[161]. Реваи признает необходимость и пользу для государственного мужа знания истории и осведомленности в других науках. О своей семье писатель замечает, что, занимая на протяжении трехсот лет высшие должности в государстве, она (и автор трактата в том числе) всегда высоко ставила науки, поддерживала ученых и искусства[162]. Тем не менее, на страницах своего труда Реваи ни разу не упоминает юриста Иштвана Ве́рбёци и его главный труд «Трипартитум», служивший в ту эпоху чуть ли не настольной книгой для образованной части венгерского дворянства.
Петер Реваи выстраивает повествование в хронологическом порядке. При этом исторический подход для него вовсе не характерен. Главное, на чем сосредоточено внимание автора, — мистическая сила короны и удивительные свидетельства о таковой на протяжении всей истории короны и государства. В своих попытках объяснить исторические события и выявить в них закономерность, исходя из мистической силы Святой короны, Реваи нередко заходит в тупик, т. к. противоречивые (с точки зрения обоснования покровительства или отторжения со стороны короны) деяния тех или иных королей не вписываются в создаваемую им самим картину. Его объяснения поворотов в судьбе отдельных венгерских правителей, на первый взгляд, наивны. Но если рассматривать написанное Реваи о Святой короне в контексте происходивших в его время, на его глазах, при его непосредственном участии событий в Венгерском королевстве, то мы увидим, как за простотой и религиозной экзальтацией проступают вполне определенные общественно-политические взгляды автора трактата и хранителя Святой короны.
Мистическую силу Святой короны Реваи объясняет ее происхождением. В его представлении инсигния явилась небесным даром, который по указу Господа ангел принес князю Иштвану в награду за то, что тот обратил венгров в христианство и в борьбе с врагами создал свое государство[163]. Что же касается папы Бенедикта VII[164], то ему отводится роль простого исполнителя Божественной воли. По его словам, Бенедикт, который первоначально предполагал вручить корону польскому князю Мешко, «по нашептыванию с небес Божьего духа» изменил свое решение и передал корону Иштвану[165]. Более того, в данной истории П. Реваи отвёл самой короне роль большую, чем это сделал создавший в начале XII в. легенду о Святой короне епископ Хартвик. Реваи обращает внимание на то, что такие же, как у Иштвана, заслуги перед христианством и своим народом имел польский князь Мешко, которому понтифик первоначально предполагал преподнести корону. Однако из двух равных претендентов корона сама выбрала Иштвана — ив этом впервые проявилась ее мистическая сила и расположение к венгерскому народу[166]. Для Реваи невозможна постановка вопроса — не означало ли получение короны из рук понтифика установление верховной власти Апостольского престола над новым королевством.
Тем более Реваи умалчивает о посредничестве в этом деле германского императора Оттона III. Он объясняет Божью волю, выразившуюся в дарении Святой короны Иштвану, не только личными заслугами короля перед христианской церковью, не только мистическим выбором короны, но и заслугами всех венгров, которые уже в то время показали себя защитниками истинной веры. Воинственные венгры, пишет Реваи, взяли на себя военные тяготы всего христианства и поэтому справедливо заслужили название «щит христианства»[167]. Нет необходимости говорить о том, что автор трактата имеет в виду современные ему войны с турками. Таким образом, небесный дар в виде Святой короны, полученный первым королем, стал справедливой наградой венграм-христианам и, следовательно, символом и вечным напоминанием о том, что венгры признали, приняли христианство и стали его защитниками[168]. Значит тот, кто оскорбляет Святую корону, совершает в первую очередь грех против веры[169]. При этом в вопросах веры автор трактата не проявляет ни очевидных симпатий к протестантам, ни неприятия католиков: он, прежде всего, христианин. Судя по всему, в отличие от многих представителей знати, по тем или иным причинам возвратившихся в первой четверти XVII в. из протестантизма к католической вере, Петер Реваи, воспитывавшийся семьей как лютеранин, оставался им до конца жизни. В данном вопросе он оказался выше той борьбы на религиозной почве, которая сопровождала и усугубляла политические противоречия в стране. Для него было важнее единство венгерского народа и всего христианского мира перед общим как для протестантов, так и для католиков врагом — османами. Свою позицию он ясно обозначил: «Подлые демоны так затмили наш мозг, что мы, позабыв об истинном враге, которому позволяем отдыхать в долгом мире, обращаем оружие и наши окровавленные руки против самих себя и своих же. Пусть другие судят о том, могу ли я обвинять тех правителей, который обеспечивают деньгами эти опасные преступления. Но я осмелюсь сказать, что всему христианскому миру должно сражаться только под знаком креста, что наша вера — один-единственный Град Христовый, гражданами которого мы являемся, и что войны, которые мы ведем меж собой могут быть только гражданскими войнами»[170]. Эти слова, замствованные Реваи у античного автора, являются основной связующей идеей между Святой короной, венграми, Венгерским королевством и его правителями.
И тем не менее в пассаже об оскорблении Святой короны чувствуется политический подтекст. Подчеркивание роли всех венгров в принятии и защите христианства сразу делает корону достоянием всего венгерского народа, а не одного только короля, что наводит читателя на мысли о противоречиях между Габсбургами и венгерскими сословиями в современную Реваи эпоху. То, что для него, как и других его современников, корона олицетворяет все венгерское государство, весь народ, а не персону короля, подчеркивается употреблением по отношению к короне названия «Святая венгерская короны», а не «Корона Св. Иштвана» — понятия, имевшего хождение и до Реваи, и после него.
С чудесным появлением у венгров Святой короны автор трактата связывает и всю дальнейшую историю венгерского государства. Наделенная мистической силой корона становилась покровительницей венгров и Венгрии, а обладание ею было и остается залогом жизни и сохранения Венгерского государства. Петер Реваи называет корону дорогим украшением Венгрии, сокровищем на божественном челе Его Величества, священным гарантом веры и закона, спасительным залогом мира и войны, пробным камнем в удаче и несчастье, а также вечной опорой славы благородного, богатого заслугами, храброго, закаленного в боях венгерского высшего сословия и народа[171]. Реваи сравнивает мистическую силу короны с магнитом: она сильнее магнита притягивает к себе любовь и послушание венгров, которые уверены в том, что должны следовать за Святой короной, чего бы это им ни стоило и с какой бы опасностью ни сопрягалось. Именно данным свойством Святой короны Реваи объяснял то, на его взгляд, чудесное обстоятельство, что венгерская нация, «которая прошла через множество войн и поражений, выжила»[172].
В пространном рассказе П. Реваи о Святой короне можно выделить несколько критериев, исходя из которых, автор трактата преподносит читателю историю Венгерского королевства.
Корона является нравственным мерилом для поступков отдельных государей и всего венгерского народа в целом. Реваи приводит примеры из истории, подтверждающие это положение. Так, он довольно подробно рассказывает о борьбе за венгерский престол между преемником Св. Йштвана Пьетро Орсеоло[173] и Аба Шамуэлем[174], в которую на стороне первого вмешался германский император Генрих III. То обстоятельство, что последний поддержал законного короля Пьетро Орсеоло и вернул ему трон, Реваи объясняет исключительно чудодейственной силой Святой короны. На этом основании он отвергает всякие утверждения о том, будто бы германский император обусловил свою помощь признанием Пьетро вассальной зависимости Венгрии от императора[175].
Однако король Пьетро был убит другим соперником из рода Арпадов — Андрашем[176], силой и хитростью завладевшим королевством и короной. Реваи ставит этому правителю в заслугу, что он отразил вторжение в страну уже упомянутого Генриха III, вознамерившегося отобрать у Андраша Святую корону. Несмотря на это, а также на то, что Андраш был неплохим правителем, за свое вероломство в отношении Пьетро Орсеоло (и, значит, Святой короны) он был наказан и свергнут с престола родным братом Белой[177]. Автор трактата, основываясь на данном эпизоде истории королевства, формулирует вывод: ни одно преступление против Святой короны не остается безнаказанным, а сама корона гарантирует восстановление справедливости[178]. Реваи приводит немало случаев, которые он интерпретирует в подобном духе[179].
Преступлением против Святой короны П. Реваи считает не только незаконный захват её самой и венгерского трона, но и использование в междоусобной войне чужеземных войск (сначала немцев, потом печенегов) на территории королевства. Именно так автор трактата объясняет низложение короля Шаламона