Центр Будапешта. 11 лет спустя после Второй мировой войны
На протяжении многих недель венгерские события не сходили с первых полос ведущих западноевропейских и американских газет. Именно собирательный образ венгерского борца за свободу стал «человеком года» (1956 года) по версии наиболее влиятельного в ту пору американского политического еженедельника «Time». Но при всем внимании западной прессы к венгерским событиям наиболее глубокий след в осмыслении их сущности оставили не зачастую поверхностные свидетельства западных корреспондентов, иногда просто гнавшихся за сенсацией, а отклики двух крупных восточноевропейских литераторов, лучше чувствовавших венгерскую (и шире, региональную, среднеевропейскую) специфику и принимавших увиденное в Венгрии ближе к сердцу; к тому же их репортажи обладали несомненными художественными достоинствами. Известный сербский писатель, а впоследствии и политик, Добрица Чосич, если верить позднейшей версии, был командирован в Венгрию по распоряжению самого Тито, для того, чтобы дать югославскому руководству и более широкой общественности максимально полную картину венгерских событий. Его репортажи, впервые опубликованные в главной белградской партийной газете «Борба»[816], при всей точности многих характеристик были, впрочем, не лишены субъективизма и спорных моментов.
После расстрела мирной демонстрации перед зданием парламента. 25 октября 1956 года
Так, в соответствии с бытовавшими в соседних странах, в том числе в Югославии, стереотипами в них давалась не совсем адекватная, преувеличенная оценка правой опасности и в том числе угрозы прихода к власти в Будапеште сил, способных выступить с требованиями пересмотра в пользу Венгрии ее так называемых «трианонских» границ[817]. В отличие от Чосича, отягощенного исторически сложившимся в сербском сознании XX века комплексом венгерской «ирредентистской угрозы», польский поэт и публицист Виктор Ворошильский приехал из страны, где этого комплекса в силу тех же исторических причин существовать не могло, а в настроениях интеллигенции осенью 1956 года доминировало, напротив, чувство солидарности с восставшей Венгрией[818].
Демонстрация солидарности с Венгрией. Великобритания. Ноябрь 1956 года. Архив ИПИ
Ворошильский однозначно симпатизировал венгерскому национальному движению за расширение суверенитета страны. Его «Венгерский дневник», впервые опубликованный в 1956 году в варшавском реформ-коммунистическом еженедельнике «Nowa Kultura» и вышедший затем отдельным изданием[819], переведен на несколько языков, издан и в России[820]. При всех несомненных достоинствах свидетельства Ворошильского (а в их числе отсутствие идеализации повстанцев и романтизации насилия) в «Венгерском дневнике» проявляется присущая художнику склонность к некоторой гиперболизации, особенно при описании масштабов боевых действий в Будапеште.
С конца 1956 года на Западе выходят первые собрания разнородных источников о венгерских событиях, включавшие в себя перепечатанные из прессы программные выступления венгерских политиков и политиков других стран в связи с происходившим в Венгрии, дипломатические ноты, газетные репортажи, сообщения информационных агентств, материалы радиопередач, не в последнюю очередь интервью с очевидцами, прежде всего беженцами, оказавшимися на Западе. Наиболее значительное издание такого рода, вышедшее в 1957 году как в Лондоне, так и в Нью-Йорке[821], было подготовлено как бы в противовес так называемой «Белой книге» – выполненной по решению правительства Кадара и изданной на нескольких языках тенденциозной подборке материалов, призванных доказать наличие в Венгрии 1956 года опасности установления праворадикального, фашистского режима[822]. Показания очевидцев, в целом не замалчивая «теневых сторон» движения, в то же время опровергали официальную советско-венгерскую версию о преобладании в нем крайне правых тенденций[823].
С начала 1957 года в западных странах и прежде всего в США на базе Колумбийского университета при финансовой поддержке американских разведслужб осуществляется программа интервьюирования венгерских беженцев. В этой работе участвовали квалифицированнейшие социологи, в том числе выходцы из Германии, продолжавшие традиции Франкфуртского института социальных исследований[824]. В результате был собран богатейший, хотя и нуждающийся в критическом осмыслении материал. Показания беженцев, не только содержащие определенную информацию, но прежде всего отражающие их субъективные настроения, хотя и использовались довольно широко в западной литературе о венгерских событиях, до сих пор еще не в полной мере востребованы – материал этот хранится в настоящее время в Будапеште, в архиве радиостанции «Свободная Европа» под эгидой Института «Открытое общество».
Демонстрация в Мошонмадьяроваре за несколько минут до расстрела. 26 октября 1956 года
Последствия расстрела демонстрации в Мошонмадьяроваре
На основе обобщения и анализа доступного на Западе весьма ограниченного круга источников (в первую очередь прессы и интервью с беженцами) уже с конца 1956 года делаются попытки дать историческую реконструкцию трагических венгерских событий, выявить их причины, определить движущие силы, социальную основу, описать ход боевых действий, выяснить роль рабочих советов[825]. Одной из наиболее удачных была попытка, которую предпринял близкий к французской социалистической партии политолог венгерского происхождения Франсуа Фейто (он же Ференц Фейте)[826]. Акцентировав внимание на том, что организованные силы революции в своих сформулированных программных требованиях чаще всего не выходили за рамки социализма, отвечающего национальным венгерским условиям. Исключение составил в первую очередь кардинал Миндсенти. Фейто назвал события «антисоветской социалистической революцией»[827].
Наиболее амбициозный проект 1950-х годов в области изучения венгерских событий был связан с деятельностью специальной комиссии ООН, призванной представить свой отчет о положении в Венгрии на суд Генеральной Ассамблеи. Это было сделано уже в 1957 году. В документе объемом более 200 страниц проанализированы причины венгерского восстания, подробно реконструирован ход событий начиная с 23 октября, включая начальный этап кадаровской консолидации. Сведения, почерпнутые из бесед с беженцами, составили для экспертов ООН главный источник, в силу этого в отчет, в целом отличавшийся довольно высоким уровнем анализа внутриполитических процессов, попала вместе с тем и непроверенная информация, искажавшая реальное положение дел[828]. Ключевую роль в работе спецкомиссии ООН и в подготовке отчета сыграл датский дипломат П. Банг-Йенсен, судьба которого сложилась трагически – он погиб при загадочных обстоятельствах в 1959 г.[829]
В 1957–1958 годах выходят и первые исследования о послереволюционной Венгрии, внутриполитической ситуации в стране в это время, о ходе кадаровской нормализации[830].
Западные авторы, обращавшиеся к теме, в большинстве своем оценивали венгерские события и политику СССР с либеральных, иногда леволиберальных и социал-демократических, реже с консервативных, христианско-демократических позиций. Проявилось и различие подходов между более левой и более правой публицистикой и историографией. Люди консервативных и праволиберальных убеждений, как правило, писали о «будапештской осени» более отстраненно и беспристрастно, венгерские события для них явились всего лишь новым, очередным подтверждением агрессивной, «империалистической» сути советского режима, не изменившейся, по их мнению, и после смерти Сталина. Для авторов более левых ориентаций, связывавших определенные надежды с XX съездом КПСС и разочаровавшихся вследствие советской военной акции ноября 1956 года в Венгрии, был характерен более личностный подход. Крупнейший французский философ и писатель Ж.-П. Сартр говорил в этой связи К. Симонову, посетившему Францию в конце 1957 года: политики и интеллектуалы правого толка вроде генерала де Голля, которые в лучшем случае были равнодушны к Советскому Союзу, спокойнее отреагировали на венгерские события и действия СССР. «А я был ими крайне взволнован именно потому, что я был и остаюсь другом Советского Союза»[831]. С марксистских позиций и вместе с тем критически в отношении СССР венгерские события оценивали, выступая как дома, так и на Западе, идеологи Союза коммунистов Югославии[832], уделявшие, в соответствии с идейными установками СКЮ, большое внимание рабочим советам осени 1956 года, а также некоторые итальянские авторы, дистанцировавшиеся от лидера ИКП П. Тольятти, поддержавшего советские действия в Венгрии[833]. Однако, за исключением Италии, в издательствах, контролируемых западными компартиями, выходила, как правило, литература апологетическая в отношении советской политики[834].
В 1957 году через Югославию переправляются на Запад и публикуются работы Имре Надя 1955–1956 годов – прежде всего полемически заостренные письма и заявления в Центральное Руководство Венгерской партии трудящихся (ЦР ВПТ), в которых развенчивалась политика М. Ракоши и его окружения и отстаивалась необходимость большего учета национальной специфики и более равноправных отношений с СССР