Здесь можно было бы поставить точку на удачно сложившейся карьере Пала Чернея. Судейский чиновник одного, очевидно, не слишком доходного, но связанного с большими служебными хлопртами учреждения, наконец, получил место, о котором мечтал почти десять лет. По своим знаниям и профессиональному опыту с течением времени он вполне мог бы возглавить Сепешское казначейство. Однако его карьера в этом ведомстве довольно быстро закончилась — и почти со скандалом. Что же произошло?
Еще до зачисления на новую службу Черней попытался сложить с себя прежние обязанности, т. к. понимал, что две должности — советника в казначействе и судьи в аппарате Надашди — было невозможно совмещать. Они не шли ни в какое сравнение с началом его карьеры, когда он одновременно был и прокурором Сепешского казначейства и нотарием в комитате Земплен. В письме, написанном патрону 30 июня 1666 г., он просил об освобождении от должности протонотария, ссылаясь на здоровье (жаловался на подагру)[658]. Одновременно он лично искал себе замену и сетовал на то, что найти подходящего человека на должность в этих краях весьма сложно. Следует отметить, что совмещение нескольких должностей не было тогда редкостью. Именно в казначействах нередко возникали подобные ситуации, когда тот или иной советник одновременно выполнял какие-либо другие общественные (от дворянства) или государственные поручения или службы, и из-за этого был вынужден отсутствовать на заседаниях совета казначейства, что, безусловно, затрудняло деятельность учреждения.
Будучи зачисленным в казначейство, Черней не спешил приступить к работе в Кашше. В начале июня он всё ещё находился в своем поместье в Кирайхельмеце, и оправдывался тем, что ждёт решения Надашди об освобождении с предыдущей службы[659]. В июле ничего не изменилось, хотя коллеги в Кашше нервничали и торопили нового советника с приездом[660]. Это и понятно: ведь после смерти Мартона Ваша в Сепешском казначействе оставался только один советник — Миклош Белавари. В 1668 г. Черней по-прежнему не обременял себя службой. Белавари не раз был вынужден напоминать коллеге о его служебном долге и призывал приехать в Кашшу. В своих письмах в казначейство Черней всякий раз находил какие-либо отговорки и объяснения тому, почему остается дома. Вполне возможно, что он по-прежнему был очень занят выполнением обязанностей судьи на прежнем вместе. Так, 13 февраля 1668 г. Черней писал Белавари: „Меня всё дольше задерживают здешние дела…“[661]. В то же время он изъявлял готовность в случае острой необходимости бросить все дела и ехать в Кашшу. Иногда Черней упоминал некоторые из тех дел, которые мешали ему вплотную приступить к обязанностям советника казначейства: то он заседал в комитате Земплен, то занимался делом вдовы графа Дёрдя Хоммонаи по выправлению границ владений, то выполнял поручение от лелесского препоста, то исполнял обязательства по отношению к Надашди, то ухаживал за больной женой и т. д.[662] Скорее всего, Чернею так и не удалось освободиться от обязанностей судьи. Он не сидел дома в поместье, а разъезжал по стране: у него были дела и в Мункаче (совр. Мукачево), и в Тренчене. В Кашшу он соглашался заглянуть только в том случае, когда получал какое-то конкретное задание. Возможно, эти проблемы не стояли бы так остро, если бы Черней жил в Кашше. Его же поместье в Кирайхельмеце отделяли от города не только несколько десятков миль, но и две речки. Не напрасно в предыдущем конкурсе данный пункт сыграл не последнюю роль в том, что начальство отдало предпочтение Вашу, имевшему собственность в Кашше. Таким образом, хотя он и пытался выполнять свои обязанности советника Сепешского казначейства, ему это не удавалось. Тем не менее, Черней не оставлял новой должности.
Такая ситуация не могла длиться бесконечно, и она разрешилась, причём не самым приятным для самого Пала Чернея образом. Случилось то, чего следовало ожидать: один из сборщиков налогов Михай Арва, работавший в Сепешском казначействе в подчинении у советника Чернея, исчез вместе с собранной десятиной. Вина за это ложилась на Чернея, поскольку из-за своего постоянного отсутствия он не мог должным образом контролировать работу своих подчиненных. Черней не только потерял сумму, которая полагалась ему из собранной десятины[663]. Как уже упоминалось, советники и кассиры казначейства отвечали своим имуществом за проходившие через их ведомство денежные потоки. Таким образом, Пал должен был разыскать беглеца или компенсировать убытки из своего кармана[664]. Первые упоминания об этом инциденте всплывают в документации казначейства в мае 1668 г., но в августе следующего года он еще не был исчерпан. Черней просил начальство взыскать утраченные деньги не с него, а с бежавшего налогового чиновника, „пьяницы Арвы“[665]. Не известно, как было улажено это дело, пришлось ли Чернею расплачиваться с казначейством. Но, судя по молчанию источников, ему как-то удалось избежать расплаты.
Трудно представить, чтобы Пал Черней, добиваясь должности в казначействе, не отдавал себе отчета в ожидавших его трудностях. Тогда почему же он пошёл на это? Очевидно, Черней рассчитывал на то, что получит более спокойное, материально лучше обеспеченное место, чем занимал до сих пор. Как и другие его коллеги, он надеялся на новой должности укрепить материальное положение, семьи. Для этого предоставлялись разные, вполне легальные, возможности. Не обязательно было подобно Михаю Арве, бежать с казной. Так, например, можно было воспользоваться информацией о проходивших через казначейство вымороченных имуществах, чтобы приобрести их. Причем, имелись шансы не покупать такое имущество, а получить в залог или как королевское или надорское пожалование. Известно, что и Мартон Ваш таким образом приобрел не одно поместье. Другую возможность предоставляли сами должности в казначействе, особенно те, которые были связаны с непосредственным прохождением денег через руки чиновников. Это в первую очередь касалось налоговой и таможенной службы. Пал Черней не стал исключением и также пошёл по этому пути. Уже говорилось, что сам он в своё время присмотрел себе местечке в таможне Токая, хотя и не получил его. Позже, в ту пору, когда в Вене уже во второй раз решался вопрос о его назначении советником в Кашшу, Черней попытался получить для своего сына Иштвана должность сборщика десятины при Сепешском казначействе. Предполагая, что сын не справится с обязанностями, отец просил, чтобы к нему приставили разумного и опытного человека.[666] Отказ не остановил Чернея, и он повторил свою просьбу позже, рассчитывая уже на место сборщика таможенной пошлины в Хоммнонаи. Венгерское казначейство отказало и на этот раз, мотивируя свое решение молодостью и неопытностью Иштвана Чернея[667].
Еще до завершения дела о бежавшем сборщике налогов Черней решил покинуть казначейство, о чем в конце января 1669 г. уведомил и Белавари, и пожоньское начальство[668]. Здесь уже можно окончательно ставить точку на истории карьеры Пал Чернея.
Итак, как в целом выглядит собранный из отдельных штрихов социальный портрет — этот своего рода „социоробот“ двух чиновников на государственной службе в Венгрии XVII в.?
Советники казначейства — это дворяне, причём венгерские дворяне. В ходе противостояния между центральной, властью Габсбургов и венгерскими сословиями в начале XVII в. последние, добились для себя того, что они считали своей привилегией, а именно: не допускать к управлению иностранцев (в частности, немцев), а также тех, кто не относился к благородным сословиям. В результате, на протяжении большей части XVII в. (во всяком случае между 1608 и 1671 гг.) львиную долю служащих государственных учреждений составляли венгерские дворяне. Число же горожан, особенно состоятельных и образованных, значительная часть которых в Венгрии в ту эпоху была представлена немецким этническим элементов, заметно уменьшилось по сравнению с XVI в.[669]
В то же время советники казначейства — это дворяне-католики, доказавшие свою лояльность по отношению к правящему дому. Таким способом добивавшиеся абсолютной власти Габсбурги пытались обеспечить послушный себе аппарат управления и, по возможности, нейтрализовать или, по крайней мере, ослабить, результаты борьбы венгерских сословий за свои привилегии[670]. Австрийским Габсбургам, проводившим целенаправленную централизаторскую политику в своих владениях в центре Европы — в Австрии, Чехии и Венгрии, в целом удалось подчинить венгерские финансовые органы центральным государственным институтам, прежде всего, Придворному казначейству. Венгерским сословиям пришлось признать этот факт, т. к. собственных ресурсов Венгрии не хватило бы для войн с османами и организации обороны. Строгое соблюдение процедуры и протокола делопроизводства при взаимодействии придворных органов и казначейств Венгерского королевства, призванное подчеркнуть декларировавшееся в законах равноправие между Придворным и Венгерским казначействами, не меняло сути дела. Хотя Венгерское центральное финансовое ведомство и не могло принимать самостоятельных решений, в том числе, по кадровым вопросам, в конечном счёте, в Вене они готовились именно на основе его рекомендаций.
Что касается профессиональных качеств советников казначейства, то их можно суммировать следующим образом. Этим чиновникам полагалось иметь юридическую подготовку, владеть латынью, иметь опыт практической административной работы. Не от каждого советника казначейства требовались специальные знания в области бухгалтерии и финансов: для этого в ведомстве имелись кассиры-бухгалтеры. Недостаток профессионализма в данной сфере одного из советников мог компенсироваться большей компетентностью другого. И всё же некоторыми навыками работы с финансами советники, наверное, должны были обладать. Поэтому имел значение опыт их работы в органах комитатского дворянского самоуправления, как мы видели в случае Мартона Ваша. Ему как вице-ишпану приходилось решать вопросы, связанные с финансами (например, организовывать сбор налогов). Немаловажное значение придавалось также тому, чтобы советники обладали хорошими связями с местными гражданскими и военными властями, а также с дворянством в комитатах.