Разумеется, все эти товары были доступны и в самой Венеции; кроме того, имелась еще одна статья импорта, по которой Венеция проходила не столько как посредник, сколько как основной потребитель, – зерно. На горьком опыте республика усвоила, как опасно полагаться на один-единственный источник поставок в этом жизненно важном вопросе. Засуха или избыток дождей могли погубить урожай; мятежи или гражданские беспорядки могли осложнить судоходство; и даже в такие времена, когда и климатические, и политические условия оставались благоприятными, нельзя было сбрасывать со счетов еще одну вечную угрозу – пиратов. Поэтому республика изо всех сил старалась разнообразить источники поставок, и корабли с зерном стали прибывать не только по традиционному маршруту через Адриатическое море с Сицилии и из Апулии, но и из Анатолии и даже из Причерноморья.
Но имелся один товар (не считая производственной продукции), излишки которого Венеция обычно поставляла на экспорт. С первых дней своего существования республика ревностно и при необходимости с оружием в руках охраняла свою монополию на соляные копи в бассейне и дельте реки По. Со временем спрос на соль в Европе только возрастал, и понадобились дополнительные источники: соль стали возить из Далмации, с Кипра и других мест. Но отечественные копи по-прежнему берегли с почтением, близким к религиозному, и меры по их защите далеко превосходили их практическую ценность.
Исключительная экономическая устойчивость Венеции объяснялась и другими причинами. Во-первых, венецианцам доверяли. К XIV в. они раскинули сеть своих торговых связей на полмира и завоевали репутацию честных дельцов. Это не значит, что они не торговались, но они держали слово, а потому без труда восстанавливали временно оборвавшиеся связи. Во-вторых, свою роль играл национальный характер: венецианцы были жесткими, трудолюбивыми и решительными, уважали богатство и не знали пределов в стремлении к выгоде. В-третьих, помогала суровая дисциплина, выработанная на основе многолетнего опыта и поддерживавшаяся государством.
В том, что касалось торговли, государство ничего не оставляло на волю случая, и к началу XV в. его влияние на венецианскую экономику уже было весьма значительным. Дни крупных частных предприятий были сочтены. Все торговые галеры строились в Арсенале и принадлежали государству; республика обладала монополией на многие из наиболее выгодных товаров и торговых путей. Даже те корабли, которые еще оставались в частном владении, должны были удовлетворять строгим спецификациям, установленным сенатом. Это давало очевидные преимущества. Благодаря такому единообразию все суда в составе конвоя вели себя при шторме одинаково, а значит, с большей вероятностью продолжали держаться вместе; скорость продвижения конвоя, а следовательно, и даты его прибытия поддавались более точной оценке; лишние стандартизованные суда можно было держать про запас в заморских агентствах и факториях и, в случае необходимости, быстро переоборудовать из торговых в военные. К концу XIV в. Венеция обычно отправляла по шесть крупных конвоев в год; каждый из них насчитывал до 500 кораблей (а иногда и больше); пункты их назначения были различными, но каждый конвой прибывал в назначенный срок и следовал точным маршрутом, проложенным еще за несколько месяцев до отправки. Большинство судов принадлежали государству; общее командование (к которому допускались только знатные венецианцы) принимал победитель аукциона, проводимого перед отбытием каждого очередного конвоя; но все торговцы и капитаны, участвовавшие в этом предприятии, – и владельцы, и арендаторы – клялись подчиняться инструкциям сената и поддерживать «честь святого Марка».
Возросшая доля государственной собственности, как всегда, повлекла за собой рост налогов. Еще лет сто назад венецианские налоги были одними из самых низких в Европе. Теперь все изменилось. Дело было не только в значительно увеличившихся расходах Арсенала и необходимости содержать 16 тысяч его работников. Сам процесс расширения государственного контроля породил целую армию чиновников, юристов, нотариусов и счетоводов, не говоря уже о полчищах сборщиков налогов, славившихся своей въедливостью и аккуратностью. Все они находились на государственном довольстве. Республика по-прежнему поощряла мелкое предпринимательство: любой торговец, который не мог позволить себе купить или арендовать отдельное судно, по закону имел право как гражданин Венеции арендовать место для своих товаров на одном из кораблей государственного конвоя, причем по разумной и фиксированной цене. Но для великих купеческих приключений, наподобие путешествий Марко Поло, места больше не находилось. Республика стала богаче, а город – прекраснее, чем когда-либо, но от былой романтики во многом не осталось и следа.
В тот же период Венеция впервые приняла меры, направленные против еврейской части населения. К преследованиям на национальной или религиозной почве эти меры не имели отношения, и даже сами евреи не считали их таковыми. Проблема заключалась в том, что экономическая система стала гораздо более сложной, и на этом фоне традиционное кредитование у евреев (а кроме них, брать займы было не у кого, поскольку еще не существовало ни общественных банков, ни даже ломбардов) приобрело угрожающий размах и вышло из-под контроля. В 1374 г. в Венецию пригласили евреев из Местре (официально – всего на пять лет, но право на проживание легко продлевалось в индивидуальном порядке), и уже через двадцать лет в долгах у них оказался едва ли не весь город. Попытки ввести законодательные ограничения ни к чему не привели, и в 1395 г. всех евреев изгнали из города, разрешив возвращаться лишь время от времени и на короткий срок, не более пятнадцати дней. При этом их обязали носить отличительные знаки: поначалу – желтый круг на груди, позже – желтую шапку, а еще позже – высокую шляпу предписанного цвета. Евреям запретили владеть недвижимостью и содержать школы; остаться в городе и вести практику разрешили только врачам.
Постепенно правила проживания смягчились, и евреи вернулись в Венецию. На протяжении следующих трех столетий, вплоть до падения республики, их официальное положение менялось то к лучшему, то к худшему, но численность еврейского населения оставалась значительной, как и его влияние на жизнь города. Без евреев Венеция была бы куда беднее не только в экономическом, но и в культурном отношении.
Государственный контроль распространился и на производственные сферы. Важнейшие отрасли промышленности находились под строгой защитой: правительственными указами запрещался экспорт определенных видов сырья, искусным ремесленникам возбранялось покидать пределы города, а разглашение секретов в ключевых областях производства каралось смертью. В то же время иностранных мастеров, таких как немецкие зеркальщики и шелкоделы из Лукки[198], поощряли селиться в Венеции и даже освобождали от налогов на первые два года проживания. Стандарты качества и условия труда[199] находились в основном под контролем гильдий, но их скрупулезно проработанные уставы вступали в силу лишь после утверждения государственными чиновниками. Впрочем, эти организации во многих отношениях сохраняли независимость и со временем приносили все больше пользы как состоявшим в них мастерам, так и государству. В отличие от гильдий, действовавших в других городах Италии (таких, например, как флорентийские цеха), они не стали, да и не стремились стать влиятельной политической силой. Это было связано с особенностями социального уклада республики. Большинство членов гильдий были лишены избирательного права со времен Серраты Большого совета, а патриции, которые его сохранили и против которых гильдейцев можно было бы легко настроить в других городах, не принадлежали к феодальной аристократии и, более того, обычно сами состояли в гильдиях. Одновременно гильдии помогали многим честным, радеющим об общественном благе и зачастую состоятельным ремесленникам приносить пользу ближним и тем самым сохранять гордость и самоуважение. Кроме того, гильдии составляли основу на удивление эффективной системы социального обеспечения: они заботились о больных и пожилых членах и брали на себя обязательство содержать их вдов и сирот. С ростом благосостояния сфера их опеки постепенно распространялась и на граждан, не принадлежавших к гильдиям, а многие из сорока с лишним зданий венецианских скуол, сохранившихся до наших дней, наглядно свидетельствуют о богатстве и значимости организаций, для которых они когда-то были построены[200].
Однако гильдии были не единственными, кто занимался благотворительностью. К концу XIV в. насчитывалось около дюжины частных благотворительных фондов, в которые поступали средства от богатых горожан. Некоторые, без сомнения, руководствовались только соображениями престижа, но многие действовали из искренних филантропических побуждений. Известно, например, что дож Цорци содержал приют для бедных детей; существовали схожие заведения для бедных женщин, найденышей, проституток, вставших на путь исправления, и других категорий нуждающихся, а также бесплатные больницы, по меньшей мере одну из которых финансировал ее же главный врач.
Впрочем, государство издавна принимало на себя ответственность за здоровье горожан, и именно в Венеции была основана первая в Европе государственная служба здравоохранения. Уже в 1335 г. на полном содержании республики состояли двенадцать хирургов, которых, как и всех прочих сертифицированных врачей, закон обязывал ежегодно проходить курс анатомии, включавший в себя препарирование трупов. Начиная с 1368 г., когда была основана государственная медицинская школа, все врачи также должны были посещать ежемесячные собрания, чтобы обменяться наблюдениями о новых случаях заболеваний и методах лечения. К тому времени любой особо отличившийся врач, в каком бы городе Италии он ни проживал, уже мог рассчитывать, что рано или поздно получит приглашение в Венецию, подкрепленное таким финансовым поощрением, от которого будет трудно отказаться. В области права Венеция, напро