[131]. Автор явно проводит параллели с современным ему венгерским социумом. Внутренние распри венгров и европейских правителей, взаимная ненависть, леность королей не раз упоминаются Олахом как причины поражения современных ему венгров в борьбе с турками. Турок он, понятно, ненавидит, но в то же время проводит аналогии между ними и гуннами времен Аттилы. Турки не растеряли тех качеств, которые в свое время позволили сначала скифам, а затем гуннам-венграм завоевать половицу Европы. Обращаясь к более ранней турецкой истории, Миклош Олах упоминает Тамерлана с его победоносными походами против тех же османов[132].
Писатель-гуманист, как упоминалось, затеял свой труд не как обычную хронику. Он искал причины «погибели» современной ему Венгрии, а также средства, с помощью которых можно восстановить ее былое величие. В этом последнем вопросе автор «Венгрии» и «Аттилы» отразил настроения и взгляды многих европейцев начального периода Реформации, с которой совпал новый этап османской экспансии в Европе, когда и католики, и протестанты обвиняли друг друга в обрушившихся на Европу бедствиях. В «Аттиле» Олах приводит эпизод осады гуннами Реймса. Город не хотел сдаваться, и его жители обратились к епископу Никазию за советом, что делать в этой безвыходной ситуации. Тот объясняет своей пастве, что Аттила с гуннами послан на них Господом за их грехи (грехи перечисляются с большой подробностью). «Господь предает нас в руки врага и варваров, чтобы мы своими страданиями искупили наши грехи и радостно воспарили бы к райской жизни». Епископ призывает своих сограждан покориться участи, претерпеть муки и получить за это небесную награду, которую Господь назначает истинно верующим. Он призывает не проклинать врагов и мучителей, а молить Бога о том, чтобы Он обратил и их в истинную веру[133]. В уже упоминавшемся выше разговоре Аттилы с отшельником накануне битвы на Каталаунских полях последний попытался отрезвить собеседника, поставить предел его честолюбию и гордости. Старец объясняет Аттиле, что тот не свободен в своих поступках, а является проводником воли Господа, Который вручил ему в руки меч, дабы сокрушить грехи христиан. И Бог до тех пор позволит Аттиле орудовать этим орудием, покуда на то будет Его воля[134]. Миклош Олах, когда писал сочинения в 1530-е гг., думал так же, как и на раннем этапе своей деятельности Мартин Лютер и многие другие европейские религиозные мыслители (да и рядовые верующие) той эпохи: турки насланы за грехи, у христиан нет возможности и права сопротивляться им вооруженным путем, т. к. это бесполезно, пока они не вернутся к истинной вере[135]. Позже оба изменили свои взгляды. В состоянии войны Венгрии с турками Олах — глава венгерской церкви и королевской канцелярии — не мог призывать соотечественников к пассивности.
Как отмечал крупнейший исследователь истории венгерского гуманизма и творчества Миклоша Олаха Петер Кульчар, воспроизведенная писателем концепция гуннско-венгерского родства как нельзя лучше отвечает взглядам ренессансных авторов на историю. Они рассматривали ход истории человечества как органический процесс, который непрерывной цепью движется от рождения через расцвет — упадок — гибель — возрождение — к бесконечности. В таком виде (понимании) они воспринимали настоящее как инкарнацию прошлого. В существующих или возникающих институтах, нациях, государственных образованиях, городах они как бы приветствовали возрождение прошлого. Процветавшая когда-то Римская империя пришла в упадок, погибла, столетиями о ней не было слышно, пока она, благодаря Карлу Великому, не всплыла снова, опять стала развиваться. Некогда знаменитая римская фамилия Корвинов надолго пропала с горизонта истории и пребывала в забытьи, пока Хуняди не извлекли ее оттуда[136]. Венгры, по убеждению Миклоша Олаха, в этом плане могли считать себя «везунчиками». Они всегда знали, что являются потомками гуннов. Общеизвестный факт нужно было только наполнить новой теорией: огромная гуннская империя оказалась уничтожена вихрем истории, но по законам природы возродилась под новым именем при Иштване Святом, а потом — при Матяше. Затем — при Миклоше Олахе — наступил период нового упадка, за которым следует ожидать нового возрождения. Венгерское королевство в своей истории, начиная с Арпадов, династию которых Олах напрямую связывает с гуннами и Аттилой[137], повторяло истЬрию империи Аттилы.
Глава IIIПредставления венгерского дворянства о Святой короне в начале XVII в.(по трактату Петера Реваи)
В 1606 г. закончился первый вооруженный конфликт между австрийскими Габсбургами и венгерскими сословиями. Примирение было оформлено Венским миром, условиями которого предусматривалось возвращение в королевство Святой венгерской короны, увезенной оттуда в Австрию в 1551 г.[138] Статья 4 гласила: «Жители королевства просят Его Величество, чтобы по установлению более мирного времени корона (как это принято в других странах) вернулась в Венгрию, в Пожонь»[139].
Однако, несмотря на договор, венграм пришлось с оружием в руках отвоевывать Святую корону у Рудольфа II Габсбурга. Только потерпев под Прагой поражение от венгерских и австрийских войск, возглавляемых эрцгерцогом Матиасом, Рудольф был вынужден в конце июня 1608 г. в Либене подписать свое отречение от венгерского престола и передать венгерскую корону вместе с королевскими инсигниями Матиасу, претенденту на венгерский трон, которого поддерживали венгерские сословия[140].
Спустя четыре месяца, венгерское государственное собрание, созванное в конце октября 1608 г., ратифицировало Венский мир. Статья о короне вошла в его решения в расширенном виде, с учетом произошедших за это время бурных событий: «Поскольку Его Императорское Величество (Рудольф II — Т.Г.) корону королевства и древние инсигнии вместе с королевскими книгами и грамотами передал и препоручил не только Его Королевскому Величеству как правителю Венгрии (Матиас II — Т.Г.), но также и присутствовавшим тогда при этом сословиям, более того, даже и отсутствующим гражданам королевства (передачу которой Его Величеству те даже подтвердили), то по этой причине сословия этой страны по праву требуют, чтобы упомянутую корону в силу статей Венского мира, а также в соответствии с тем, как этого требует древний обычай страны, немедленно привезли сюда, в Пожонь[141], и чтобы после коронации Его Святейшего Королевского Величества ее оставили в стране в руках тех, кто будет выбран для ее хранения из числа светских лиц, прирожденных венгров»[142]. Матиас Габсбург, избранный на этом Государственном собрании королем Венгрии, был коронован привезенной им с собой в столицу Венгерской державы Святой венгерской короной, или иначе, короной Св. Иштвана.
Чтобы самая дорогая для венгров святыня впредь не покидала пределов королевства, этим же Государственным собранием восстанавливался упраздненный в связи с вывозом короны из Венгрии институт хранителей Святой короны. Местом хранения короны определялась королевская крепость в Пожони (совр. Братиславе), поскольку Вышеградская крепость, где до 1526 г. помещались королевские инсигнии и корона, была захвачена турками, а Пожонь после этого стала на долгое время столицей королевства и местом коронаций венгерских королей. Для хранения короны сословия на Государственном собрании избирали из числа баронов двух достойных. В 1608 г. ими стали верховный ишпан комитата Туроц Петер Реваи и верховный ишпан комитата Пожонь (столичного комитата) Иштван Палффи Эрдёди — императорские и королевские советники[143]. Два хранителя были нужны не только для того, чтобы обеспечить лучшую безопасность оберегаемого объекта, но и для взаимного контроля. В истории Святой короны, особенно в XVI в. с его военными и политическими пертурбациями, корона не раз становилась заложницей политических игр в руках ее хранителей[144].
Был разработан строгий регламент, обеспечивавший безопасность короны, подробно описанный в статье 16 законов 1608 г. Святая корона вместе с прочими коронационными инсигниями в соответствии с точной описью передавалась хранителям в торжественной обстановке в Пожоньской крепости в присутствии определенного числа представителей высшей знати. На их глазах корона помещалась в специальный ларец, и семь высших сановников королевства (надор, трое прелатов и трое баронов) опечатывали ларец своими печатями. В Пожоньской крепости, помимо положенного ей гарнизона, размещалась вооруженная охрана короны, оплачиваемая из казны[145].
Все названные требования к властям и меры в отношении Святой короны являлись частью политической программы венгерских сословий, целью которой было восстановление свобод и привилегий сословий перед лицом правящей династии.
Хранитель короны Петер Реваи (1568–1622) принадлежал к старинной знатной семье, известной с начала XII в., которая, однако, поднялась в XVI в. благодаря тому, что поддержала Фердинанда I Габсбурга в его притязаниях на венгерский трон в соперничестве с Яношем Запольяи. С этого времени Реваи были надежной опорой Габсбургам в Венгрии. Дед Петера Ференц заложил основу могущества семьи. Едва заняв престол, король Фердинанд I назначил его председателем Королевской судебной палаты (1527 г.), верховным ишпаном комитата Туроц (1532 г.), а позже (1538 г.) своим персоналием и пожаловал многими поместьями. Вершиной его карьеры стал пост надора-наместника (1542 г.)