Величество в качестве своего государя ни на каком ином праве, а только в соответствии с древними свободами Венгрии, на основе свободных выборов»[322]. Ситуация в стране была слишком напряженной, чтобы Фердинанд мог настаивать на своих правах. В 1541 г. турки захватили Буду, а в 1542 г. с позором провалилась попытка армии, собранной Фердинандом, отвоевать столицу Венгерского королевства. С огромным трудом ему удавалось удерживать власть над королевством, т. к. сословия уже отказывались подчиняться, и вопреки воле короля и отдельно от него собирали свои съезды. В такой обстановке на Государственном собрании 1542 г. Фердинанд был вынужден, по крайней мере, внешне согласиться с тем, что Габсбурги — выборные короли. «Я принял управление королевством через ваши выборы»[323], — заявил он в своей приветственной речи. Таким образом, через двадцать лет после начала царствования государь в одном из самых важных для династии вопросе вернулся к тому же положению, которое был вынужден признать в критическом для него 1526 г.
Такое упрямство сословий вовсе не означало, что они подвергали сомнению право Габсбургов наследовать венгерский трон. В своих заявлениях на Государственном собрании 1547 г. венгерская политическая элита подтвердила его. Это представляется тем более важным, что как раз в этом году Карл V заключил с Сулейманом I тяжелый для Венгрии и унизительный для Габсбургов Адрианопольский мир[324], бенгерские сословия, разочарованные миром, который на неопределенное время отодвигал выполнение данных Фердинандом I при коронации обещаний изгнать турок, обрушили на него поток жалоб из-за плохого управления королевством[325]. Одна из основных претензий заключалась в том, что король живет за пределами королевства, из-за чего там нарушены порядок и спокойствие[326]. Участники Государственного собрания настаивали — и уже не впервые — на том, чтобы Фердинанд жил в Венгрии, но, конечно, и сами понимал невозможность желаемого. Поэтому они просили Фердинанда, который из-за обширных обязанностей не мог постоянно находится в Венгрии, чтобы тот прислал вместо себя сына Максимилиана. Эту просьбу сословия аргументировали тем, что поскольку они навечно передали себя под власть не только самого Фердинанда, но и его наследников, то они будут подчиняться Максимилиану не с меньшей верностью, приверженностью и уважением, нежели нынешнему королю[327].
Таким образом, в определенной форме и пределах венгерские сословия признавали за домом Габсбургов право на венгерский трон. Но, делая такие заявления, они вряд ли имели в виду ограничение или отмену их права выбирать королей. Однако сами Габсбурги более широко — в своих интересах — толковали заявление сословий на собрании 1547 г. как признание собственных наследственных прав с вытекающей из этого отменой королевских выборов. Сословия же утверждали — в 1547 г. речь шла исключительно о «погоне за милостью» (captatio benevolentiae), а не об упразднении их главной привилегии. Как бы то ни было, если венгры и не лишались права выбирать королей, то во всяком случае сильно ограничивали себя в этом — одной династией. Более того, поскольку избирался в первую очередь старший сын правящего короля, то у Государственных собраний не оставалось никакой альтернативы, ибо речь шла лишь о видимости выборов, прикрывавших наследование. И с этим фактом венгерские сословия соглашались. Однако для них было важно снова и снова подтверждать перед лицом династии тот принцип, который в соответствии с формулировкой Ве́рбёци определял суть их отношений с королевской властью: правители (principes) получают власть из их рук, а не ipso facto, что хотел бы узаконить австрийский дом. Разное понимание источников королевской власти в Венгрии делало конкретный вопрос о смене правителей предметом не прекращавшихся споров между двором и сословиями.
Именно такая ситуация сложилась в Венгрии в начале 1560-х гг., когда Фердинанд решил короновать своего старшего сына Максимилиана как венгерского короля, поскольку откладывать дело уже не представлялось возможным: силы стареющего короля убывали и надо было успеть закрепить Венгрию за семьей, чтобы избежать осложнений в дальнейшем. В марте 1561 г. он пригласил к себе венгерских советников для обсуждения перспектив утверждения сына на венгерском престоле. Для венгров Максимилиан не был незнакомой фигурой, поскольку уже в течение ряда лет принимал непосредственное участие в местных делах, выполнял различные поручения отца и пользовался в стране симпатией. Он не раз присутствовал на Государственных собраниях, а последнее из них в 1559 г. проводил самостоятельно. На это обстоятельство и обращал внимание Фердинанд, излагая свое желание видеть старшего сына венгерским королем еще при своей жизни. При этом он полностью обходил тему выборов и всякий намек на них, говоря о желательности коронации только ради пользы самой Венгрии, т. к. получив корону, Максимилиан управлял бы страной с еще большей ответственностью и рвением. Относительно прав Максимилиана на венгерскую корону, Фердинанд подчёркивал, «этот его любимый сын, как первородный, с благословения Господа определенно и, без всякого сомнения, должен быть его наследником и преемником в Венгрии»[328]. Советников же король просил лишь рекомендовать ему, как следует преподнести данное дело (коронацию) в пригласительных письмах, как сообщить о нем на Государственном собрании и как обсуждать. Таким образом, Фердинанд выставлял сам принцип наследования как факт, не подлежащий сомнению и обсуждению; совет же касался применения и реализации этого принципа.
Заявление короля произвело на советников глубокое впечатление. Они не могли ни оставить незамеченной хитрость короля, ни открыто нападать на него, поэтому ответили Фердинанду в той же манере, в какой тот обратился к ним. Советники как бы не поняли намеков о коронации без выборов, и говорили о них как о чем-то само собой разумеющемся, используя в своем ответе устоявшуюся формулировку «выборы и коронация» (electio et coronatio). Они высказывались только относительно процедуры созыва коронационного Государственного собрания. Так, не затрагивая сути проблемы, советники напомнили королю, что уже несколько лет назад советовали ему поставить вопрос о выборах Максимилиана и коронации, который и сейчас считают актуальным. Они предлагали как можно скорее созвать выборное и коронационное Государственное собрание, но обставляли его такими условиями, в которых Габсбурги должны были бы не только пойти на процедуру избрания, но еще и окончательно подтвердить ее. В частности, прозвучала мысль, что о предстоящих выборах следует сообщить в королевских пропозициях, а на Государственное собрание пригласить всех дворян поголовно (per singula capita omnes)[329]. Между тем практика поголовного участия дворян в сословных съездах уже давно изжила себя. Распространилась же она во второй половине XV – начале XVI в. в период наивысшего подъёма дворянства[330], которое порой использовалось на Государственных собраниях той или иной политической группой для достижения определённых целей в собственных интересах. Так, вооруженная, агрессивно настроенная масса дворянства, собравшись на Ракошском поле[331] в 1505 г., поддержала предложение возглавляемой Ве́рбёци и Запольяи «национальной партии» (по сути антигабсбургской) о необходимости выбирать в будущем «национальных королей»[332]. Вероятно, расчет королевских советников основывался на том, что появление в столице Венгрии на коронационном собрании большой массы недовольных, только что заключённым с султаном миром дворян, могло бы создать напряжение и заставить Фердинанда и Максимилиана вести себя более осторожно, согласившись на процедуру избрания. Более того, помимо венгерских дворян советники рекомендовали Фердинанду пригласить в Пожонь депутации от сословий Хорватии, Славонии, Трансильвании, а также тех венгерских комитатов, которые в тот момент находились в руках сына Яноша Запольяи Яноша Жигмонда[333]. На лояльность Хорватии и Славонии можно было рассчитывать, но от трансильванской политической элиты приходилось ожидать любого подвоха, особенно, учитывая то обстоятельство, что молодой Запольяи тоже рвался к венгерскому трону — и не без поддержки некоторой части знати и дворян. Но советники в первую очередь подчеркивали то, что прямо не могли сказать от имени венгерских сословий: об обязательности сохранения процедуры выборов. Поэтому они объясняли: представителей от Трансильвании следует позвать для того, чтобы те впоследствии не отказались признать его избрание[334]. Наконец, последнее предложение королевских советников — предварить венгерскую коронацию Максимилиана чешской (как того, по утверждению советников, требовала традиция, начиная с Жигмонда Люксембурга)[335] — по крайней мере, на какое-то время отодвигало интронизацию Максимилиана в Венгрии. Вряд ли советники хотели совсем отменить коронацию сына Фердинанда; их действия скорее походили на шантаж, с помощью которого они хотели запугать монарха и добиться от него признания их формулировки коронации: посредством выборов.
Фердинанд, разумеется, разгадал намерения советников и отклонил все предложения, хотя в своих обоснованиях, данных по каждому пункту, не показал этого. Так, нецелесообразность поголовного вызова на собрание дворян он объяснял тем, что в таком случае некому будет защищать границы, чем обязательно воспользуются турки