ода могло быть воспринято и дома, и за рубежом как проявление политической слабости правительства Кадара, потеря лица. Помимо всего прочего пребывание ярого врага режима под американским «крылышком» было удобно тем, что всегда могло дать повод для дежурных антиамериканских и антизападных заявлений, когда в них появлялась необходимость. Предпочтение, таким образом, отдавалось статус-кво – в любом другом качестве, кроме амплуа политического беженца, нашедшего пристанище в американском посольстве, Миндсенти был бы для венгерских властей еще менее удобен.
В начале мая 1957 года функционер, стоявший во главе венгерского государственного управления по делам церквей, довольно откровенно говорил советскому дипломату: в отношении Миндсенти венгерское правительство, в сущности, устраивает существующее положение, при котором кардинал фактически находится в изоляции, в отрыве от своих сторонников, а вся ответственность за его поведение ложится на американскую сторону. Именно потому, что статус-кво для венгерской стороны был в принципе до поры до времени приемлем, она отвергла предложенное югославским посольством посредничество в урегулировании вопроса о Миндсенти[189]. Своим пребыванием на территории американской миссии кардинал доставлял больше неудобств США, чем новому венгерскому правительству, хотя и в случае освобождения прибавил бы американцам хлопот в силу своей непредсказуемости.
Зная желание американцев избавиться от кардинала, пусть и не афишируемое публично, венгерская сторона со временем согласилась превратить дело Миндсенти в предмет торга с США. Дипломатия ВНР не скрывала от советского посольства своих намерений: МИД Венгрии не будет возражать против выезда Миндсенти за рубеж, если США пойдут на свертывание анти-венгерской пропагандистской кампании, урегулирование многих спорных вопросов в двусторонних отношениях[190]. Проявив уже в 1957 году готовность пойти на переговоры относительно выезда Миндсенти за рубеж, венгерская сторона взамен собиралась получить гарантии, что ему не дадут возможности делать публичные политические заявления, которые, как легко можно было себе представить, носили бы остро враждебный кадаровскому правительству характер. При этом венгерские власти никак не хотели показать свою заинтересованность в скорейшем его выдворении за пределы страны. Напротив, они искали способ дать Западу понять, что в интересах разрядки готовы пойти на большую уступку в «деле Миндсенти», и ждали первого шага от американцев, которые в свою очередь не хотели завышать цену за освобождение кардинала.
Решение проблемы было к тому же невозможно без компромисса со стороны самого Миндсенти (его маловероятного отказа от публичной политической деятельности). В Будапеште ждали большего и от Ватикана – хотели, в частности, чтобы Миндсенти был освобожден от обязанностей архиепископа Эстергомского, а значит и главы венгерской католической церкви. Однако в Ватикане при всем недовольстве поведением кардинала в дни венгерских событий не торопились принять такое решение, которое в глазах мирового общественного мнения выглядело бы как неоправданная уступка режиму, установленному вследствие внешнего силового вмешательства и проводящему репрессии против своих оппонентов.
Проблема Миндсенти зашла, таким образом, в тупик. Но пользуясь изоляцией несговорчивого кардинала, режим Кадара получил полную свободу рук в осуществлении своей церковной политики. Как внутриполитические, так и внешнеполитические обстоятельства, и в том числе нежелание обострять отношения с Ватиканом, заставляли новые венгерские власти, не обладавшие в то время сколько-нибудь значительной общественной поддержкой, проводить осторожный, компромиссный курс, избегая конфронтации с миллионами верующих. В одном из программных документов кадаровского правительства – декларации, опубликованной 6 января 1957 года, говорилось об обеспечении свободы религии[191]. Государство обязалось соблюдать заключенные ранее с церквями соглашения, решать путем переговоров все возникающие спорные вопросы, обещало создать условия для беспрепятственного факультативного обучения детей основам религии. Миндсенти упоминался в документах конца 1956 – начала 1957 года как один из представителей «контрреволюционных» сил, его ноябрьское решение об освобождении от исполнения своих функций участников движения священников за мир называлось недопустимым преследованием людей за их прогрессивные политические убеждения. Вместе с тем о роли церковных институтов, «клерикальной реакции» в развязывании «контрреволюции» речь, как правило, не заходила – государство ожидало от священнослужителей встречных шагов в интересах консолидации положения в стране. Правда, в декларации от 6 января содержалась важная оговорка о том, что правительство не потерпит использования церковных организаций в антигосударственной деятельности[192].
Некоторое ужесточение в церковной политике имело место весной 1957 года, когда в партийном руководстве пришли к выводу о том, что «клерикальная реакция», воспользовавшись рядом уступок со стороны государства, предприняла в школах под предлогом обучения вере атаку против «народно-демократического строя»; особую озабоченность вызывало сильное влияние церкви на молодежь. Зная о лояльности многих священников своему кардиналу, 7 марта 1957 года госуправление по делам церквей обнародовало указ, согласно которому Миндсенти больше не выполняет своих функций главы католической церкви Венгрии и любое следование священнослужителей его распоряжениям квалифицируется как действие, вступающее в противоречие с государственным законодательством. В апреле, опасаясь многотысячных шествий, власти запрещают крестный ход. Однако уже в мае правительство разрешает выход католических печатных изданий, приостановленных в ноябре 1956 года.
Указ Президиума ВНР 1957 года в сравнении с предыдущими указами от 1948 и 1950 годов предполагал еще большее вмешательство государства во внутренние дела церквей. В частности, власть отныне вмешивалась в процесс назначения не только епископов, директоров церковных школ, настоятелей малочисленных монастырей, но и приходских священников – проверялась благонадежность, проявленная осенью 1956 года. Но уже в 1958 году доминирующей становится компромиссная линия. В постановлении ЦК ВСРП от 22 июля отмечалось, что нельзя проводить знак равенства между чуждым марксизму религиозным мировоззрением и враждебной политической деятельностью клерикальной реакции. Утверждалось, что провозглашенная политика народного фронта предполагает союз атеистов и верующих в интересах укрепления народной демократии. По сути дела, это был тактический шаг, направленный на нейтрализацию противодействия церкви проводимой коллективизации[193]. Реалистическая позиция католической иерархии во главе с Й. Гресом, ее готовность соблюдать правила игры[194] в свою очередь вели к снижению конфронтационности, хотя случаи преследования священников за деятельность, направленную против режима (подстрекательство и т. д.), неоднократно имели место, способствуя попятным движениям в церковной политике[195].
Что же касается дела Миндсенти, то некоторый шанс в его урегулировании представился со смертью папы Пия XII 9 октября 1958 года. Уже на следующий день посольство США в Италии отправило в госдепартамент письмо, в котором предложило связаться со Святейшей коллегией, чтобы та настояла на выезде Миндсенти в Рим для участия в выборах нового папы. Не дожидаясь ответа из Вашингтона, посольство предприняло необходимые шаги. В результате из Ватикана в Будапешт было послано приглашение для Миндсенти. Американская дипломатия надеялась, что венгерское правительство разрешит примасу выехать, получив гарантии, что он не будет заниматься политической деятельностью. Однако правительство ВНР переоценило собственные возможности, завысив цену своей уступки. Оно надеялось, что с выездом кардинала из Венгрии будет снят венгерский вопрос с повестки дня ООН, а поняв, что этого не произойдет, отвергло предложение, сославшись на то, что вопрос о Миндсенти – это внутреннее дело Венгрии; его судьба как гражданина Венгрии не может стать предметом внешнеполитической сделки, только лишь венгерские компетентные органы вправе решать, надо ли его судить, можно ли выпустить за границу и т. д. Торг не состоялся. Возможность решения проблемы была упущена, само предложение по поводу выезда Миндсенти было использовано в пропагандистском плане для обвинений США во вмешательстве во внутренние дела суверенного государства[196]. В Вашингтоне пришли к выводу, что венгерское правительство в целом удовлетворено существующим положением и считает, что для США оно создает больше неудобств, чем для Венгрии.
Правда, уже в следующем 1959 году в позиции руководства ВНР произошли некоторые подвижки. С тем чтобы все-таки добиться снятия «венгерского вопроса» с повестки дня ООН, было признано необходимым заняться решением проблемы Миндсенти, но без принципиальных уступок и ущемления престижа Венгрии. Предполагалось выступить перед США с соответствующей инициативой после принципиально важной встречи Н. С. Хрущева и Д. Эйзенхауэра, намеченной на май 1960 года (венгерско-американские отношения находились в прямой зависимости от советско-американских). Однако встреча не состоялась: помешал американский самолет-разведчик, сбитый в небе над Уралом 1 мая 1960 года. Советско-американские отношения временно ухудшились, и вопрос повис в воздухе. Предложение о снятии в обмен на Миндсенти «венгерского вопроса» с повестки дня ООН опять-таки свидетельствовало о переоценке режимом Кадара своих возможностей, о занижении цены. Вопрос был действительно снят в феврале 1963 года, но цену пришлось платить иную и значительно большую – провести крупномасштабную амнистию арестованных участников событий осени 1956 года. Дело же Миндсенти не сдвинулось с мертвой точки и на этот раз.