(jurisperiti, illi videlicet: qui sapientia praesunt) дворяне. И хотя Ве́рбёци не избирался в их число, уже с 1500 г., как один из самых опытных и авторитетных нотариев королевской курии нередко присутствовал на заседаниях Королевского совета[50]. А в 1502 г. Иштван, наконец, продвинулся по служебной лестнице — был назначен протонотарием судьи Королевской курии.
Протонотарий (венг.: itelőmester) — ключевая фигура судебного аппарата Королевской курии. Чтобы понять его значение, необходимо сказать несколько слов о структуре этого учреждения. К концу XV в. Королевская курия была представлена тремя судебными палатами: судом надора-палатина[51], судом судьи Королевской курии (иначе, государственного судьи)[52], судом королевского персоналия[53]. Это были высшие сановники страны, т. н. главные судьи королевства, причем первые две должности могли заниматься исключительно представителями высшей знати. Надор и государственный судья в соответствии со своими должностями назывались «истинными баронами королевства Венгрия» (veri regni Hungariae barones), или «баронами по должности» (barones ex officio)[54]. Персоналии назначались из дворянства. Данное обстоятельство часто помогало дворянам подняться в высшее сословие. Первые двое главных судей имели заместителей — вице-надора и заместителя государственного судьи (vice judex curiae regiaé). Товарищами персоналия по суду были не только прелаты и высшая светская знать, но и двое сведущих в юриспруденции протонотариев. Этот суд был более профессиональным, чем суд феодальных господ (надора, государственного судьи) и заседал (по крайней мере при Матяше) не время от времени, а постоянно. Позже по одному протонотарию появилось также в аппарате надора и государственного судьи. Персоналий и протонотарии считались специальными судьями: они представляли дела в суде и формулировали судебное решение. Протонотарии являлись членами Королевского совета и начальствовали над нотариями; под началом последних трудились писцы[55].
Таким образом, с 1502 г. Иштван Ве́рбёци, как королевский протонотарий, был не только вхож (как прежде) в Королевский совет, но стал его постоянным членом и заседал рядом со своим патроном Михаем Соби, в определенном смысле уже сравнявшись с ним. За счетй деятельности на посту протонотария Ве́рбёци приобрел широкую известность и авторитет среди дворянства. Он выезжал в провинцию для расследования дел, вел судебные процессы, формулировал решения. Королевский протонотарий присутствовал в многочисленных Государственных собраниях первой четверти XVI в., выступал там с речами, которые производили сильное впечатление на слушателей благодаря его ораторскому таланту, юридическим знаниям и политическим убеждениям. Он не только участвовал в составлении законов сословных форумов, что полагалось по должности, — многие из них составлялись под его непосредственным влиянием, а некоторые формулировал непосредственно будущий автор «Трипартитума». Не случайно немало утвержденных (а еще больше не утвержденных) королем постановлений Государственных собраний перекликаются с положениями «Трипартитума».
О возросшем влиянии Ве́рбёци свидетельствует следующий факт: начиная с этого времени он получает много земельных пожалований как от короля, так и от частных лиц, благодаря чему заметно увеличивает свое состояние, постепенно превращаясь из мелкопоместного дворянина в крупного земельного собственника[56]. Дарениями Иштвана Ве́рбёци не только благодарили за службу протонотария (например, умело проведенные им судебные процессы и т. п.), но и пытались повлиять на него как на политического деятеля. Так, в 1506 г. как раз во время заключения семейного договора между Уласло II и Максимилианом I Габсбургом[57] и последовавшего за этим обострения внутриполитической обстановки Иштвану пожаловал земли королевский канцлер, могущественный Дёрдь Сатмари[58]. Семейный договор был заключен в нарушение решений Ракошского Государственного собрания 1505 г., на котором вооруженные дворяне заявили королю, что в случае его смерти без наследника мужского пола они не признают наследственные права Ягеллонов по женской линии[59]. Решения этого собрания были сформулированы Иштваном Ве́рбёци, который к тому времени сблизился с могущественным магнатом Яношем Запольяи, одним из возможных «национальных» претендентов на венгерский трон. Собрание констатировало, что страна находится в ужасающем состоянии, ей грозит развал. Вину же за это дворянство возлагало на чужеземных королей, «которым не знакомы добродетели скифов; и вместо того, чтобы воевать, они пребывают в безделье, более того, часто грабят, угнетают и унижают народ более жестоко, чем враг»[60]. Роль Ве́рбёци как выразителя идей дворянства подчеркивает тот факт, что Государственное собрание 1505 г. проголосовало за сбор налога (2 форинта с «ворот») в пользу своего «спикера» — единственный случай в венгерской истории того времени[61]. Не стоит удивляться тому, что решения скандального Государственного собрания 1505 г. не были одобрены королем и, стало быть, не приняли силы закона. Возвращаясь к земельным пожалованиям в пользу Иштвана Ве́рбёци, следует также упомянуть, что в 1507 г. Михай Соби пожаловал «серому кардиналу» столько деревень с крестьянами, что этот дар перевесил дарение Дёрдя Сатмари[62].
Противостояние венгерского дворянства и короля в связи с названным договором продолжалось до 1508 г. За это время дворянство то вынуждало его объявить войну Максимилиану, то отказывалось короновать родившегося в 1506 г. сына Уласло II Лайоша, то добивалось от государя новых уступок и т. д. Если в начале этого конфликта часть высшей венгерской знати и дворянство выступали единым фронтом, то к середине 1506 г. двор склонил к компромиссу. Дворянство же согласилось признать принца королем только на Государственном собрании, созванном в мае 1508 г., при условии, что Лайош будет соблюдать все права и привилегии дворянства, а Максимилиан откажется от вмешательства во внутренние дела королевства[63]. Известно, что избрание и коронование Лайоша поддержал Иштван Ве́рбёци, и во многом благодаря его поддержке удалось преодолеть затянувшийся политический кризис в стране, ибо именно он уговорил дворянство согласиться на коронование на определенных условиях. Может быть, не случайно, что именно в 1507 и 1508 гг. он получает от короля самые крупные земельные пожалования[64]. Своим поступком он, правда, разочаровал рассчитывавших на трон Запольяи и их сторонников. Но нельзя исключить того, что в данном случае он поступил так из принципиальных соображений, поставив интересы короны выше интересов своей «партии», поскольку с вступлением на трон сына Уласло II открывалась перспектива укрепления того самого «национального» королевства, за которое переживал и боролся Ве́рбёци. Позже он и в других ситуациях не раз поступал подобным образом. Так, в 1525 г. в споре между короной и тем же Яношем Запольяи за выморочное имущество богатейшего магната Уйлаки Ве́рбёци Иштван — в то время уже надор — вынес решение о передаче этих владений в казну[65].
Одновременно со служебной и политической деятельностью Иштван Ве́рбёци работал над кодификацией венгерского права. Потребность в этом ощущалась уже давно. Но только Государственное собрание 1498 г. постановило, что необходимо записать те судебные обычаи, на основании которых протонотарии вершат суд. Работа над собиранием обычаев была поручена протонотарию Королевской курии Адаму Коллару[66]. Но он с заданием не справился, поскольку на Государственном собрании 1500 г. задача сформулировать и записать обычаи и законы страны возлагалась уже на судебных заседателей Королевской курии, а именно, на тех из них, которые выбираются из числа правоведов, «своими знаниями превосходящими всех других»[67]. Собрания 1504[68] и 1507 гг.[69] настоятельно требовали завершения данной работы. Благодаря распоряжениям, в конце концов, на свет появился и был представлен ноябрьскому Государственному собранию 1514 г. «Трипартитум» как результат кодификаторской деятельности королевского протонотария Иштвана Ве́рбёци.
Безусловно, роль «Трипартитума» в истории венгерского права переоценить невозможно. Но для историка это произведение значительно более интересно и показательно как памятник идеологии венгерского дворянства. Особая комиссия, составленная на Государственном собрании из дворян специально для изучения «Трипартитума» (в состав которой, между прочим, вошел и Михай Соби), пришла к выводу, что законы и обычаи в труде Ве́рбёци описаны «в правильном порядке» (recto ordine) и «должным образом» (debito modo), и рекомендовала их королю одобрить[70]. Дворянству свод законов и обычаев понравился. И не случайно. На его страницах получили выражение и те положения, которых дворяне уже смогли добиться, и те их чаяния, которые так и остались мечтой. Не вина комиссии и Ве́рбёци, что «Трипартитум», как уже упоминалось, не был утвержден Уласло II.