тря на то, что первые шаги на политическом поприще Эстерхази сделал, находясь в лагере сословной оппозиции в период ее побед над центральной властью, тем не менее, он занял сторону Габсбургов и сохранял им верность до конца жизни.
Первый крупный успех пришел к Миклошу в 1614 г., когда он выступил посланцем венгерских сословий в Линце на совещании представителей стран, находящихся под властью Габсбургов. Никто из венгерских магнатов не захотел ехать на это собрание, где решался щекотливый вопрос о признании или непризнании власти неугодного Вене Габора Бетлена в Трансильвании. Его непризнание означало бы начало войны не только с Трансильванией, но и со стоявшей за Бетленом Портой. Венгрия не хотела и не могла воевать с Трансильванией. Послали молодого, амбициозного Эстерхази — без надежды на успех. Однако барон добился невозможного: ему удалось не только избежать войны с Бетленом, но еще выпросить у сословного собрания помощь на войну с турками[454].
Вскоре (в 1615 г.) Миклош Эстерхази закрепил достигнутый в Линце успех тем, что подготовил между Матиасом Габсбургом и признанным Веной в качестве трансильванского князя Бетленом Габором договор, которой способствовал стабилизации отношений между Венгрией и Трансильванией, но при этом укреплял позиции Матиаса в княжестве[455]. В 1618 г., после начала Тридцатилетней войны, Эстерхази был среди тех немногих венгерских магнатов и дворян, кто сохранил верность Габсбургам в наиболее опасный для династии момент. Он не только отказался признать власть Габора Бетлена, который как союзник чехов вторгся в Венгрию и захватил значительную часть страны, но и публично разъяснял опасность этого шага соотечественникам, готовым провозгласить Бетлена венгерским королем.
Авторитет начинающего политика при дворе резко вырос. На него одна за другой посыпались монаршьи милости. В 1617 г. Матиас II даровал ему должность ишпана комитата Берег, а в следующем году — ишпана комитата Зойом[456]. В королевских грамотах подчеркивались качества, за которые Эстерхази предоставлялись высокие должности: верность царствующей династии и услуги, оказанные ей. В 1618 г. он получил должности королевского советника и главного гофмейстера (magister curiae regiae) при венгерском короле[457]. Когда на Государственном собрании 1618 г. Эстерхази уладил разногласия, возникшие между королем и венгерскими сословиями по поводу подтверждения их права свободно выбирать королей, Матиас наградил Эстерхази орденом Золотой шпоры[458]. Уже в 1622 г. Миклош был назначен королевским (государственным) судьей, заняв, таким образом, вторую по значению светскую должность в сословном венгерском государстве[459]. После смерти Оршои Дершфи Эстерхази в 1624 г. женился во второй раз на не менее знатной и богатой молодой вдове Кристине Няри. Благодаря обоим бракам Эстерхази стал одним из самых крупных землевладельцев Венгерского королевства. Наконец, в 43 года он возглавил венгерские сословия, поднявшись на высший пост в венгерском сословном государстве — надора, наместника короля и посредника между ним и сословиями. Эстерхази умер, занимая этот пост, в 1645 г. 57 лет от роду.
Таким образом, Миклош Эстерхази сам построил свою карьеру, состояние, став крупнейшим собственником в Венгрии и Австрии, создал свой двор, сумел обеспечить такую прочную базу собственному авторитету, что позволило его сыну — Палу — со временем занять пост надора.
Стремительное восхождение Эстерхази и его активная политическая позиция вызывали зависть и нападки со стороны родовитой венгерской знати, видевшей в нем выскочку. На Государственном собрании 1619 г., созванном Габором Бетленом в захваченной им Пожони, противники Эстерхази открыто выступили против него. Ему ставились в вину и низкое происхождение, и стремление выслужиться перед Веной с целью удовлетворить личные амбиции, получив должности и богатство. «Он (король — Т.Г.) не побоялся поставить Миклоша Эстерхази, новоиспеченного барона впереди других магнатов; а ведь если посмотреть на их древнее происхождение, блеск их предков, их высокие душевные качества, то обнаружится, что сама природа поместила Эстерхази значительно ниже их. Тем не менее, благодаря своему болтливому языку и чрезмерному усердию в деле католической веры, он внушил, что имеет исключительные заслуги, и поэтому ему одна за другой достаются высокие должности; и только он кажется достойным всего великого»[460]. На эти обвинения Эстерхази достойно ответил своим противникам в большом письме, которое даже опубликовал в Вене. Эстерхази не просто отвергал брошенные ему обвинения, а развивал мысль о том, что человек может продвигаться наверх не в силу своего происхождения, а благодаря личным качествам и талантам. «Должности полагаются любому сословию <…> Я не купил их, а добыл своими человеческими достоинствами <…> Свои высокие титулы и все свои владения я также заслужил своими личными достоинствами…», — подчеркивал Эстерхази и продолжал: «Люди из того же сословия, что и я, и даже из более низкого, могут возвыситься не только до должности уйварского капитана[461], которая вашим милостям кажется очень важной, но до титулов князя и императора…». Он упомянул о своем патроне Иштване Иллешхази, который также «не был рожден в господской постели», и, тем не менее, «стал надором королевства и достойно нес эту должность во благо королевству». «Так почему же, — спрашивал Эстерхази, — нужно попрекать этим достойных людей, вставших на путь службы своей родине?»[462]. Новый человек в высшем свете, он гордо и независимо держался перед лицом знати и заявлял своим обидчикам: «Если Господь не распорядится иначе, я скорее предпочту нищенствовать, скитаясь на чужбине в поисках куска хлеба, чем жить в бесчестии среди ваших милостей»[463].
Недоброжелатели упрекали Эстерхази в «чрезмерном усердии в католической вере». На самом деле, родившись в лютеранской семье, в юности Миклош вопреки воле отца перешел в католицизм. Существует легенда (хотя и не подтвержденная источниками), что за этот шаг Ференц лишил сына дома и наследства[464]. Конечно, позже это обстоятельство также сыграло свою роль в успешном продвижении Миклоша Эстерхази по служебной лестнице. Ибо несмотря на то, что Венский мир 1606 г. предусматривал равноправие для протестантов и католиков при назначении на службу[465], Габсбурги предпочитали видеть на высших постах католиков, и это им в целом удавалось. Как и в других поворотных случаях жизни Эстерхази, принято задавать вопрос: руководствовался он искренним религиозным чувством или расчетом? Ответить на него однозначно нельзя. Однако в пользу искренности можно привести тот аргумент, что обращение Эстерхази произошло задолго до начала массового, обусловленного конъюнктурными соображениями отхода венгерской аристократии и особенно дворянства к католицизму[466]. Кроме того, в то время, когда Миклош изменил вере отца, он еще и помыслить не мог о высокой карьере. Далее, его патрон Иштван Иллешхази был лютеранином, и не раз пытался уговорить своего придворного вернуться в веру родителей. Более того, когда Иллешхази примкнул к антигабсбургскому движению Иштвана Бочкаи, выступавшего под знаменами протестантизма, присутствие католика в ближайшем окружении одного из лидеров, выглядело по крайней мере странно. Но и тогда Эстерхази остался при своих убеждениях. К сказанному следует добавить, что обе жены Миклоша исповедовали лютеранство, но под влиянием мужа перешли в католицизм. Итак, он шел против течения: против семьи, против дворянского большинства, против своего патрона, против религиозно-политической направленности движения, к которому примыкал его «хозяин». И в вопросах веры Эстерхази проявлял самостоятельность, не боясь выглядеть «белой вороной» и навлечь на себя неудовольствие тех, кто его окружал и от кого он зависел.
Почему же он перешел в католицизм? Безусловно, в первую очередь можно говорить о влиянии иезуитов, у которых Миклош учился несколько лет[467]. Сам Эстерхази никогда не объяснял причин своего обращения. Некоторый свет на эту проблему проливает написанное им письмо-трактат, адресованное будущему зятю — лютеранину Ференцу Надашди. Тесть хотел бы видеть его католиком, поэтому постарался убедить в преимуществах католической веры. Выясняется, что автора письма чрезвычайно увлекала красота, «мистерия» католической литургии, то воздействие, которое она оказывала на чувства верующего. Кроме того, его манила возможность интерпретировать священные тексты — в первую очередь Священное Писание — в теологических диспутах[468]. Письмо представляет собой настоящее методическое пособие о том, как пользоваться священными текстами в диспутах. Отсюда видно, что Эстерхази интересовала не столько догматика, сколько интеллектуальный процесс аргументированного отстаивания принятой позиции. Последнее замечание вряд ли проясняет вопрос о причинах перехода Эстерхази в католическую веру. Скорее оно помогает воссоздать его человеческий облик и те бойцовские черты характера, которые он в полной мере проявил на королевской службе.
Миклош был набожным человеком и искренним в своей религиозности. Он верил, что все в мире подвластно Богу. Его покровительством он объяснял свой успех в карьере, богатство, личное счастье и т. д. На самом деле, чудесная судьба Эстерхази позволяла ему думать так. Вместе с тем он признавал возможность и право человека изменять судьбу, определенную ему при рождении Богом. В своей жизни он руководствовался принципом: Господь помогает в жизни тому, кто помогает себе сам. Эту тему он сознательно поднимал в завещании и в наставлении своему от рождения не совсем здоровому сыну Иштвану: «Бог создал человека и определил его судьбу. Однако можно исправить природный недостаток, подправить природу своими собственными поступками, направленными на самого себя. Если тебе что-то не дано от природы, надо тем более добиваться Божьей милости и пользоваться добрым обычаем»