Мексиканец слегка повернул голову в сторону, посмотрев на что-то вдалеке.
— Знаешь, Ангел, — снова перевел взгляд на меня, — за все годы знакомства с тобой, моё мнение о тебе постоянно менялось. Сначала я не воспринимал тебя как равного, — усмехнулся Хорхе, — затем не хотел доверять, но всё равно знал, что ты не кинешь. Потом наступил период, когда я начал восхищаться тобой. А теперь, — сделал паузу, — я привык к тебе и не хотел бы идти против тебя или Большого Денни. Но ты должен понимать, если Сангре Мехикано не будут с картелем, тогда мы уйдём на сторону другого. Ты знаешь, чем это все обернется для вас.
— Мне не нужно объяснять, как все устроено в нашем мире.
— Тогда не буду говорить о том, что личные симпатии, не имеют никакого значения.
— Я понимаю, — в голове пронесся сценарий с развитием дальнейших событий, и ни один из них не устраивал интересы банды. — Но так же не могу принимать подобные решения без Большого Денни.
— Время идет, нужно что-то решать.
— Дай нам неделю, и тогда получишь ответ.
— Не вздумай опрокинуть меня, Ангел.
— Не в моих интересах, — улыбнулся, понимая, что выиграл целую неделю.
Договорившись с Большим Денни о встрече сразу по возвращении из Флориды, сосредоточился на поездке. Решение лететь одному или в компании созрело еще в ту ночь на пляже и, не колеблясь ни мгновения, я позвал с собой Эстер. Пригласив Амигу, я преследовал несколько целей. Прежде всего, нужно было понять, для чего она проболталась Пабло о нашем намерении прекратить сотрудничество. И, конечно же, я должен вывести Марину на эмоции, избавив её от маски, так тщательно приросшей к её новой личности.
Каждый нерв в теле пребывал в возбуждении перед полетом. Мне не казалось, что нас ждут беззаботные выходные. Наоборот, чем ближе оказывался час встречи с Пересом и его милой новьей Кэндис, тем сильнее я пребывал на взводе, подготавливаясь сразу к нескольким битвам, ни одну из которых я не намерен проиграть. Я отгонял все ненужные мысли, способные вывести меня из равновесия и поставить под удар весь смысл поездки.
На протяжении всего полета Эстер казалась какой-то подавленной и отстраненной. За все годы дружбы, пожалуй, это один из немногих случаев, когда я видел её такой. Молча наблюдая за ней, не собирался задавать интересующих меня вопросов. Спрашивать напрямую — не самая лучшая идея, ведь тогда она может ответить так, как хотел бы услышать я, упуская истинные причины и мотивы. С ней что-то происходило, и это что-то вызывало неприятное предчувствие. И эта поездка — прекрасный способ докопаться до истины.
— Что-то не так? — спросил, устав видеть лишь её затылок и напряженную шею. С момента нашей посадки на рейс она ни разу не посмотрела на меня, устремляя взгляд в иллюминатор.
— Что? — вздрогнув, повернулась ко мне, нахмурив брови.
— Что с тобой происходит, Амига?
— Всё в порядке, — устало улыбнулась она. — Обыкновенная мигрень.
— Может, стоит принять таблетку обезболивающего?
Синяки под глазами, скрытые под слоем тонального средства выдавали её усталость и беспокойство, о котором кричал каждый её жест. Она ни на секунду не расслаблялась, словно ожидая чего-то, что наводило на неё страх. Зная Эстер больше десяти лет, был уверен, она влезла, куда не следовало. Но, естественно, самостоятельно ни за что не расскажет о причине собственной бессонницы и напряжения. Сколько её помнил, она всегда справлялась с переживаниями молча, стараясь не напрягать окружающих своими проблемами, но, в то же время, она оставалась общительной и улыбчивой. Никто не мог сказать, будто с Эстер что-то не так, глядя на неё. Но сегодня она вела себя совсем иначе.
— Уже приняла, спасибо! Скоро подействует, не волнуйся, — прислонилась плечом к спинке кресла, расслабляя лицо. Складка на лбу сгладилась, но не исчезла до конца.
— Сложно, когда ты настолько молчалива, — осматривал её, пытаясь понять, действительно ли дело в головной боли.
— Прости, просто, — опустила глаза, замолчав, — я волнуюсь за тебя.
— За меня? — нахмурился, чувствуя, как губы растянулись в улыбке. — Серьезно? — отодвинулся, чтобы лучше рассмотреть её.
— Ты шутишь, наверное?
— Нет, Диего! — резко ответила Эстер.
Посмотрела на меня, и ее лицо ожесточилось. То, что несколько мгновений назад казалось усталостью, превратилось в злобу. Черты лица Амиги будто заострились, потеряв всю мягкость.
— Я видела, что с тобой было из-за нее! Ты был похож на тень от прежнего себя! И вот снова готов мучиться, заставляя себя наблюдать за тем, как ей хорошо с другим.
Каждое слово прозвучало с такой резкостью, превращаясь в жестокость, будто она намеренно хотела сделать мне больно. Не ожидая от Эстер подобных нападок, не сказал ни слова, продолжая слушать ее.
— Я не верю, что ты стал настолько жалок, превратившись в пса, которого выпнули из дома, и он готов скулить под закрытой дверью.
Мгновенно во мне вспыхнула злость, расползаясь по венам. Захотелось схватить Эстер за шею и заставить пожалеть о сказанном. Кем бы ни была эта девчонка, она не имела права заставлять меня чувствовать себя так паршиво. Амига резанула меня словами по самому больному и знала об этом. Внутри всё бурлило от ярости, но не из-за ее слов, а оттого, что она была отчасти права, и меня выбивал из равновесия тот факт, что это заметно постороннему глазу.
— Все сказала? — сжал челюсти, подавляя гнев.
— Неужели ты сам этого не видишь? — в ее глазах появилась печаль, но теперь мне стало наплевать на ее мнение и чувства.
— Это, чёрт возьми, не твое дело! Займись лучше своей гребаной жизнью и никогда не смей совать нос в мою! — выплюнул каждое слово, желая обозначить границы раз и навсегда.
В груди стало тяжело от злости, распирающей меня изнутри. Я не мог нормально дышать, чувствуя, как ярость душит, сдавливая горло. Требовалось как-то выпустить пар. Но находясь в тесном салоне самолета, у меня не оставалось ни малейшего шанса сломать что-нибудь или разбить чью-то рожу. Оставалось взглянуть правде в лицо. Вот, кем я стал. Жалким скулящим псом. И мне было плевать до момента, как Эстер произнесла эти слова вслух, придавая им силы.
Внезапно я почувствовал абсолютную беспомощность перед обстоятельствами. Теперь Марина определяла правила игры, а мне оставалось лишь бить руками по воде, пуская круги и, тем не менее, следовать за ней. Бесспорно, у меня получалось надавить на какие-то определенные точки, но в этот раз она решала, как будут развиваться события. И я, мать его, с готовностью принимал все, что она давала. Меня разозлила не Эстер, а собственное бессилие. Привыкнув контролировать всех и каждого, дергать за ниточки, как марионеток, с Мариной я сам оказался в роли куклы.
Я все еще чувствовал на себе взгляд Амиги, но больше не повернул к ней лицо. Стыд за свои слабости и гнев не позволили встретиться с ней глазами.
Приземлились в Майами, нас встретил шофер Переса, доставивший в его резиденцию. Приближаясь к месту, где ждала Марина со своим женихом, чувствовал нарастающее в теле напряжение. Мышцы натянулись, будто под действием электрических импульсов. И с каждым новым метром, сближающим нас с неизбежным, я превращался в комок нервов.
Страх отдалить Марину еще дальше, парализовал меня. Зная, что через несколько мгновений вновь увижу её, лишился всей прежней уверенности и бравады. Её появление на пляже той ночью даровало мне спокойствие, словно битва уже выиграна. Но только теперь меня стали посещать мысли о том, как сильно она могла отдалиться после своей выходки. Тем не менее, чтобы не творилось в её голове, я не допущу этого. В моем распоряжении двое суток для её возвращения.
Останавливаясь напротив дверей особняка Переса, пребывал совершенно в ином настроении, чем по дороге сюда. В тот момент во мне вновь поселилась уверенность, что всё получится. Как бы ни развивались события, я сделаю все от меня зависящее и получу свое.
Шагнув из машины, подошел к двери Эстер, подставляя руку.
— Ты готова? — улыбнулся, наконец-то справившись с эмоциями, подавляющими меня большую часть пути.
— Конечно, — так же беззаботно улыбнулась она в ответ, взяв меня под локоть.
Улыбка украшала лицо Амиги, заряжая его светом. Я больше не видел уставшую девушку. Рядом со мной шла прекрасная сильная женщина, способная заставить померкнуть на своем фоне любую другую. Именно это и требовалось сегодня. Ничто так не пробуждает чувства, как ревность.
Перешагнув порог, все, что я видел вокруг — лишь глаза цвета моря. Снова, словно заглянув в них впервые, я не мог налюбоваться их красотой. Всего несколько дней, проведенных вдали от Марины, теперь обернулись одинокой холодной вечностью. Как только она оказалась рядом, все сомнения и гнев стерлись из воспоминаний, оставляя вместо себя лишь безграничную тоску по её близости. Каждый её взгляд, направленный на меня, поворот головы и аромат ванили, обволакивающий её хрупкую фигуру, заставляли сердце замирать, возобновляя свой бег с удвоенной скоростью.
Все мои органы чувств были направлены на Марину. Тело реагировало на её присутствие раньше, чем успевал проконтролировать мозг. Стоило ей оказаться рядом, как внутри поднимался вихрь, переполняющий грудь и сбивающий дыхание. Весь организм волновала близость Марины. Вне зависимости от того, как сильно я пытался подавить эмоции, её влияние оказалось выше всякого здравого смысла.
Внешне я сохранял спокойствие, стараясь не выдать собственных чувств. На это уходила вся моя выдержка, и пусть по холодному взгляду бирюзовых глаз невозможно понять, насколько успешно мне это удавалось, но судя по спокойствию Амиги, всё шло по плану.
Проведя краткую экскурсию по дому и поселив нас в разные спальни, Марина и Пабло удалились, давая нам время на отдых перед ужином. Решив убедиться, что с Амигой все в порядке, проводил её до спальни, находящейся рядом с моей. Даже оказавшись без посторонних глаз, ни Эстер, ни я не позволяли себе расслабиться, постоянно создавая именно ту иллюзию, что требовали наши зрители. Я не был уверен в том, что мы действительно оставались наедине. Вряд ли пуэрториканец оставил нам подобную привилегию. Прежде всего, он — бизнесмен, и для получения своего мог пойти на любые уловки. Обследовав комнату, я лишь убедился в своих догадках, наткнувшись на несколько жучков. Избавляться от них на его территории оказалось бы идиотской затеей. Показав находку амиге, дал знак быть осторожной, и, оставив устройства по своим местам, сделал вид, будто ничего не произошло.