е Милана теперь представлялось Козимо единственной надеждой на сохранение баланса сил. Венеции осталось только принять неизбежное, отправив в Милан послов с поздравлениями и добрыми пожеланиями новоиспеченному герцогу. В 1452 г. вспыхнула очередная, не столь длительная война, побудившая Венецию и ее нового союзника, неаполитанского короля, изгнать из всех подвластных им территорий флорентийских купцов; но по-настоящему республику заботило не это. Благодаря тайным и весьма искусно проведенным переговорам с духовником Сфорца, братом Симоне да Камерино (который оказался венецианским подданным как настоятель августинского монастыря в Падуе), удалось уладить несколько насущных территориальных споров: Милан подтвердил права Венеции на Брешию и Бергамо, а заодно, для круглого счета, еще и на Крему. В апреле 1454 г. в Лоди был подписан мирный договор, а в августе Венеция, Милан и Флоренция заключили между собой оборонительный союз сроком на двадцать пять лет. Затем представители трех держав отправились на юг: сперва в Неаполь, где к союзу присоединился, пусть и не слишком охотно, король Альфонсо, а затем в Рим, где папа Николай V дал им благословение. Каждый из тех, кто подписывал соглашение, добавлял к союзу других своих сторонников, не столь влиятельных. Итогом стала Священная лига, возникшая в 1455 г. и в своем окончательном виде охватившая практически все державы на полуострове, с двумя важными исключениями – Римини и Генуи (против присоединения которой выступил неаполитанский король, ведший с Генуей спор из-за Корсики)[219].
Учитывая хаос, царивший в итальянской политике и дипломатии, конфликтующие интересы бесчисленного множества сторон, алчность самодержцев, амбиции кондотьеров, отсутствие четко очерченных границ между государствами и растущее стремление иностранных держав (в особенности Франции) вмешиваться во внутренние дела Италии ради собственной выгоды, вероятность того, что Священная лига сохранит свои принципы в неизменности на много лет вперед, была весьма невысока. И ей это действительно не удалось. Итальянские правители еще не достигли той стадии, на которой научились бы подчинять собственные эгоистические интересы целям общего блага. Но Лига не была забыта. По меньшей мере до конца столетия она оставалась неизменным (пусть и недостижимым в большинстве случаев) идеалом. Она не могла добиться полного прекращения военных действий, но каким-то образом сумела существенно снизить их накал. За сорок лет, прошедшие от мирного договора в Лоди до французского вторжения, на землях Италии случилось всего шесть незначительных войн, и при этом около тридцати лет из этих сорока весь полуостров фактически провел в мире и согласии. За все сорок лет итальянские войска не разграбили ни одного крупного города.
Венеция наконец смогла отвлечься от проблем на материке. Это было очень кстати, потому что менее чем за год до заключения мира в Лоди произошло событие, ставшее одним из краеугольных камней мировой истории, вселившее ужас в сердца всех христиан и ознаменовавшее (в большей степени, чем любое другое из всех исторических событий) конец Средневековья. 29 мая 1453 г. армия турецкого султана Мехмета II взяла Константинополь.
24Падение Константинополя(1453)
Паук заткал паутиной царские входы,
И ночная сова кричит на башне Афразиаба[220].
Падение Константинополя ни для кого не стало сюрпризом, несмотря на всю историческую значимость этого города. Иоанн VIII своей поездкой в Италию не добился ровным счетом ничего. Вселенский собор во Флоренции (куда делегаты в полном составе переместились из Феррары в 1439 г.) ухитрился кое-как сгладить и замаскировать узкие, но бездонные доктринальные пропасти, отделявшие восточную церковь от западной[221]. Но когда император вернулся в Константинополь и объявил о достигнутом столь тяжкими трудами объединении церквей, духовенство и народ попросту отказались его слушать. Не более успешными оказались и все призывы к правителям Запада начать великую кампанию ради спасения его империи. Папа Евгений призвал к началу очередного крестового похода, но армия собралась сравнительно небольшая и совершенно не впечатляющая. Это войско, состоявшее в основном из венгров, успело дойти лишь до Варны (на побережье Черного моря), прежде чем было разбито наголову.
Иоанн умер в 1448 г., и на смену ему пришел Константин XI Палеолог Драгаш, старший из братьев Иоанна, остававшихся в живых на тот момент. На османский трон три года спустя, в возрасте девятнадцати лет, взошел султан Мехмет II, к августу 1452 г. завершивший строительство гигантской крепости Румелихизар, по сей день возвышающейся над Босфором в паре миль к северо-востоку от столицы, в самом узком месте пролива. Ни в его намерениях, ни в его решимости добиться своего сомнений уже не оставалось. Едва достроив крепость, он выпустил указ, повелевавший заходить в нее для досмотра всем судам, в какую бы сторону и под каким бы флагом те ни проходили через Босфор. В ноябре два венецианских корабля успешно проскользнули через это бутылочное горлышко, несмотря на жестокий артиллерийский обстрел, но третий, попытавшись последовать их примеру, стал жертвой прямого попадания и пошел на дно. Капитана и команду захватили в плен и доставили на суд султана. Команда по его приказу была немедленно обезглавлена, а капитану Антонио Риццо повезло меньше: его посадили на кол и выставили на обочине дороги в назидание другим.
Узнав об этом чудовищном происшествии, Венеция пришла в ужас. Она всегда предпочитала торговать, а не воевать с турками, а поскольку турки тогда держали под контролем большую часть Восточного Средиземноморья и Черного моря, торговля с ними была жизненно важна для дальнейшего процветания республики. Рано или поздно турки в любом случае завоевали бы Константинополь – это был лишь вопрос времени; но с коммерческой точки зрения Венеции это даже могло пойти на пользу. Поэтому она без колебаний возобновила с Мехметом договор о торговле и дружбе, заключенный ранее его отцом. Но в то же время нельзя было сбрасывать со счетов интересы венецианской торговой общины в Константинополе, привилегии которой годом ранее подтвердил Константин XI, да и иллюзий по поводу долгосрочной стратегии Мехмета республика не питала. Когда султан уничтожит Византию, ничто уже не помешает ему направить внимание на Крит и другие венецианские колонии в материковой Греции и на Эгейских островах. За три месяца до босфорского инцидента предложение предоставить Византию своей судьбе было отклонено в сенате семьюдесятью четырьмя голосами против семи, а этот последний акт свирепого варварства, которому султан подверг граждан Венеции, следовавших по своим законным делам, определенно требовал возмездия в той или иной форме.
Но в какой именно? Все военные ресурсы республики были заняты в Ломбардии, где Франческо Сфорца представлял куда более насущную угрозу для безопасности Венеции. За тридцать лет почти беспрерывной войны на материке казна изрядно оскудела; ощущался и недостаток живой силы. Венеция была не в том положении, чтобы развязать новую войну против неуязвимого на первый взгляд противника, отделенного от нее несколькими сотнями миль. Так что не самый героический курс, который она приняла по отношению к туркам, был объясним и понятен. Венеция решила поставлять Константину в кредит селитру и доспехи в ограниченном количестве, а также разрешить ему набор добровольцев на Крите. Наконец, морским командующим предписали по мере возможности помогать христианам на территории Византийской империи и оказывать им защиту. Однако любые неспровоцированные акты агрессии, способные настроить турок против республики, строго запрещались.
В начале декабря 1452 г. один из этих командующих, Габриэле Тревизан, вице-капитан залива, прибыл в Константинополь с пятью галерами. Вероятно, на одной из них находился молодой корабельный врач Николо Барбара, впоследствии составивший ежедневную хронику осады – самый подробный и точный из всех имеющихся у нас отчетов об этих событиях. Почти сразу же за Тревизаном – по чистому совпадению – прибыл Исидор, бывший митрополит Киевский, а ныне католический кардинал, присланный папой, чтобы торжественно скрепить союз двух церквей. 14 декабря, на другой день после совместного богослужения, бойкотированного почти всем духовенством и населением города, на одном из кораблей состоялась встреча с участием венецианского байло (главы постоянной торговой колонии Венеции в Константинополе) и всех ведущих венецианских купцов, на которой кардинал лично обратился к капитанам с просьбой не покидать город. Тревизан ответил, что по приказу синьории обязан отбыть в течение десяти дней после прихода еще одной галеры, ожидавшейся из Трапезунда. Он добавил, что ослушаться этого приказа не может, но готов забрать с собой всех купцов, которые пожелают уехать, и взять на борт любые товары. Вернувшись на берег, байло и купцы провели другое, тайное совещание, на котором решили остаться в городе и сражаться. Двадцатью одним голосом против одного они постановили захватить корабли силой и быстрейшим доступным способом отправить в Венецию известия о произошедшем с объяснениями своего решения.
Как отреагировал сенат на это известие, мы не знаем, но в феврале 1453 г. в Венецию пришло еще одно письмо, в котором тот же байло Джироламо Минотто сообщал о скорости и масштабах турецких приготовлений и умолял прислать подкрепление со всей возможной поспешностью. Это письмо явно сыграло свою роль, потому что 19 февраля, «ввиду чрезвычайной опасности, угрожающей ныне Константинополю», сенат принял решение отправить еще один флот в составе пятнадцати галер (сразу после их переоснащения для боевых действий) и двух транспортных кораблей, каждый из которых возьмет на борт 400 человек. Финансировать экспедицию предстояло в основном за счет специальных налогов, которыми обложили всех купцов, ведших торговые дела на Леванте. Кроме того, были разосланы срочные послания, в которых папу, короля Альфонсу, императора Священной Римской империи и венгерского короля настоятельно призывали тотчас объединить усилия с Венецией, а иначе Константинополь будет потерян.