рдя I Ракоци). Уже на шопронском съезде 1625 г. он зарекомендовал себя как один из лидеров дворянско-протестантской оппозиции. Его избиралия во все основные комиссии: по составлению Жалоб сословий, по выработке заключительных статей Государственного собрания (приравнивавшихся после утверждения монархом к закону), в комиссии по проверке и исправлению границ[925], по инспектированию таможен[926]. В депутациях, выбранных для встреч короля, Семере представлял дворянство комитатов[927]. Без него не обходились различные депутации, направляемые Нижней палатой к Верхней, протестантами к католикам, к высшим сановникам королевства и Империи, а также к самому монарху. Публичные выступления Семере перед разной аудиторией, даже перед королем, также прибавляли ему известность и авторитет[928].
Сложная обстановка, складывавшаяся на собраниях между различными политическими и религиозными группами, заставляла высшие чины королевства — надора-палатина, канцлера, персоналия — совещаться с наиболее влиятельными представителями сословий. На эти встречи, часто тайные и очень узкие (2–3 человека), обязательно приглашался Семере[929]. В таких случаях руководство страны старалось склонить лидеров оппозиции к компромиссу, добиться от них принятия приемлемых решений. Семере также нередко собирал в своей квартире единомышленников из послов-протестантов, чтобы выработать позицию по тому или иному вопросу и добиться выполнения условий стоявших за ними сил. Не всегда цели удавалось достичь, учитывая, что камнем преткновения на Государственных собраниях этого времени был религиозный вопрос. Так, особенно больших усилий на съезде 1646/47 гг. потребовала ратификация Линцского мира 1645 г., включавшего в себя серьезные уступки протестантам со стороны католической церкви, в т. ч. возвращения отнятых у них храмов. Семере и его коллеги — послы трансильванского князя — в этом вопросе держались данных им инструкций даже тверже, чем присутствовавшие на собрании венгерские протестанты, склонные идти на уступки в условиях затянувшегося на полтора года, измучившего их сословного форума[930].
Активность Пала Семере на Государственных собраниях и его авторитет были признаны не только участниками съездов и высшими должностными лицами королевства, но и венским двором во главе с монархом. Несмотря на то, что в борьбе между Австрийским домом и трансильванскими князьями Семере стоял на стороне последних, Габсбурги также высоко ценили этого политика и стремились добиться его лояльности по отношению к себе. Приблизительно в 1635 г. Семере был введен в состав Королевской судебной палаты в качестве присяжного заседателя[931]. В том же 1635 г. Семере близко подошел к тому, что–1 бы войти в высшее сословие. Указом Фердинанда III от 26 марта 1639 г. ему было пожаловано право меча (jus gladium) — право высшей юрисдикции, распространявшееся на его владение Семере в комитате Абауй[932]. Тремя годами раньше Фердинандом II ему было даровано право красной печати (cerum rubrum)[933], когда-то возвышавшее социальный статус их обладателей (им полагалось почетное обращение Magnificus) и расширявшие права в отношении подданных в их владениях. Но по каким-то причинам Семере не воспользовался этими привилегиями, к тому же они не были подкреплены возведением его в число баронов. Вероятно, власти разочаровались в поведении Семере и, осознав, что его не удастся перетянуть из лагеря сторонников трансильванского князя на позиции сторонников и проводников политики Габсбургов, отказались применительно к нему от мер поощрения.
Деятельность Пала Семере в своем комитате, его служба трансильванскому князю и активная работа на Государственных собраниях отражает всю сложность и запутанность взаимоотношений комитатов Верхней Венгрии с центральной королевской властью, с одной стороны, и с трансильванским князем, — с другой. В такой неординарной обстановке особую ценность приобретали и неординарные личности — такие, как Пал Семере. Высокообразованный, ответственно относившийся к своим обязанностям профессионал, человек твердых принципов, осторожно, умело и настойчиво проводивший представлявшуюся ему правильной и необходимой политику в том регионе Венгерского королевства, где в XVII в. настроения населения складывались не в пользу правящей династии Габсбургов, — таким предстает перед историками рядовой комитатский цотарий и выдающийся политический деятель эпохи Пал Семере.
Часть IIIГоризонты культуры, возможности образования
Глава IВенгерские студенты в итальянских университетах в конце XVI в.
Первый университет на территории Венгерского королевства открылся в 1637 г. До этого времени, да и позже венгерская молодежь получала высшее образование в Европе. До XVI в. большая ее часть устремлялась в итальянские университеты. Этому способствовали издавна установившиеся культурные контакты Венгрии со странами Апеннинского полуострова. То обстоятельство, что, начиная с XIV в. венгерский трон занимали чужеземные династии (сначала Анжуйская, затем Люксембургская), теснейшим образом связанные с другими регионами Европы, обеспечивало достаточную открытость венгерской правящей элиты внешнему миру. Растущее влияние гуманизма в Европе в XVI в. укрепляло эти отношения. Уже в правление Сигизмунда (Жигмонда) Люксембурга выросло число студентов из Венгерского королевства, получивших образование в итальянских университетах, поскольку стала острее ощущаться потребность в гуманистически образованных специалистах для государственного управления. По возвращении домой бывших студентов ожидала работа в первую очередь в Королевской канцелярии наряду с высокими должностями в церковной иерархии. Среди выдающихся выпускников итальянских университетов этого времени следует упомянуть Яноша Витезя, Яна Паннония. При Матяше Корвине связи с ренессансной Италией расширялись, его двор активно приобщался к достижениям ренессансной культуры. При поддержке самого короля и некоторых прелатов в итальянских университетах учились десятки выходцев из Венгерского королевства.
В XVI в. география университетского образования для студентов из Венгрии расширилась. Италия по-прежнему занимала ведущее место, но к ней добавились Германия, Чехия, Польша, когда с приходом на венгерский престол Ягеллонов при королевском дворе усилилось влияние немецкого, чешского и польского гуманизма. С началом Реформации протестантская молодежь стала ориентироваться на университеты Северной Германии, особенно Гейдельберг, Виттенберг, Эрфурт, Страсбург. Учащихся из Венгрии можно было также встретить в Женеве, Базеле, голландских университетах и даже Англии. Католики охотнее отправляли своих детей в Вену, Грац, Краков, Оломоуц, Падую, Болонью. В университетах Сиены и Феррары также учились студенты из венгерских земель. Заметный поток учащихся направлялся в Рим, в основанный еще Игнасием Лойолой Римский коллегиум, под началом которого действовал Венгерско-Германский коллегиум (Collegium Germanicum Hungaricum) для студентов из германоязычных земель и Венгрии. Среди наиболее часто посещаемых были Виттенбергский, Гейдельбергский и Падуанский университеты. Несмотря на обозначенные приоритеты католиков и протестантов, четко разделить «образовательные потоки» все же не представляется возможным. Так, Италия с ее богатыми традициями университетского — в общем и гуманистического, в частности, образования протестантов привлекала не меньше, чем католиков.
В XVI в. отмечается заметный рост численности отправлявшися за образованием за рубеж студентов из венгерских земель, а также из Трансильвании. После перенесения резиденции венгерских королей из Буды за пределы Венгерского королевства двор князей появившегося на политической карте Трансильванского княжества в определенной мере взял на себя роль и функции хранителя и носителя венгерской культуры. Как таковой он не был изолирован и от европейской культуры, развиваясь в одном направлении с ней и обогащаясь за счет нее. Мирное правление князей Батори в княжестве вплоть до конца XVI в. (до Жигмонда Батори) создало благоприятные условия для развития духовной культуры. Батори покровительствовали наукам и искусствам, обращали внимание на развитие местных школ, активно поддерживали стремление молодежи получать высшее образование за границей. К нему приобщился и сам князь Иштван Батори, будущий польский король Стефан Баторий, учившийся в 1550-е гг. в итальянских университетах. Пример князей оказывал благотворное влияние и на знать. Ее представители не только посылали своих сыновей для учебы в чужие земли, но и материально поддерживали в этом отпрысков обедневших дворянских семей. Так же поступали и городские власти.
Сведения о студентах из Венгерского королевства (а со второй половины XVI в. и из Трансильванского княжества), обучавшихся в европейских университетах, уже давно стали объектом пристального внимания венгерских исследователей. Ими изучались и были изданы матрикулы многих высших школ, из которых мы узнаем численность, имена студентов из Венгрии и Трансильвании и годы их обучения в том или ином университете. В связи с нашим сюжетом особый интерес представляют венгерские матрикулы университетов Италии (Падуи, Болоньи, Рима, Феррары, Сиены, Павии, Модены, Пармы), опубликованные Э. Вёрешем[934]. Этот же историк издал отдельным томом списки венгерских студентов Падуанского университета, снабдив их подробными комментариями и вспомогательными материалами источников, имеющими отношение к теме