[146]. Отец Петера Михай уже принадлежал к высшей знати: он был пожалован в бароны, а также в советники и получил от короля почетный, хотя и малозначимый чин главного королевского привратника (janitorum regalium magister)[147]. Сам Петер, которому к моменту его избрания хранителем Святой короны было уже 40 лет, пользовался известностью и авторитетом среди политической элиты, а также благосклонностью Габсбургов. Как дед и отец, он был верховным щипаном комитата Туроц (с 1598 г.), заседал среди баронов в Королевской судебной палате[148] и в Королевском совете; на Государственных собраниях он не раз выбирался сословиями в различные комиссии[149]. Петер Реваи участвовал в подписании Венского мира[150]. Без сомнения, должность хранителя Святой короны стала вершиной его карьеры, предметом особой гордости. Он занимал эту высокую должность до самой смерти в 1622 г. и был участником двух коронаций: 1608 и 1618 гг.
Вскоре после избрания хранителем короны Петер Реваи написал небольшой трактат «О происхождении, выдающейся и триумфальной, насчитывающей более 600 лет истории и судьбе блистательной Святой венгерской короны», в котором кратко излагал историю Святой венгерской короны, а также идеи, связанные с ней. Трактат был впервые опубликован в Аугсбурге в 1613 г.[151] Реваи не прекращал работу над этой темой до конца жизни, дополняя текст новыми материалами. Заметно выросший в объеме трактат (со 113 стр. в 1613 до 189 стр. в 1659 г.) увидел свет благодаря усилиям внука Петера Реваи, государственного судьи королевства Ференца Надашди в 1659 г. в Нюрнберге, но уже под другим названием[152]. В 1979 г. текст, изданный в 1613 г., был впервые полностью переведен на венгерский язык известным венгерским медиевистом Петером Кульчаром специально для издания «Девять веков венгерской короны. Исторические источники о венгерской короне», которое было подготовлено в связи с возвращением в Венгрию национальной святыни, оказавшейся после Второй мировой войны в США[153].
Реваи никак нельзя отнести к разряду выдающихся мыслителей, писателей или правоведов. Но он активно участвовал в политической жизни королевства, являясь членом Верхней палаты Государственного собрания и хранителем короны. Он, как и его семья, был последовательным сторонником правления Габсбургов в Венгрии, хотя и оставался приверженцем Лютера. Однако, как известно, принадлежность многих представителей социальной элиты Венгерского королевства к лагерю сторонников Габсбургов не означала полного совпадения взглядов обеих сторон по вопросам, касающимся прерогатив и границ власти правящей династии в Венгрии, а также прав и привилегий сословий. Всем этим и интересен написанный Петером Реваи трактат. В нем нашли отражение складывавшиеся на протяжении нескольких столетий в ходе эволюции венгерского средневекового государства представления политически активной части элиты об отношениях между королевской властью и обществом, воспринимаемые этой элитой через понятие Святой венгерской короны. Анализируя трактат, можно попытаться выяснить, как изменились данные представления после Мохача в условиях правления новой чужеземной династии и непрекращающихся войн с османами. До П. Реваи тема Святой короны специально не поднималась в литературе, хотя «теория венгерской короны» в силу специфической, даже исключительной роли этой инсигнии королевской власти в Венгрии, не могла не привлекать хронистов и правоведов. Так, «корона» заняла свое место в труде Иштвана Ве́рбёци, первого кодификатора феодального обычного права Венгрии. Но систематическое изложение истории короны Св. Иштвана и обоснование ее статуса мы впервые находим в трактате Петера Реваи[154]. У него же мы впервые встречаем полное описание короны и всех коронационных атрибутов. Сам автор осознает актуальность своего обращения к этой важной теме и в предисловии отмечает, что, хотя сначала намеревался написать о святости короны для себя и сохранить созданное в тайне, в конце концов, по настоянию ряда высших сановников и единомышленников, всё же был вынужден подготовить издание трактата[155]. Он адресует труд «не юристам», а широкой публике, как в Венгрии, так и за границей, которая, по его мнению, недостаточно знает о мистической силе и истории Святой короны и не осознает ее исключительного значения. Реваи особо подчеркивает, что ставит перед своим сочинением совершенно иную задачу, чем юристы. Более того, допускает, что отечественным юристам трактат не понадобится. Он стремится не столько прояснить юридический или исторический аспекты вопроса, сколько обосновать и донести до читателя идею святости венгерской короны — а это знание, по убеждению хранителя Святой короны, необходимо для того, чтобы обеспечить безопасность страны и будущих поколений[156].
Каким историческим «багажом» в вопросе о понимании природы Святой короны располагал Реваи?
Святой венгерской короной принято называть коронационную корону венгерских королей, которую традиция возводит к первому венгерскому королю Св. Иштвану. Согласно легенде (т. н. легенда Хартвика), король Иштван получил корону от папы Сильвестра II за заслуги в деле обращения венгров в христианство. Легенда гласила, что папой Сильвестром, пославшим Иштвану корону, руководил сам Господь, сообщивший понтифику свою волю во сне через ангела. Представления о короне как святой, обладающей мистической силой, сложились не сразу. Этому способствовала канонизация первого короля, проведенная спустя сто лет после его смерти. Она сообщала соответствующий статус и качества, присущие святому королю, короне, которую он носил. Хотя на самом деле корона, приписываемая Иштвану, в своем нынешнем виде сложилась, по предположению специалистов, ближе к концу XII в.[157]
Корону Св. Иштвана, или Святую венгерскую корону без преувеличения можно назвать «нервом» венгерской истории. Она заняла в королевстве и в отношениях между государем и подданными совершенно особое место, какого не занимала ни одна другая европейская корона. Она являлась не только символом королевской власти, ее божественного происхождения, что было общим местом для всей Европы. Со временем (с XIV в.) корона Св. Иштвана приобрела независимость от носителя верховной власти — короля, и корона короля (corona regis) стала символизировать и оформлять действительную государственную власть (corona regni), кому бы она ни принадлежала. Можно было править без короля «от имени Святой венгерской короны», как это делали бароны в начале XV в., державшие год в плену короля Жигмонда, который не только отторгался от понятия «Святой короны», но даже исключался из числа ее обладателей. Понятие «подданство» в таком контексте соотносилось уже не с королем, а с короной. Служба королю, как и измена, воспринимались одновременно как служба или измена короне. В Венгрии, как и везде в средневековой Европе, корона являлась высшим символом и атрибутом передачи правителю королевских прав. Однако в Венгрии коронация именно короной Св. Иштвана стала обязательной гарантией признания законности власти монарха, и, наоборот, коронация любой другой короной не обеспечивала такой законности[158].
К XV в. в Венгрии в рамках складывающейся сословно-представительной монархии сословия получили доступ к политической власти. Они настолько усилились, что, считая себя «членами страны», закрепили за собой право выбирать короля по своему усмотрению и делегировать ему путем коронации верховную власть. Сословия претендовали на долю власти на основе своего «членства в Святой короне». В 1440 г. они впервые выбирали короля таким образом, что не принимали во внимание ни принципа наследования, ни родственных связей претендента с предшествующими королями.
Иштван Ве́рбёци использовал теорию «членства короны», соединив ее с концепцией Святой короны для того, чтобы обосновать свой тезис о равноправии дворянства и знати (ипа et eadem libertas) в то время, когда дворянство боролось с аристократией за свое право участвовать во власти[159]. Согласно его представлениям, уже при выборах первого венгерского короля общество (в понимании Ве́рбёци — дворяне) делегировало Святой короне, а через нее — и коронованному ею князю, верховную власть вместе с прерогативой творить законы, вершить правосудие, аноблировать и предоставлять земельные пожалования. Но общество в свою очередь оставило за собой компетенцию выбирать королей[160].
С переходом Венгерского королевства под власть Габсбургов вопрос о Святой короне не только не утратил своей актуальности, а, напротив, приобрел особую остроту в связи с притязаниями новой династии на наследственный характер своего правления. Святая корона, как никогда раньше, должна была выражать отношения между монархом и подданными. То обстоятельство, что эта важнейшая для венгров коронационная инсигния несколько долгих десятилетий (с 1551 по 1608 г.) находилась в руках королей из чужеземной династии за пределами страны — сначала в Вене, а в конце XVI в. в Праге, где хранилась в резиденции Габсбургов, — чрезвычайно беспокоило и даже возмущало венгерские сословия, поскольку они лишались важнейшего идеологического аргумента своего давления на власть.
В рассказе о венгерской короне Петер Реваи демонстрирует свое знание венгерской истории, по крайней мере, основных ее вех. Эти, в целом, «общие места» из истории могли быть почерпнуты автором трактата из широко известных венграм средневековых хроник (таких, как «Деяния венгров» анонимного автора XIII в. или «Иллюстрированной хроники»), а также более близких к Реваи по времени исторических произведений («Венгерской хроники» Яноша Туроци, «Будайской хроники» Андраша Гесса или обширного труда по венгерской истории итальянского гуманиста Антонио Бонфини, работавшего при дворе Матяша I, из «Записок о положении Венгрии» Ференца Форгача и др.). В тексте трактата встречаются ссылки на древних авторов (Сенеку, Тита Ливия, Вегеция), гуманистов (Паоло Джовио, Помпония Лета, Антонио Бонфини), упоминаются персонажи древнегреческой истории (Ликург, Александр Македонский). Обращение Реваи к европейскому литературному наследию не было случайным: он получил прекрасное образование, обучаясь сначала в школах Венгрии, а позже в университетах Вены и Страсбурга, имел ученую степень магистра. Дружеские отношения связывали его с известным поэтом Яношем Римаи, а переписка — с Юстом Липсием