— Почему ты решил, что я хочу быть с тобой, а не с ним? — вздернула подбородок вверх, холодно посмотрев на меня.
— Ты сейчас серьезно? — усмехнулся, не понимая, откуда в ней взялось столько упрямства. — Решила наконец-то обсудить, почему бегаешь ко мне?
Марина не отвечала, скрестив руки на груди и плотно сжав губы в линию.
— Даже если на мгновение представить, что я тебе действительно безразличен, то зачем появляться рядом с клубом, желая натолкнуться на меня? Или просить увидеться с тобой, когда, расстроенная неожиданной встречей, ты не захотела поделиться чувствами с Ним, а пришла ко мне? — с каждым новым вопросом злился все сильнее на её непоследовательность.
— Зачем ты с ним? Отомстить мне? Превратить мою жизнь в сущий ад? Тогда тебе это удалось, потому как я именно там, зная каждую гребаную секунду, что ты с ним играешь в любовь, отдаешь свое тело, в то время как я готов на все, мать твою! На все! — шумно сглотнул, во рту пересохло от переполнявших эмоций, — лишь бы прикоснуться к тебе, вдохнуть твой запах, увидеть твои глаза.
Марина опустила взгляд на несколько мгновений. Я видел, что мои слова произвели на неё эффект. Она расслабила губы, задышав тяжелее. Её ресницы дрожали, выдавая волнение. Она вновь посмотрела на меня, но уже без прежней бравады. В её глазах явно читались неуверенность и ранимость. Мне не хотелось причинять ей боль, но иначе не выходило достучаться до её упрямой головы.
— Я не понимаю, почему ты с ним, — выдохнул, чувствуя накатившую усталость.
Слишком долго приходилось держать эмоции в себе, а теперь, выпуская их наружу, не чувствовал ничего кроме опустошения. Сложившаяся ситуация забирала не только все силы, но и разум, медленно уплывающий от меня с каждым новым днем вдали от Марины.
— И не говори, что любишь его. Не поверю. Ни единому слову. Тогда что? Деньги? Мьерде, Чика! Я могу дать тебе абсолютно все. Стоит лишь попросить. Просто ответь, почему?
— Он не способен на жестокость, — тихо произнесла она.
Глаза Марины заблестели от выступивших слез. В них застыло все, о чем она молчала, и чего не скрыть никакой улыбкой. В её взгляде не осталось и следа от той беззаботной девочки, смотревшей на мир широко раскрытыми от восторга глазами. Я помнил, с какой жадностью она познавала новое и шла против норм и правил приличия. А теперь от неё не осталось ничего. Во взгляде я не видел больше жажды новых ощущений или радости от прожитого момента. Его заполняли тени перенесенных страданий и страх будущего. И только я — причина подобных перемен.
— Котёнок, — протянул руку, дотрагиваясь до её подбородка. — Я не знаю, что должен сделать, чтобы стереть все, через что ты прошла по моей вине. Дьяволу известно, как сильно я хочу повернуть время вспять и прислушаться к тебе, а не к хору ярости, ревности и мести. Я должен был услышать тебя. А теперь, черт, мне так жаль, Марина. Мне так чертовски жаль, — её боль и моя вина отозвались у меня в груди, скручивая в узел все внутренности. Меня мучили призраки прошлого ничуть не меньше, чем её. И только вместе мы могли попробовать побороть их.
Губы Марины задрожали, и по щекам покатились слезы.
— Дай мне один лишь шанс все исправить. Всего один, — провел большим пальцем по щеке, вытирая соленые ручейки.
— Как? — выдавила она, проглатывая вырывающиеся рыдания. — Как я могу это сделать? Мне страшно, Диего. Не просто страшно, а я прихожу в ужас, представляя, чего может стоить одно неверное слово. Как я могу быть с тобой, находясь в постоянном страхе.
— Я не знаю, Котёнок. Я хочу твоего прощения больше всего на свете и в то же время не понимаю, как должен заслужить твоё доверие.
— Вот и я не знаю, — отстранилась от моей руки, вытирая ладонями слёзы. — Не могу.
Слыша её отказ, не шевелился, ощущая, будто кто-то вскрыл грудную клетку, вырывая один орган за другим. Глядел в её глаза, и меня тошнило от самого себя. Даже убивая и пытая людей до смерти, никогда не испытывал подобного отвращения к тому, кем являлся. А рядом с этой девчонкой чувствовал лишь отвращение от своей истинной сущности. Никто не заставлял меня стыдиться своих желаний и своего образа жизни. Даже Марина. Но именно то, как я поступил с ней, вызывало стыд и раскаяние за того человека, который смог причинить мучения моей Чике.
— Я понимаю это умом, Котёнок, пусть моё сердце и разрывается на части.
Марина усмехнулась, продолжая вытирать всё еще бегущие слёзы.
— Что? — не понимал причин такой внезапной перемены настроения.
— Знаешь, я уже сомневалась, что у тебя есть сердце.
— Я сам не знал об этом до встречи с тобой, — почувствовал укол в то самое, несуществовавшее еще год назад сердце.
Остальные слова выветрились из головы. Всё, о чем я хотел ей сказать, засосала воронка разочарования в себе и в безуспешности своей попытки. Дождавшись, когда Марина успокоится, спросил, страшась услышать ответ:
— Что теперь?
— Ничего, Диего. Я вернусь к Пабло.
— Я еду с тобой, — выпрямился, приготовившись к новым спорам.
— Мне казалось, что мы все прояснили, и тебе нет причин совершать подобные безумства, — сурово посмотрела на меня.
— Возможно. Но есть кое-что, о чем мне требуется поговорить с ним.
— Боже, Диего! Можешь ты хотя бы раз послушать то, чего я хочу, и сделать так, а не иначе. Хотя бы один раз! — вцепилась в крышу машины. — Даже не смей заикнуться ему о нас с тобой, — резко изменилась в лице, принявшем более острые очертания.
— Я не стану этого делать, Чика. Но есть темы, не требующие отлагательства.
— И эта тема не мы с тобой? — настойчиво выясняла она.
— Нет.
— Должна ли я поверить? — сощурила глаза, пристально смотря на меня.
— Другого выхода нет. Потому что, так или иначе, у нас состоится этот разговор.
Смирившись с неизбежностью нашей с Пабло встречи, Марина уехала, настояв на раздельном приезде. Я не стал возражать, оставив её наедине с мыслями и возможностью подумать над моими словами. Самым сложным для меня оказалось принятие ею решения остаться с Пересом. Неважно, какая дыра разверзлась в этот момент у меня внутри, я не мог ничего сделать, кроме позволения Марине жить так, как ей хочется. Ив то же время, понимал, что это не конец. Острое предчувствие скорой нашей встречи не давало пасть духом и погрузиться снова в пучину одиночества. Я верил, она еще придет увидеться со мной. И пусть, быть вторым в её жизни не приносило ничего кроме отчаяния, я не мог отталкивать её, лишившись кратких вспышек счастья.
Выкурив сигарету, я отправился в дом Переса, зная, что на этот раз он не проигнорирует мою просьбу, и ему придется выслушать всё, сказанное мной. Как и ожидалось, охрана впустила меня без лишних вопросов, сразу же проводив в его кабинет, тот самый, где состоялась наша первая после возвращения Марины встреча. Войдя внутрь, увидел Переса, сидящего за столом, разбирающего кипу бумаг.
— Диего! — поднял ко мне голову, вставая с кресла и выйдя навстречу. — Рад тебя видеть, — протянул руку.
— Утром у меня сложилось иное впечатление, когда ты резко отменил встречу, — пожал предложенную руку.
— Прости, появилось неотложное дело, не позволяющее планировать день. Но сейчас ты здесь, и я этому очень рад. Присаживайся, — указал на два кресла друг напротив друга, рядом с журнальным столиком.
— До меня дошли слухи, что тебя навестил Асадов, — перешел сразу к делу, не собираясь тянуть резину.
— Да. Что очень странно, ведь все сделки идут через тебя и Сангре Мехикано, — озадаченно проговорил он.
— Верно. Поэтому я хотел поговорить о цели его визита.
Пабло нахмурился, делая вид, будто не понимает моих слов.
— Он хотел встретиться с Кэндис, — напомнил ему, в случае если он действительно смог об этом забыть.
— Ах, это! — улыбнулся Перес, пытаясь скрыть напряжение, появившееся во взгляде. — Да. Вышла странная история. Но его, похоже, кто-то дезинформировал.
Костяшки пальцев Переса побелели, сжимая подлокотники кресла с огромной силой, а острый взгляд внимательно следил за мной, читая выражение лица. Эта тема явно не приносила ему удовольствия, но и отказать мне в обсуждении он не мог, не зная до конца сути моего визита.
— Слушай, Пабло, — наклонился вперед, опершись локтями о колени. — Мы пытаемся вести взаимовыгодный бизнес, верно? А главное правило сотрудничества — это откровенность. Я не знаю причин, для чего вы пытаетесь создать новую личность из племянницы Асадова. Но, как твой партнер, должен тебя предупредить быть настороже. Иван что-то задумал, и это вряд ли порадует тебя и, прежде всего, вряд ли придется по душе …Кэндис.
Сделал паузу, прежде чем произнести это фальшивое имя. Каждый раз, как только мой язык касался звуков, складывающихся в имя чужой женщины, с трудом сдерживался, стараясь не накинуться на пуэрториканца с кулаками, доходчиво объясняя, в какой опасности может быть Марина. Но этот хмырь сидел напротив меня с таким напыщенными видом, будто он один на всем белом свете знал всё лучше всех, и мои слова лишь бесполезное сотрясание воздуха.
— Для чего это ему? Я никогда не встречал его племянницу и с трудом представляю, что именно у неё и моей Кэндис может быть общего, — пожал плечами.
Услышав из его рта слово «моей», сказанное о Марине, вмиг завелся, желая свернуть его шею без промедления. Но, вспомнив страх в глазах Котёнка передо мной и её теплое отношение к этому ублюдку, представил, как сильно это оттолкнет её от меня. Стиснув зубы, сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая закипевшую в жилах кровь. В его взгляде сияло превосходство, словно он обладал преимуществом, пытаясь использовать его против меня.
— Пабло, ты же понимаешь, что невозможно вести дела с теми людьми, к кому нет доверия? И мне не нравится, когда из меня пытаются сделать дурака. Стоит ли говорить, как это влияет на бизнес?
Перес молчал, стерев с лица все эмоции, слушая и не перебивая, давая возможность выложить все карты на стол.