Глубинные процессы переосмысления событий 1956 года происходили в 1980-е годы не в исторической науке, а в художественном творчестве. Не только в литературе, но и в кинематографе (спонсируемом государством!) иногда удавалось с большой художественной силой показать подлинный масштаб «национальной трагедии» для многих венгров – навсегда порвавших с родиной, лишившихся родителей, братьев, детей. Если в учебных пособиях до конца 1980-х годов господствовали грубые схемы, то из литературных произведений, даже разрешенных властью, читателю представал гораздо более неоднозначный образ событий.
Настроения, царившие в среде оппозиционной творческой интеллигенции, вызывали у Кадара все более сильное беспокойство, напоминая ему 1956 год, месяцы, предшествовавшие взрыву 23 октября. Дав благословение Берецу на проведение ожесточенной идеологической кампании, вождь ВСРП рассчитывал, что власть продемонстрирует силу, проявит готовность бросить вызов наступающей оппозиции, скрестит с ней шпаги там, где дело касалось самых принципиальных вопросов, пересмотр отношения к которым лишал существующий режим своей легитимности. Ради этого Кадар и сам готов был участвовать в кампании, дав интервью американскому журналу «Time». Дается также зеленый свет на публикацию мемуаров других видных деятелей и ветеранов ВСРП, не только не склонных отказываться от видения событий как контрреволюции, но занимавших в этом отношении довольно жесткие позиции. На неоднозначность ситуации указывало, впрочем, то обстоятельство, что в этих мемуарах была не просто затронута, но и получила развитие тема необоснованных репрессий в отношении коммунистов в годы правления Ракоши. Их авторы, такие как Д. Марошан и Д. Каллаи, провели годы в тюрьмах.
Хотя курс партийной прессы на полемику и даже на конфронтацию с выступлениями оппозиции осенью 1986 года усилился, лишней напряженности хотели все же избежать. План юбилейных мероприятий, подготовленный загодя, предусматривал в качестве центра торжеств не площадь Кошута перед парламентом и не площадь Республики, связанные в памяти нации с кровавыми, трагическими инцидентами, а места, которые, согласно сложившейся мифологии, имели прямое отношение к формированию правительства Кадара. Героизация сотрудников МВД, боровшихся с «контрреволюцией», продолжала оставаться важной составной частью официального мифотворчества – по-прежнему выходят очерки в своеобразном «житийном» жанре. Однако главный упор в пропаганде все же делался на успехи кадаровского правления.
С другой стороны, при всей устойчивости концепции «контрреволюции», в научной литературе появились некоторые новые акценты. Так, стало проводиться определенное разграничение между контрреволюцией и демократической оппозицией, требовавшей реформ; более сдержанными становятся оценки некоторых персоналий. Расширяется разрешенная документальная база, что отчасти явилось ответом на вызовы самиздата, обратившегося к публикации источников по истории Венгрии и советско-венгерских отношений в 1950-е годы.
Пропагандистское наступление осени 1986 года в целом не отличалось эффективностью. Так и не удалось выработать действенный противовес ни самиздату, ни радиостанции «Свободная Европа», продолжавшей сильно влиять на венгерское общественное мнение. В венгерском обществе и в первую очередь среди молодежи доминировало равнодушие к официальной пропаганде, неверие в ее основополагающие постулаты – молодое поколение венгров, уже получившее по неофициальным каналам определенную информацию о событиях «будапештской осени» и жаждавшее новых знаний, нуждалось в определенных концептуальных основах, и его не могли удовлетворить в этом плане ни решения декабрьского пленума 1956 года, ни более гибкая и компромиссная кадаровская формула «национальной трагедии». В условиях начавшейся в СССР перестройки стремление венгерской коммунистической элиты сохранить в неприкосновенности прежнюю концепцию «контрреволюции» находило все меньше понимания и в левых кругах на Западе. Так, в теоретических изданиях итальянской компартии к этому времени уже преобладал подход к венгерским событиям как к национальной демократической революции.
В идеологических структурах ВСРП видели не только усиливающуюся поляризацию мнений по проблемам 1956 года, но и уязвимые места в официальных концепциях. Попытки интегрировать в них новый фактический материал, уже ставший достоянием читающей публики благодаря самиздату, не только не устраняли противоречий, но, напротив, приводили к утрате концептуальной целостности, образованию трещин в конструкции, базирующейся на признании контрреволюционного характера событий. Что же касается формулы «национальной трагедии», то она была достаточно аморфна и не исключала подвижек, ведущих к наполнению ее совсем иным содержанием, несовместимым с концепцией контрреволюции.
После завершения юбилейных мероприятий власти, осознав низкую результативность прошедшей пропагандистской кампании, решили на некоторое время «заморозить» ситуацию, воздержавшись от частых напоминаний венгерскому обществу о событиях 1956 года. Но теперь тактика замалчивания была уже совершенно неэффективна: назревшие вопросы требовали своего прояснения, к тому же усиливавшаяся оппозиция постоянно напоминала о том, о чем хотели умолчать идеологи ВСРП. Уклониться от спора с ней было просто невозможно. К концу 1987 года сложилась ситуация, когда идеологические структуры партии уже находились явно в обороне – альтернативные точки зрения выражались все более открыто и решительно. Причем дело, конечно, не ограничивалось задачей выявления научной истины; зарождавшаяся в недрах «мягкой» кадаровской диктатуры демократическая оппозиция подчеркнуто актуализировала в кризисной атмосфере конца 1980-х годов идеи, лозунги, ценности, программные требования широкого народного движения 30-летней давности, утверждала, что они не утратили своей значимости и на современном этапе. Наносился удар по самим основам кадаровского режима, подвергалась сомнению его легитимность.
После 1986 года усиливается поляризация точек зрения и внутри правящей ВСРП. Консервативно настроенные ветераны партии организуют коллективные письма в ЦК ВСРП, проводя параллели между «контрреволюцией» 1956 года и сегодняшним наступлением оппозиции. В агитпропе ВСРП занимали более сдержанные позиции. «Népszabadság» в статьях, относящихся к осени 1987 года, признавала актуальность решений декабрьского пленума 1956 года и в то же время уже старалась избегать жесткого определения «контрреволюция». Вместе с тем даже и в 1988 году вопрос о кардинальной переоценке характера событий 1956 года, угрожая подрывом легитимности действующей власти, представлял собой, по выражению историка Яноша Райнера, не исторический, а острополитический вопрос, который легко мог привести к проблемам с полицией.
В мае 1988 года Кадар, резко противившийся переоценке событий 1956 года, был фактически устранен от руководства ВСРП, перейдя с должности первого секретаря ЦК на почетный, специально для него созданный пост председателя партии. Это, хотя и не сразу, но дало зеленый свет постепенному пересмотру некоторых принципиальных вопросов истории «будапештской осени», в том числе отношения к деятельности Имре Надя до октября 1956 года (Кадар, по хорошо понятным причинам, более всего опасался каких-либо существенных подвижек именно в оценке И. Надя[765]). Не только в историографии, но и в ряде партийных документов 1988 года под влиянием либерального крыла ВСРП фактически произошла реабилитация реформаторской программы первого правительства Имре Надя (1953–1955), нашел отражение тезис о том, что в 1953–1956 годах внутри правящей ВПТ проявилось вполне обоснованное и справедливое стремление обновить социализм, а после 1956 года ВСРП воплотила на практике многие из планов и идей, выдвигавшихся сторонниками реформ начиная с 1953 года, но особенно активно под непосредственным влиянием решений XX съезда КПСС. Подчеркивалась преемственность действующего руководства ВСРП по отношению именно к этим политическим традициям. Реформаторское крыло ВСРП в 1988 году осознавало, что прежние, охранительные идейные установки абсолютно утратили эффективность, потерпели крах, и вместе с тем опасалось радикальной переоценки событий 1956 года, делегитимизирующей режим. Вместо этого через обращение к соответствующим традициям в истории партии оно принялось закладывать новые идеологические основания под власть ВСРП.
В 1988 году была создана новая общественная организация – Комитет по восстановлению исторической справедливости, требовавший реабилитации невинно осужденных за участие в событиях 1956 года. Составлялись и публиковались в самиздате списки жертв репрессий. Прежнее табу на публичное обсуждение этих проблем уже не действовало. В июне 1988 года МВД под давлением снизу разрешило траурную церемонию в связи с 30-летием казни И. Надя, но митинги приняли столь масштабный характер, что власти, опасаясь выхода событий из-под контроля, разгоняют демонстрантов при помощи полиции. Желая приостановить наступление оппозиции, новый лидер ВСРП К. Грос сделал летом-осенью 1988 года ряд жестких заявлений, по сути отклонив возможность посмертной реабилитации казнённых после 1956 года. Он подчеркнул, что оценка октябрьских событий и деятельности И. Надя в октябре – ноябре 1956 года как контрреволюции остается в силе. В октябре полиция снова разогнала манифестантов. Всё это всколыхнуло общественное мнение, способствовало усилению оппозиционных настроений. В конце 1988 года проблемы «будапештской осени» уже достаточно открыто и публично обсуждались в академической и университетской среде. Ускорилась поляризация внутри правящей ВСРП: вопреки общему стремлению сохранить единство партии происходило все более острое противоборство конфликтующих между собой точек зрения. В спорах о сущности событий 1956 года проявлялись глубокие политические расхождения в оценках перспектив дальнейшего развития Венгрии и содержания реформ, стоявших на повестке дня.