Едва ли не главное место в записях занимают упоминания о завтраках обедах, и ужинах. Это — педантичная регистрация того, где, у кого, когда, в каком обществе Ласло садился за стол пообедать или поужинать в тот или иной день. Обеды и ужины дома и в гостях, в одиночестве и вдвоём с женой, у друзей, знакомых, слуг, на постоялых дворах, веселые пикники в живописных уголках природы и торопливый прием пищи на привале во время многочисленных переездов из одного места в другое, разгульные свадебные застолья и пьяные пирушки с друзьями, официальные приемы у короля и трансильванского князя, встречи за столом с высшими государственными сановниками и дипломатами из соседних стран и т. д. — всё нашло место на страницах дневника.
Поначалу у читателя дневника даже может создаться впечатление, что молодой аристократ — туповатый прожигатель жизни, который не видит дальше обеденного стола. Но вскоре становится понятным, что едва ли не ключевые слова в дневнике «завтрак», «обед» и «ужин» содержат в себе более глубокий смысл, чем просто «еда». Автор дневника измеряет ими свое время с утра до вечера. А это время выглядит чрезвычайно насыщенным, и каждый день, до предела заполненный делами и развлечениями, он проживает с такой бурной энергией и страстью, как будто бы это последний день его жизни. Чтобы успеть повсюду, он даже возит с собой походную кухню и повара, который в любых условиях и в любом месте готов его накормить[490]. Однако важнее то, что с помощью застолий Ракоци, как и любой другой человек его крута, организует свою общественную жизнь, выстраивает социальные связи разного уровня. Следуя за ним на обеды и ужины, мы можем реконструировать эти связи, а также механизмы, поддерживавшие и приводящие их в действие.
Чтобы получить представление о том, какие факторы влияли на формирование крута общественных связей и знакомств молодого Ракоци, следует хотя бы коротко рассказать о нем самом. Рано оставшись сиротой, он воспитывался под руководством иезуитов при венском дворе вместе с будущими Фердинандом IV и Леопольдом I в духе верности династии Габсбургов. Но при дворе и на королевской службе юноша остаться не захотел, хотя Габсбурги, рассчитывая на преданность молодого венгерского аристократа, демонстрировали внимательность к нему[491], тем более что при случае были бы не прочь использовать его громкое имя в борьбе за Трансильванию. Трансильванские родственники (Ласло приходился кузеном Дёрдю II Ракоци) также имели на него виды, держа про запас на случай отсутствия преемника на княжеском престоле внутри семьи. Они всячески старались приблизить юношу к княжескому двору и к трансильванским интересам, обратить в протестантскую веру[492].
Но служба у трансильванского князя также не привлекла Ласло. Он предпочитал военное поприще. Ракоци разделял убеждения тех венгерских политиков, которые считали, что после завершения Тридцатилетней войны в Европе наступил подходящий момент для подготовки под эгидой австрийских Габсбургов всеевропейской войны против Порты ради освобождения Венгрии[493]. Он преклонялся перед Миклошем Зрини, пропагандировавшим и активно проводившим данные идеи в жизнь. Под командованием этого полководца восемнадцатилетний Ласло Ракоци принял в 1651 г. боевое крещение в сражении С турками[494]. Всего через 15 лет он погиб под Варадом, также воюя против турок[495].
Годы, зафиксированные в дневнике (1653–1658), Ракоци провел в своих венгерских владениях & комитате Шарош, на северной границе с Польшей, исполняя там должность верховного ишпана, доставшуюся ему по наследству.
Ласло жил попеременно в замках Зборо и Шарош. Поместьями, разбросанными в Шароше и других комитатах Северо-Восточной Венгрии, управляли многочисленные служащие. Как любой венгерский магнат такого уровня, Ракоци держал свой двор. Ближайшее окружение молодого аристократа составляли родственники, соседи-дворяне, сервиторы[496].
Самые тесные отношения Ракоци поддерживал с Адамом Дешшефи и Адамом Печи, родственниками жены Эржебет, представителями среднего поместного дворянства. Они встречались почти ежедневно, чаще за столом у Ракоци, по самым разным поводам: в дни его рождения и именин, именин жены, крестин одной дочери и похорон другой[497]. Оба Адама с женами приезжают на несколько дней и наносят краткие визиты, во время которых вино течет рекой, звучит музыка, гости и хозяева танцуют и веселятся. «Адам Дешшефи так напился („натрубился“, как шутливо называет это состояние Ласло — Т.Г.), что по дороге домой свалился с коня. Его пришлось положить на телегу, запряженную волами, довезти до ближайшей деревни и там оставить спать до утра»[498]. От Рождества до начала Великого поста Ласло часто устраивал пирушки, во время которых одетые в карнавальные костюмы гости веселились за столом, шутили и танцевали, а иногда выходили из замка и в таком виде появлялись перед соседями[499]. В свою очередь Ласло и Эржебет часто наносили визиты родственникам, где их тоже ожидало застолье. В один из таких визитов в сентябре 1656 г. состоялись крестины сына Дешшефи, крестным отцом которого стал Ракоци[500]. Для таких встреч повод был вовсе необязателен. После дневных трудов молодежь любила собраться на ужин в каком-нибудь живописном уголке поместья: в саду под липой, у мельницы, ручья, источника[501]. Отношения между Ракоци и Дешшефи неожиданно прервались из-за грубой шутки Ласло. Как-то он заманил Дешшефи в поле, где ряженые в турецкую одежду всадники — люди Ласло — напали на Адама и до смерти напугали его. «У моего кума заячье сердце», — заметил по этому поводу Ракоци[502]. С тех пор Дешшефи ни разу не был упомянут в дневнике.
Однако молодого аристократа связывали с родственниками не только развлечения. Они участвовали в его деловых встречах, в том числе в официальных обедах и ужинах, выполняли его поручения, представляли его в поместном суде, инспектировали его поместья[503]. Во время отъезда Ракоци на Государственное собрание в Пожонь (с февраля по июль 1655 г.) Дешшефи вел его дела в Шароше.
Все это сближало положение этих родственников с сервиторами Ракоци. Более того, Адам Печи был связан с Ракоци сервиторским договором[504], что было весьма распространено в отношениях между венгерскими магнатами и их менее состоятельными родственниками. У Ракоци было довольно много сервиторов. Среди них были управляющие поместьями, поместные судьи, доверенные люди, нотарии, юристы, писцы, служащие двора (гофмейстер, стольники, виночерпии, конюшие, и т. п.)[505]. Конечно, приезжая по делам к своему патрону, они обедали у него, часто именно во время еды обсуждая срочные и текущие дела, и не только. Нередко они участвовали в застолье по случаю официальных и неофициальных приемов.
Верховный ишпан тоже принимал приглашения своих подчиненных. Так, он дважды обедал у Матиаса Ганделя в его доме в Кешмарке в соседнем комитате, когда ездил туда по делам. Он дважды принимал приглашения на обед и ужин в доме родителя одного из своих молодых служащих[506]. При этом патрон брал на себя расходы и организацию застолья по случаю свадеб тех сервиторов и слуг, которые служили непосредственно при его дворе. Например, на свадьбу Шамуэля Луженски, которая состоялась в шарошском замке (туда по приказу Ракоци привезли продукты из его поместий), сам рассылал приглашения, встречал гостей, некоторым из них, согласно свадебному обычаю, преподнес подарки[507]. На свадьбе у Луженски «гуляло» общество, представленное шарошскими дворянами, теми, с кем обычно встречался Ракоци, а также гостями из соседнего комитата. В данном случае такой состав гостей можно отнести на счет того, что Луженски был дворянином. Но на свадьбу своего простого слуги, посыльного Яноша Тромбитоша, Ракоци пригласил более именитых гостей: польского канцлера и польского епископа, тогда у него гостивших, своих родственников и «сливки» шарошского дворянского общества, среди них — вице-ишпана[508].
Наверное, свадьбы, пусть даже слуг, служили лишним поводом встретиться и от души повеселиться: «хорошо повеселились», — замечал в таких случаях автор дневника. Но было здесь, по-видимому, и нечто большее. В то очень опасное военное время, когда не было уверенности в завтрашнем дне, частыми встречами с обильной выпивкой, музыкой и танцами люди старались снять накапливавшееся напряжение. И еще: не тогда ли эти разного социального статуса люди приобретали возможность ощутить себя венграми?
На такие праздники и званые обеды приглашались и официальные представители комитата. Этих последних условно можно считать вторым кругом общения Ласло Ракоци. В него входили вице-ишпан, нотарий, уездные судьи, присяжные заседатели и другие должностные лица, составлявшие выборную дворянскую администрацию комитата.
Комитаты пользовались в Венгрии широкой автономией относительно и центральной власти, и местных магнатов[509]