо Новый капитулировал; отца и сына перевезли как пленников в Монцу и Асти соответственно, а Венеция обзавелась новым, смертельно опасным соседом.
Курс, который она приняла в отношении Джан Галеаццо Висконти, был очень прост: избавиться от него как можно скорее. Достичь этого в одиночку Венеция, разумеется, не могла, но в вечно вращавшемся калейдоскопе североитальянской политики снова и снова складывался один и тот же узор: как только какая-нибудь держава становилась слишком большой и влиятельной, другие государства объединялись, чтобы ее уничтожить. На это Венеция и сделала свою ставку. Джан Галеаццо уже стал самым могущественным государем Европы (куда сильнее, к примеру, чем Ричард II Английский или Карл VI Французский, страдавший психическим расстройством), но и этого ему было мало. Захватив Падую, он – не прошло и года – положил глаз на Флоренцию и Болонью.
На сей раз он переоценил свои силы. Франческо Новый, вскоре после пленения бежавший из Асти со своей семьей, все это время усердно сколачивал сопротивление и стал главным вдохновителем антимиланской лиги, которая начала приобретать зримые очертания. Помимо самого Франческо и правителей Флоренции и Болоньи, в лигу вошли Франческо Гонзага из Мантуи, Кан Франческо из Вероны (лишившийся наследства сын Антонио делла Скалы) и герцог Роберт Баварский. Не хватало только Венеции, без которой все предприятие было бы обречено на провал. И Венеция без колебаний присоединилась к союзу. Всего двумя годами ранее она выступала союзницей Джан Галеаццо и непримиримым врагом Каррарези, но ни одно государство Италии не могло себе позволить такое дорогое удовольствие, как верность. Успех венецианской дипломатии зависел от способности гибко поддерживать баланс и стравливать врагов республики друг с другом. Так и на этот раз Венеция без всякого зазрения совести отвернулась от бывшего союзника, присоединилась к лиге и, благоразумно избегая открытых военных столкновений, предоставила Франческо Новому и юному делла Скале земли недавно возвращенного Тревизо как стартовую площадку для отвоевания Падуи.
Весна 1390 г. выдалась жаркая и засушливая. В ночь на 18 июня Франческо Новый скрытно провел небольшой отряд по пересохшему руслу Бренты до самого центра родного города. Единственное заграждение – деревянный частокол – не задержало их надолго, а граждане Падуи (за два года не раз пожалевшие о том, что так поспешно признали над собой миланского тирана) приняли своего наследственного правителя с распростертыми объятиями. Вполне вероятно, что Франческо при этом невольно спас Флоренцию; во всяком случае, события в Падуе серьезно замедлили продвижение Джан Галеаццо, который был вынужден вывести из Тосканы значительную часть войска, чтобы мятеж не перекинулся на Верону (которая тоже попыталась, хотя и безуспешно, восстановить независимость) и дальше. Вдобавок на Висконти открыл охоту великолепный солдат удачи – англичанин Джон Хоквуд, состоявший на службе у Флоренции: он преследовал Джан Галеаццо до самой Адды и разбил бы его наголову, если бы французский коллега Хоквуда, Жан д’Арманьяк, не показал себя совершенно никчемным полководцем. Иными словами, отвоевав Падую, Франческо Новый превратил потенциально опасный военный кризис в патовую ситуацию. В 1392 г. все заинтересованные стороны прибыли в Геную и заключили мирный договор, явно вздохнув с облегчением. Младший Каррара, благоразумно заручившийся согласием Венеции, прежде чем подписать это соглашение, явился лично засвидетельствовать почтение дожу, поблагодарил его за поддержку и в награду был допущен в круг венецианской аристократии.
Венеция не участвовала в этой войне и подписывать договор не стала, но в результате выиграла все, на что могла надеяться. Она не только вернула Тревизо: благодаря искусной дипломатии и не пролив ни капли венецианской крови, она сдержала опасно возросшее могущество Милана. Кроме того, правителем Падуи стал дружелюбный и даже послушный Франческо Новый вместо его несносного отца. Но было очевидно, что этот мир – лишь передышка. Джан Галеаццо Висконти не приобрел того, на что рассчитывал, но и почти ничего не потерял. Он уже собирал силы для очередного наступления и через три года перешел от подготовки к открытой войне.
Поначалу казалось, что враги Джан Галеаццо смогут удержать его в узде. Когда он повел войска на Мантую в 1395 г., Венеция, Флоренция и Болонья с активной помощью падуанца Каррары выступили на защиту соседа. Итог битвы остался неопределенным; вскоре было объявлено перемирие, за которым в 1400 г. последовал еще один мирный договор, подписанный неохотно и действовавший недолго. Уже в 1402 г. равновесие пошатнулось: пфальцского курфюрста Рупрехта III, ехавшего в Рим, чтобы принять корону Священной Римской империи под именем Рупрехта I, уговорили задержаться в Ломбардии и помочь сокрушить вассала, проявлявшего столь непомерные амбиции. Эта затея кончилась позорным провалом. Рупрехт был стеснен в средствах, не располагал армией необходимой численности и, похоже, понятия не имел ни о могуществе Джан Галеаццо, ни о положении дел в Италии. В апреле того же года, отважившись лишь на несколько небольших вылазок, он был вынужден вернуться в Германию, сломленный и посрамленный.
Эта победа над величайшим из правителей Запада приободрила Висконти. Он прорвался в Болонью, а затем обрушил всю свою военную мощь на Флоренцию. К тому времени он уже держал под контролем Пизу, Сиену и Лукку, и казалось, Флоренция обречена. Если она сдастся, то вся Тоскана попадет в такую же зависимость от Милана, как Ломбардия, Умбрия и Романья; и как тогда сможет устоять Венеция? Джан Галеаццо никогда еще не был так силен и так основательно подготовлен к войне. Ему было всего пятьдесят; сундуки его ломились от золота; его бойцы, опытные и закаленные, пребывали в отличном состоянии духа. Мало кто сомневался, что вся Северная Италия, от Генуи до Адриатики – главной цели его политических устремлений, – вот-вот окажется в его руках.
Но 13 августа 1402 г. его сразила внезапная лихорадка, и три недели спустя Джан Галеаццо умер. Венецианцам его смерть, должно быть, показалась чудесным избавлением, тем более что обширные владения миланца перешли к трем его сыновьям, старшему из которых было всего тринадцать. Регентом стала его вдова, совершенно не способная справляться ни с ними, ни с алчными военачальниками и кондотьерами, которые много лет сражались за Висконти, но теперь увидели шанс разжиться собственными землями. Уже к концу года герцогство Миланское, всего шесть месяцев тому назад бывшее самой могущественной державой Европы, начало распадаться на части.
Между тем в игру вступили другие заклятые враги Джан Галеаццо, и в числе первых – Франческо Новый, двинувший войска на Виченцу. Зная о внутренних сложностях в Милане, он, по-видимому, не ожидал серьезного сопротивления; но он не принял в расчет граждан самой Виченцы, которые только что вырвались из когтей одного политического авантюриста и вовсе не жаждали стать добычей другого. Но в одиночку они бы не выстояли и потому, недолго думая, обратились за помощью к Венеции. Посольство из Виченцы прибыло на Риальто одновременно с другим, от герцогини Миланской, которая умоляла Венецию о помощи в борьбе с Каррарой и предлагала за это контроль сразу над двумя городами – Виченцей и Вероной.
Когда Джан Галеаццо не стало, у венецианцев не осталось и причин поддерживать союз с Франческо Новым. Более того, все инстинкты говорили им, что добиться прочного мира не удастся, пока вся его династия