ыбрал самое верное. В тех краях самые бобровые места, – рассудил Злат. – Вот только зверя там добывают на мех. Струя – товар хлопотный, сбывать его там некому, вот и не держат.
Между тем вернулся Илгизар с приглашением посетить его дом. Оказалось, что дочка, помнившая Злата еще по Сараю, очень обижалась, что тот ее не проведал. Она даже напекла его любимых пирогов с говяжьей требухой. Старый псарь прослезился от умиления:
– Помнит! – И велел нам собираться.
Пошли пешком. Дом Илгизара был недалеко от главной мечети, где располагалось его мектебе. Рубленный из крепких бревен, он отапливался низенькой печью, устроенной под лежанкой возле стены, и был разделен на две половины перегородкой. Ставни на окне были распахнуты, поэтому в комнате было светло.
Нас встретила совсем юная девушка, показавшаяся мне невероятно красивой. Одета она была на местный манер в просторную белую рубаху, вышитую красными узорами по вороту, рукавам и подолу. На голове красовалась небольшая шапочка из синего бархата.
– Чем дальше, тем сильнее становишься на отца похожей, – улыбнулся Злат, поцеловав девушку в щеку, – а вот глаза Ферузины. Персидские. – Он повернулся к Илгизару: – Чего она у тебя бледная такая? Ты бы ей хоть румяна купил. В этих краях тощих не любят. Смотри, засидится в девках, – и девушке: – Ты не серчай, Магинур, что я без подарка. Из Гюлистана отъезжал впопыхах, да и здесь закрутился. Ну да за мной не станет. Где мои любимые пироги, что Илгизар обещал?
Пироги действительно оказались отменными.
Магинур хотела сыграть нам на каком-то инструменте, но Злат ее остановил:
– Давай лучше поговорим. Когда еще свидимся? Да и гости у нас заморские. Мисаила ты уже знаешь, а вот этот молодец – купец из самого Каира. Когда еще такая редкая птица в ваши леса залетит?
Девушка смущалась, мы с Мисаилом тоже, Злат добродушно смеялся. Даже суровый Туртас обмяк и улыбался в бороду.
– Ты, Магинур, к нам приходи, в загородный дворец. Чего тебя отец не берет? У нас там есть арап, черный яко смоль. Из самой Африки. Только мы его прячем. Чтобы народ не пугать, – заговорщицки шептал доезжачий. – Будет потом чем подружек стращать зимними вечерами. Сказки-то по людям сказываешь? Матушка твоя, покойница, большая мастерица была.
– Отец рассказывал, вы на кладбище ходили? Будто там кто-то мавзолей Баялуни открывал? Да вы не бойтесь, я никому не расскажу. Говорят, могила ее зачарована.
– Кто говорит? – насторожился Злат.
– Да кто только не говорит, – засмеялся Илгизар. – Баек таких по Мохши ходит – не пересказать. Особенно зимними вечерами, когда страшных сказок хочется.
Девушка надула тонкие губки:
– Будто наложено на могилу крепкое заклятие. Кто нарушит покой царицы – умрет злою смертью. Потому народ даже близко к этой гробнице боится подходить.
Мне вспомнилась трава возле мавзолея, не примятая ни единым следом. Впрямь ли платочек, оказавшийся в халате моего бесследно исчезнувшего брата, был из этой могилы? Поневоле поверишь во всякую жуть. Однако Злат, по всей видимости, в страшные сказки не верил.
– А кто же это заклятие на нее наложил? Она же вроде по мусульманскому обычаю похоронена.
– Говорят, сильные колдуны из лесов. Она их перед смертью призвала и повелела. Большое богатство за это дала.
– Ты про это ничего не рассказывал, – с укоризной повернулся доезжачий к Илгизару.
– А чего рассказывать? Сказки – не по моей части. У христиан поговаривают, что она душу дьяволу продала. А уж видавшим всякие огни и призраки на кладбище просто числа нет.
– Всяких темных людей вокруг покойной царицы полно крутилось. Были и колдуны, из здешних.
Когда мы уже вернулись домой, неожиданно подал голос Туртас:
– Думаю, слух такой не зря ходит. Неспроста народ этой гробницы боится. Может, и правда заклятие накладывали.
– Хочешь сказать, наш купец не убоялся лесных колдунов, в могилу залез да платок украл? За что и унесен злыми духами?
– Вполне могло статься. Он человек пришлый, здешних порядков не знает. А за нарушение заклятия не только злые духи покарать могут.
– Носильщик был местный, про заклятье знал.
– Вот то-то и оно. Старая вера в этих краях еще очень сильна. В городе ее прячут, а в лесах она еще во всем могуществе. Уж ты мне поверь. У лесных колдунов руки действительно длинные. И уши у них везде.
– Думаешь, могли убить из-за старого проклятья?
Туртас не ответил. Он долго молчал, что-то обдумывая, потом мотнул головой, стряхивая наваждение:
– Есть в лесах, в паре дней отсюда, потайная обитель. По древней вере. Там мой дядька живет. По матери. Колдует. По наследству. Такие колдуны считаются самыми сильными. Вот его бы и выспросить про всю эту чертовщину. Он, еще когда Баялунь умерла, уже старый был.
– В те времена было проще, – задумчиво сказал Злат. – Сейчас колдунов уже прямо бесовскими слугами называют. Что мусульманские улемы, что священники.
– В этих краях у них по-прежнему немалая власть.
Мисаилу нужно было ехать обязательно. Старику будет приятно увидеть родную кровь. Мисаил отказался пускаться в путь без меня, а меня не отпустил без себя Симба. Баркука было просто не на кого оставить.
На следующий день ранним утром мы выехали из Мохши. Вставало солнце, с полей веял свежий ветер, а наш путь снова лежал на север в обитель колдовства и чародейства.
Я вспомнил суру священной книги, которая называется «Рассвет»: «Ищу прибежища у Господа рассвета от зла дующих на узлы».
Дующими на узлы называли колдунов.
XXIX. Река исседонов
Давно, еще в детстве, я читал книгу про дальние страны с волшебным названием «Золотые копи и россыпи самоцветов». С той поры полюбились мне истории о чудесах мира. К сказкам я почему-то всегда был равнодушен, похождения Синдбада-морехода, которые любил слушать дед, пригласив в предвечерних сумерках базарного сказочника, меня совсем не занимали. То ли дело покрытые пылью мудрости книги ученых, собиравших крупицы знаний! Те самые сокровища из копей и россыпей чудес мира.
Слаще и страшнее любых сказок захватывали воображение рассказы о загадочных странах, где царит мрак и люди ездят по замерзшей воде, как по суше. Где в дремучих лесах живут великаны, а из тьмы выходят таинственные люди, которых никто никогда не видел, и оставляют для обмена на месте торжища клыки рыб и искрящиеся меха, белые, как снег. Почему-то особенно меня очаровывала загадочная страна буртасов, из которой привозили драгоценных черных лис. Эти необыкновенные, почти волшебные черные лисы так мне полюбились, что я попросил деда купить такую шкуру. Как это часто бывает, воплощенная мечта перестает быть мечтой. Реальность всегда оказывается беднее воображения. Или почти всегда.
Пробираясь со своими спутниками по лесной тропе все дальше на север по стране буртасов, я вдруг вспомнил эту шкуру и свои детские мечты. Что это было? Предчувствие? Или та самая тень, которую, по утверждению мудрецов, грядущее отбрасывает на сегодняшний день?
Вспомнилась мне не только страна буртасов. Об этих краях я читал еще у грека Геродота. Ромей, с которым мы много дней делили палубу корабля, был прав – с тех пор здесь ничего не изменилось. Только название. Да и то на каждом шагу проглядывают былые имена.
Как далеко я забрался! Древняя Скифия – Великая Степь уже осталась за спиной, отделенная лесами. Как называлась эта земля тысячу лет назад? По Геродоту здесь жили исседоны. На языке асов «дон» означает «река». Значит, исседоны – это речные асы? Наблюдательный Баркук, побывав на здешних базарах, уже рассказал, что слышал речь, очень похожую на язык его горной родины. «Коверкают, конечно, слова почем зря, но все понятно».
Про все это я подумал, когда услышал название места, куда мы направлялись. Река Исса. Значит, на языке асов это будет Исседон. Из каких немыслимо древних веков пришло это имя? Именно в ее верховьях и пряталась та самая обитель колдунов, куда мы держали путь.
Туртас говорил, что дотуда два дня пути. Однако это оказалось совсем недалеко. Просто мы очень скоро свернули с большой дороги в дремучий лес, где пришлось пробираться сквозь заросли по узкой тропе. Часто приходилось спешиваться и вести коней в поводу. Время от времени мы снова выходили в поле и тогда делали привал, чтобы, немного погодя, опять углубиться в чащу.
Трудно передать всю беспомощность, охватывающую тебя при погружении в эти зеленые дебри. Даже неба не видно над головами, а иногда деревья так плотно смыкают вершины, что становится темно, словно в вечерний час. Неудивительно, что именно здесь укрылись древние боги и старые тайны.
Геродота я вспомнил, услышав разговор Злата и Туртаса на привале. Речь шла о какой-то давней истории.
– Это та самая обитель, в которой жила Юксудыр, – сказал хмурый охотник. – Отсюда она в Сарай приехала.
Разговор шел о какой-то девушке, которая, как я понял, в Сарае вышла замуж за литовского князя. Ее мать была некогда близкой подругой сестры Туртаса, а никакой родни у нее к тому времени не осталось. Вот он и решил сопровождать сироту на чужбину. Услышав, что речь зашла о подруге его матери, к беседе присоединился Мисаил.
– Эта подруга важной птицей была, – похоже, доезжачий с удовольствием вспоминал времена молодости, – женой самого хана Тохты. Любимой женой. Самой Баялуни дорожку перебежала. Такие люди обычно долго не жили. После смерти хана она пропала. Вместе с дочкой. Думали, убили. Тогда смута была: народа побили – несть числа. Только через много лет узнали, что укрылась она в лесах. Не здесь, а еще дальше – за Итилем. Дочку сюда привезли уже после ее смерти.
Дальше была история, как эта дочка приехала в Сарай, где ее судьбой озаботилась сама Тайдула, могущественная супруга тогдашнего хана Узбека. На ту пору в ордынский плен угодил литовский князь Наримунт, вот его и женили на объявившейся дочке бывшего хана. Приданым тогда стал Господин Великий Новгород. Узбек помог жениху сесть туда князем. Большая была удача – никогда допрежде литовские князья в Новгороде не княжили.