1957 и 1958 годы оставили черный след в истории Венгрии. Казнь Имре Надя и ряда его соратников, аресты многих тысяч людей стали для кадаровского режима несмываемым пятном позора. Но с начала 1960-х годов наметился поворот к более либеральной политике, многие находившиеся в заключении участники восстания получили амнистию – приступив к реформаторским экспериментам, кадаровская власть всё делала для того, чтобы вычеркнуть 1956 год из исторической памяти нации. Но должны были пройти долгие годы, пока Яношу Кадару политикой уступок и компромиссов, непревзойденным мастером которых он со временем стал, удалось, дав венграм максимум свобод, возможных при однопартийной коммунистической диктатуре, завоевать относительную поддержку в обществе и заставить своих соотечественников признать существующий в стране режим как, возможно, наименьшее среди всех неминуемых зол на пути к построению «светлого будущего».
Став на некоторое время витриной «социалистического содружества», кадаровский режим, как и родственные ему политические системы в других странах Восточной Европы, показал в конечном итоге свою нежизнеспособность. Изменение расклада сил на международной арене, прекращение советского контроля над регионом способствовали быстрой его трансформации в иное качество. Кончина Яноша Кадара в июле 1989 года, символизировавшая завершение целой эпохи в истории Венгрии, почти совпала по времени с перезахоронением Имре Надя. Человек, управлявший страной более 30 лет, еще при жизни смог увидеть сделанный своей нацией выбор в пользу чуждых ему западных моделей, основанных на политическом плюрализме. С 33-летней дистанции стал очевиден парадокс: не будучи в отличие от Я. Кадара сильным практическим политиком и менее четко представляя себе пределы возможного, И. Надь, являвшийся знаменем сил, выступавших в конце 1980-х годов за смену системы, заочно доказал перед Я. Кадаром свою историческую правоту. Главный же вывод, к которому приходишь на основании глубоких исследований Я. Райнера, таков: политические ошибки И. Надя, его неспособность овладеть ситуацией в трагические дни октября 1956 года не перечеркивают значения морального примера, который он дал в последние полтора года жизни последовательным отстаиванием убеждений, в своих основных, наиболее значительных моментах совпадавших с чаяниями венгерской нации.
Кардинал Миндсенти на политической сцене Венгрии
Личность кардинала Йожефа Миндсенти неоднократно привлекала внимание исследователей как в Венгрии, так и за ее пределами. Однако споры об этой исторической фигуре продолжаются по сей день[131]. Это касается в первую очередь кратковременного, но, пожалуй, самого яркого эпизода биографии многолетнего главы венгерской католической церкви – его деятельности в дни восстания осени 1956 года, мощнейшего в послевоенной Восточной Европе вплоть до 1989 года оппозиционного выступления, которое в течение считаных дней разрушило все структуры правящего коммунистического режима в центре и на местах и создало очаг крупномасштабного, упорного повстанческого сопротивления частям Советской Армии, вмешавшейся в конфликт. Особенно большой международный резонанс вызвало выступление Миндсенти по радио вечером 3 ноября, в канун решающего наступления советских войск, свергнувших на рассвете 4 ноября неконтролируемое Москвой (и неспособное вывести страну из глубокого внутриполитического кризиса) правительство
Имре Надя и приведших к власти лояльное руководству СССР правительство Яноша Кадара, готовое жесткими методами при помощи извне «навести порядок», восстановив монопольное правление компартии. Это не удивительно, ведь после нашумевшего открытого судебного процесса 1949 года, приговорившего кардинала к пожизненному заключению на основании, главным образом, вымышленных обвинений, имя Миндсенти было достаточно широко известно в мире, его фигура в определенной мере символизировала сопротивление венгров режиму сталинского типа. Будучи важным программным документом венгерской революции, в наиболее концентрированной форме артикулировавшим требования правоконсервативных сил в политической жизни страны, оно породило немало мифов, домыслов и спекуляций, особенно в политико-пропагандистской литературе 1950-х – середины 1980-х годов, в искаженном свете представлявшей историю венгерского восстания. Некоторые из них живы по сегодняшний день. Один из наиболее распространенных мифов заключался в том, что глава венгерского католицизма якобы выступил за ревизию границ в Дунайском регионе, акцентировав внимание на несправедливом характере Трианонского мирного договора 1920 года, а это напрямую задевало интересы соседних Чехословакии, Югославии и Румынии. Для того чтобы развеять этот и многие другие мифы, связанные с личностью Йожефа Миндсенти (1892–1975) и его политической деятельностью, необходимо реконструировать основные вехи его биографии, представив их в более широком контексте венгерской истории XX века[132].
Выходец из небогатой швабской[133] мелкобуржуазной семьи Йожеф Пем, получивший при рукоположении в сан священника церковную фамилию Миндсенти (в буквальном переводе на русский язык: Всесвятский), сделал в эпоху Хорти неплохую карьеру – к началу 1940-х годов достиг положения епископа. Человек, известный аскетическим образом жизни, в период службы в Залаэгерсеге он вместе с тем уделял большое внимание именно благотворительной деятельности церкви – больницам, приютам и т. д. Будучи позже епископом в Веспреме, довольно смело и независимо вел себя в период нацистской оккупации Венгрии (с 19 марта 1944 года) и террора, развязанного крайне правой, прогитлеровской силой – нилашистами, пришедшими к власти в середине октября того же года. Так, Миндсенти был едва ли не единственным иерархом венгерской католической церкви, оказавшим реальное сопротивление властям, пытавшимся экспроприировать церковное имущество на нужды армии. Он, в частности, направил меморандум протеста лидеру нилашистов Салаши. В ноябре 1944 года Миндсенти был арестован после попыток воспрепятствовать размещению солдат в своем епископском дворце, и до начала апреля 1945 года находился в г. Шопроне на крайнем западе Венгрии в заключении[134]. Благодаря проявленному мужеству и непреклонности убеждений Миндсенти пользовался в 1945 года авторитетом в широких кругах венгерского общества, в том числе среди членов партий левой ориентации. В знак уважения к нему правительство левоцентристской коалиции при осуществлении аграрной реформы 1945 года оставило во владении веспремского епископата земельные угодья. Вопреки этому жесту Миндсенти, став в октябре 1945 года главой (примасом) венгерской католической церкви, архиепископом Эстергомским и получив через несколько месяцев от Ватикана кардинальский сан, отнюдь не пошел на сближение с новыми властями[135]. Он выступил не только решительным оппонентом социалистической перспективы развития страны, но и противником далеко идущей модернизации унаследованной от хортистской эпохи политической системы. Так, зимой 1946 года Миндсенти, с молодости известный своими легитимистскими убеждениями и симпатиями к дому Габсбургов[136], пытался опротестовать провозглашение Венгрии республикой. Особенно решительно кардинал выступал против ущемления позиций церкви в духовной жизни и школьной системе. Национализация 20 июня 1948 года 6500 школ, находившихся в ведении католической администрации, была осуществлена вопреки его жесткому противодействию; именно на июнь 1948 года пришелся пик острейшего противоборства церкви и власти[137].
Надо помнить, однако, и о другом. Выступая на политической арене Венгрии с правых позиций и жестко оппонируя любым попыткам властей ограничить позиции церкви в экономической и духовной жизни, кардинал Миндсенти вместе с тем проявил гуманизм в отношении некоторых несправедливо, по его мнению, притесняемых категорий населения, что прибавляло ему популярности[138]. У советских эмиссаров, посещавших Венгрию в первые послевоенные годы, складывалось впечатление не только об активности венгерской католической церкви в деле послевоенного восстановления страны, но и о ее широкой общественной поддержке[139].
Чтобы в полной мере понять общественное значение конфликта между властью и католической церковью, необходимо представлять себе масштабы влияния последней на общественную и культурную жизнь страны, и не в последнюю очередь ее экономического влияния до 1945 года, а отчасти даже и до 1948 года. Правоавторитарный хортистский режим, установившийся в результате свержения Венгерской Советской республики 1919 года, с первых лет своего существования стремился активизировать деятельность «исторических» церквей Венгрии – католической, к которой было официально приписано более 65 % населения, а также протестантских – кальвинистской и лютеранской. Цель, которая преследовалась этой политикой, четче других сформулировал в начале 1920-х годов министр просвещения и культов граф К. Клебельсберг: «Борьба идет между церковью и социализмом… В связи с этим на венгерские церкви ложится громадная ответственность. Только сильная церковь сможет поставить преграды на пути дехристианизации человеческого духа. Беда, если церковь не выдержит испытания, проиграет в схватке с социализмом за умы людей. Именно это случилось, как мы знаем, в России… Мы должны дать нашей церкви всю ту поддержку, которая ей необходима от нас для успеха в этой борьбе»[140].
В межвоенный период в Венгрии существовало около 1500 различных религиозных организаций (от культурных, благотворительных обществ и христианских профсоюзов до политических объединений ярко выраженной консервативной направленности). В них состояло до 15 % всех католиков. В 1920-1930-е годы в стране имелось столько же действующих монастырей, сколько их было в эпоху австро-венгерского дуализма, хотя территория венгерского государства по итогам Трианонского мирного договора 1920 года уменьшилась втрое