Татьяна Павловна ГусароваВенгрия XVI–XVII вв.: портреты современников на фоне эпохи
Памяти моей мамы
Предисловие
В книге собраны написанные в разные годы исследования, представляющие читателю изображенный во многих ракурсах дворянский мир Венгерского королевства XVI–XVII вв. Он показан через несхожие судьбы разных людей, отличавшихся по своей масштабности, взглядам, месту, занимаемому в обществе и в профессии, а также по ситуациям, в которых они оказались. В одних случаях на передний план выступает одна личность, а в других — целая группа людей, отвечающая параметрам и проблематике исследования. Но все они — элита Венгерского королевства — дворянство. Долгое время занимаясь его историей, я переосмыслила Некоторые прежние представления, благодаря чему они обрели более сложные очертания и богатое наполнение. Результаты этих размышлений нашли место в предлагаемой вниманию читателей книге.
Идея взглянуть на эпоху глазами венгерского дворянина и показать ее в фокусе персональной истории имеет под собой серьезные основания. В XVI–XVII вв. венгерское дворянство занимало главенствующее место в социальных структурах монархии и играло ведущую роль в политической, хозяйственной, культурной и военной жизни страны. Такое положение было обусловлено тремя группами важнейших факторов. Одна из них, можно сказать, базовая, определялась особенностями исторического пути страны в Средние века, проявляясь в слабом развитии городов (а отсюда — и слабости городского сословия со всеми выходящими отсюда последствиями), в частой смене династий и отсутствии прочной базы у королевской власти, что в совокупности приводило к упорной борьбе сильной феодальной элиты за сохранение своих сословных привилегий и властных позиций. Вторая группа факторов связана с существованием Венгрии в рамках созданной австрийскими Габсбургами в начале второй четверти XVI в. в центре Европы объединенной монархии, отличавшейся сложностью отношений между центром и композитами, а также недостаточно прочно и стройно выстроенными связями между ними. Третий комплекс факторов был обусловлен войнами с Османской империей, которые велись в эту эпоху в основном на территории Венгрии.
Под влиянием данных реалий центральная власть Габсбургов не имела возможности такого контроля над местными элитами, какой она осуществляла в Австрии и в определенной мере в Чехии. Первые полтора века господства династия не располагала достаточными людскими и материальными ресурсами, чтобы успешно противостоять османам, а равно осуществлять эффективное управление страной и проводить в ней свою политику. Выполнение этих задач в значительной степени ложилось на плечи венгерской феодальной элиты — ее аристократической верхушки и основной части дворянства. Система дворянского самоуправления на местах (в комитатах) в той или иной степени обеспечивала функционирование государственного механизма, центральные органы которого (кроме Казначейской палаты) находились за пределами страны. Важнейшие вопросы жизнедеятельности государства решались на сословных Государственных собраниях, где заправляли магнаты и дворяне, подмявшие под себя представителей городского сословия и духовенство.
Венгерская знать выделяла из своего имущества огромные средства на строительство и содержание крепостей. Да и центральная власть, будучи не в состоянии справиться с затратами, передавала знати королевские крепости в собственность или под залог, с одной стороны, возлагая на нее дополнительное бремя, а с другой, — ослабляя над ней контроль. Костяк вооруженных сил королевства до второй половины XVII в. составляли дворянские ополчения, собиравшиеся в дворянских комитатах по призыву монарха и надора-палатина королевства. В условиях войны состав элиты отличался подвижностью. В войнах с османами она лишалась лучших своих сыновей, молодежи, призванной продолжать род. В неравной борьбе с османами пресеклась не одна ветвь родовитых семей. Им на смену поднимались другие, пополняя все этажи иерархии социальной элиты: от высшей аристократии до безземельных дворян (армалистов).
К социальному возвышению по понятным причинам вели пути, в первую очередь связанные с военной службой. Но и гражданское поприще предоставляло немалые возможности, учитывая то обстоятельство, что и центральной власти, и частным магнатам для более эффективного управления требовалось все больше чиновников, к тому же специально подготовленных. Это способствовало не только разрастанию дворянского сословия, но и складыванию бюрократического аппарата новой формации. Стремясь обеспечить лояльность и покорность венгров, Габсбурги активно вмешивались в процесс формирования новой знати, предоставляя место в составе венгерской «политической нации» близким ко двору иностранцам чешского, австрийского, немецкого, итальянского и др. происхождения.
Предпочтение, отданное в данном исследовании персональной истории, объясняется не только тем, что его протагонистами стали представители ведущей социальной и политической силы в Венгрии раннего Нового времени — дворянства[1]. Дело в том, что в интересующих меня областях истории этой страны еще не накоплено достаточного материала для обобщающих исследований с соответствующими выводами, что признается венгерскими и словацкими специалистами, которые пока также обращаются к персональной истории, аккумулируя нужный материал. Это касается, например, истории формирования чиновного аппарата в государстве раннего Нового времени в специфических исторических условиях композитарной монархии австрийских Габсбургов. Между тем указанная проблематика в случае Венгерского королевства XVI–XVII вв. может исследоваться, прежде всего, на материале истории дворянства. То же можно сказать об истории отношений венгерской элиты с центральной властью — австрийскими Габсбургами, которые с 1526 г. бессменно занимали венгерский трон наряду с чешским престолом. Изучение отдельной биографии, деятельности определенного исторического лица может показать, как в них отражались более общие тенденции развития венгерского социума и государства в этот сложный период истории. А попытка проникнуть в мысли наиболее интересных, думающих, деятельных, самоотверженных представителей венгерского дворянства и выявить их воззрения по жизненно важным для них вопросам (о власти и отношениях с ней, о своем сословии и его месте в обществе, о венграх, их истории и роли как защитников христианства в Европе и т. д.) помогает понять, насколько традиции и ментальные установки, в которых взросли поколения послемохачской Венгрии, определяли пределы их возможностей в сложившихся новых исторических условиях.
Однако индивидуальные судьбы служат не только материалом для обобщений, типологизации, выявления каких-то закономерностей. Максимально приближенные к индивиду персональные истории обладают собственной ценностью, оберегают от обезличенности исторического исследования. Обращение к отдельным эпизодам жизни конкретных людей, как я их вижу, есть не столько биографии в традиционном понимании, сколько те моменты жизни, в которые мои герои наиболее полно и ярко раскрывали себя и проявляли способность принимать нетривиальные решения. Резонно говорить об их персональной идентичности, а в деятельности распознать индивидуальный выбор, который возвышал этих людей над толпой безымянных статистов, даже если они не стали выдающимися личностями в привычном понимании. Это становится возможным благодаря соединению в исследовании разных миров: повседневности, социальных отношений, идей и представлений.
Часть протагонистов очерков показаны мною в их повседневной жизни и деятельности, в том кругу, который был им привычен в профессиональном или социальном плане. Иными словами, речь идет о микроисторическом исследовании. Конечно, при таком подходе невозможно отвлечься от исторического контекста. Да и сама я, как историк, мысля и работая в рамках определенной эпистемы, волей-неволей исхожу в суждениях и оценках из неких сложившихся установок. Тем не менее, в поведении того или иного исторического персонажа, к судьбе которого я прикасаюсь, с очевидностью обнаруживается отступление от принятых за эталон в Европе того времени в целом и в ее отдельных регионах (в том числе в Венгрии) моделей социального и личного поведения. Может быть, мой герой — белая ворона? Например, кто такой Имре Эбецкий? Типичный представитель служащих финансовых органов — казначейства и таможни? Судя по волне обвинений, выдвинутых в его адрес на всех уровнях ведомства, он — «паршивая овца» в стаде (замечу, далеко не белоснежных). Все коллеги по службе старались избавиться от него и — избавились. Но только он тут же всплывает в другом месте — и с теми же людьми. Значит, этот нарушитель трудовой дисциплины, правил и этики все же в чем-то их устраивал? Исследуя экстравагантное поведение казначейского чиновника, можно обнаружить признаки коллективного, вероятно, традиционного сознания, во всяком случае корпоративного поведения. Это ли не то самое «нормальное исключительное», о котором вслед за Э. Гренди говорил К. Гинзбург, объясняя свой путь в микроисторию?[2] Многомерность такого исследования очевидна — и именно в этом для меня его привлекательность, ценность и перспективность. Она проявляется и в том, что в процессе изучения мира венгерского дворянства эпохи турецких войн сталкиваются, вернее, четко не разделяются публичное и частное, национальное и универсальное, индивидуальное и коллективное, субъективное и объективное; горизонтальные связи тесно переплетаются с вертикальными.
Герои очерков — не рядовые личности; одни приобрели известность среди современников как государственные, политические и религиозные деятели, другие — как интеллектуалы: поэты, историки, авторы светских и религиозных трактатов, политических проектов и т. п. В Венгрии изучаемой эпохи эти сферы редко разделялись: поэт Балинт Балашши всю свою недолгую жизнь сражался с турками и погиб в бою. Надор Миклош Эстерхази оставил несколько важных проектов реформ, а его сын Пал Эстерхази, тоже надор, увлекался музыкой, поэзией, художественной прозой, историей, сам занимался сочинительством во всех указанных областях, не складывая при этом оружия и не отвлекаясь от государственных дел. Мучительно искавший причины падения Венгерского королевства после трагедии 1526 г. историк Миклош Иштванфи в должности вице-надора королевства на практике старался спасти страну от окончательной катастрофы. А оставивший о себе память трактатами о географии Венгрии и Аттиле гуманист Миклош Олах возглавлял в ответственный м