Изучая венгерские обычаи и законы, создавая из разрозненного материала некое правовое единство, королевский служащий и общественный деятель Иштван Ве́рбёци, прежде всего, исходил из интересов дворянства. Его задача заключалась в обосновании и формулировании прав и привилегий дворянства, уравняв его, с одной стороны, с высшей знатью, а с другой, — отделив прочной стеной от нижестоящих сословий: бюргерства и крестьянства. Статьи в труде известного юриста, касающиеся крестьян, полностью отражают его отношение к этому сословию и соответствуют наметившимся в то время тенденциям социально-экономического развития. Крестьянство низводилось до положения крепостных, навечно прикреплялось к земле и лишалось каких бы то ни было прав на собственность; предельно ограничивалось его правоспособность. В прикреплении крестьян к земле и резком ограничении их прав в первую очередь было заинтересовано многочисленное дворянство Венгерского королевства, по-своему приспосабливавшееся к условиям меняющейся рыночной конъюнктуры в Европе. «Крестьянские» статьи «Трипартитума» слово в слово повторяли статьи репрессивного закона, принятого после Крестьянской войны 1514 г. под предводительством Дёрдя Дожи, в подавлении которой Ве́рбёци принял личное и очень активное участие[71]. От бюргерства дворянство также защищалось установлением особого суда для дворянства в городах, всевозможными преимуществами в хозяйственной деятельности и торговле, сословными привилегиями.
Но главное состояло в том, чтобы определить статус и права дворянства перед лицом королевской власти и высшей знати. Отправной точкой для всех правовых построений Ве́рбёци является утверждение принципа una et eadem libertas («единая и одинаковая свобода»). «В Венгрии все прелаты, церковные начальники, господа бароны и остальные магнаты, а также дворяне и высокородные люди (proceres) с точки зрения их благородства и мирского имущества пользуются единой и одинаковой привилегией свободы, исключительности и освобождения от податей. И нет большей свободы для какого-нибудь господина и меньшей для какого-нибудь дворянина»[72]. Для обоснования этого тезиса Ве́рбёци обращается к вопросу о происхождении венгерского дворянства, пользуясь сведениями из истории венгров, изложенной Яношем Туроци в духе отражавшей воззрения венгерского дворянства XV в. скифо-гуннской концепции. Пришедшие из Скифии в Паннонию (нынешнюю Венгрию) предки венгров — гунны — в соответствии со своими обычаями установили порядок, согласно которому каждому воину по решению общины (communitas), по призыву выборных капитанов следовало явиться в ополчение с оружием. Те из древних венгров, кто не соблюдал этот обычай, были превращены в слуг (т. е. крестьян). Иные же, носившие оружие и воевавшие, стали господами (т. е. дворянами)[73]. Тем самым Ве́рбёци не только «отрезал» «простолюдинов» от «благородных», но и подчеркивал изначальное равенство всех благородных. Таким образом, цель данного исторического экскурса протонотария состояла в том, чтобы представить происхождение дворянства в таком свете, дабы стала очевидной справедливость тезиса una eademque libertas.
Ту же цель преследует Ве́рбёци, обосновывая на историческом материале право выбора короля дворянством. Точно так же, как «община» еще до первого короля, Св. Иштвана, выбирала из своей среды капитанов и ректоров, венгры «добровольно избрали своим королем и короновали» Иштвана[74]. Вследствие этого и вместе с этим община так же добровольно и с общего согласия передала королю право аноблирова-ния и право пожалования земельным владением, «украшающего дворян и отделяющего их от недворян». В указанном пассаже автор «Трипартитума» снова подчеркивает изначальное единство происхождения и равенство дворянства. Он сам формулирует данную мысль: «С этого времени от него исходит всякое аноблирование и две названные вещи, а именно делегирование и взаимная связь настолько переплелись, что неотделимы друг от друга и немыслимы друг без друга»[75]. Иными словами, все дворянство происходит от короля, но и королевская власть — от всего дворянства.
Равенство всего дворянства Иштван Ве́рбёци подкреплял через теорию Святой короны, которая в средневековой Венгрии была одной из основных политических идей: именно на короне базировались государство и королевская власть. Согласно этой теории, корона являла собой символ «божественного происхождения» королевской власти, которая в свою очередь означала и государственную власть. С усилением в Венгрии крупных феодалов, стремившихся ослабить королевскую власть и контролировать ее, понятие «Святая корона» в конце XIV – начале XV в. отделяется от короля и становится атрибутом действительной государственной власти и ее носителей, т. е. верхушки феодальной элиты. В начале XV в., отстранив на время от власти короля Жигмонда, баронский совет правил страной от имени Святой короны.
Основываясь на теории Святой короны, автор «Трипартитума» утверждал, что каждый дворянин в одинаковой мере является ее членом, а стало быть, в одинаковой мере находится под властью с его согласия выбранного короля и никого другого[76]. Дворяне, таким образом, защищались Иштваном Ве́рбёци от посягательств на их права со стороны магнатов. Из теории Святой короны автор «Трипартитума» выводит право дворян на участие в законотворчестве при короле. Хотя государю когда-то вместе с властью и было передано верховное право творить законы, он должен собирать народ и советоваться с ним[77]. Сформулированная теория выглядела многофункционально и звучала вполне актуально. Она обосновывала не только притязания дворян на равенство, но и выборность короля дворянами и их участие в отправлении власти — права, которые они столь рьяно отстаивали на Государственных собраниях начала XVI в. перед лицом Ягеллонов и Габсбургов. Для дворян именно положение об их нерасторжимой связи с королем было особенно притягательным[78].
Создание «Трипартитума», безусловно, еще больше подняло авторитет королевского протонотария не только среди дворян. Последовавшая за смертью Уласло II (13 марта 1516 г.) опустошительная борьба, развернувшаяся между «придворной» партией и «партией» баронов вокруг малолетнего Лайоша II, до предела накалила политическую обстановку в стране, которая оказалась на грани гражданской войны. Ни одна из партий не могла победить и уничтожить противника. В этой борьбе Ве́рбёци удалось завоевать доверие юного короля, который, очевидно, не только в благодарность за поддержку в вопросе о короновании в 1506 г., уже в августе 1516 г. сделал Иштвана своим персоналием. Он стал первым в венгерской истории персоналием из мирян, превзошел в этой должности своего патрона Михая Соби и поднялся на такую высоту в служебной иерархии, о которой простой дворянин не мог и помыслить. Как персоналий он уравнялся с двумя другими главными судьями королевства: надором и государственным судьей. Более того, он возглавлял Королевскую судебную палату, т. к. представлял в суде короля. На посту персоналия Ве́рбёци мог применить свои широкие познания в юриспруденции и опыт работы в системе судопроизводства. Пожалуй, на данной должности Иштван достиг вершины своей карьеры, хотя на этом его карьерный рост не закончился. Настоящий триумф ждал его впереди, когда в 1525 г. Государственное собрание избрало его надором королевства. Ве́рбёци, наконец, стал бароном. Однако на новом посту были необходимы в первую очередь не юридические таланты и знания, а дипломатический, политический и даже военный опыт. Ведь надор являлся посредником между двором и сословиями, был командующим войсками королевства, поддерживал контакты с находившимися в стране дипломатами других стран и т. д. С этими задачами Ве́рбёци не справился; его короткий путь надора закончился бесславно. На Государственном собрании 1526 г. одержавшая в тот момент победу «партия» баронов обвинила Иштвана в измене и добилась его осуждения. Для этого она смогла заполучить голоса дворянства, которое на предыдущем собрании обеспечило триумф Ве́рбёци. Он лишился всего: должности, имущества, влияния. Фактически он отправился в ссылку.
Этот чрезвычайно активный период в жизни Ве́рбёци достоин специального исследования. Для нас он важен в связи со становлением самосознания дворянства. Постепенно Иштван занял место стареющего Михая Соби, став вождем венгерского дворянства. Теперь он активно действовал на переднем плане, а глава дворянской «партии» Янош Запольяи оставался как бы в тени. От этого времени в архиве Ве́рбёци сохранилось большое количество всевозможных воззваний, меморандумов, проектов законов, набросков публичных выступлений. И Ве́рбёци, и идущее за ним дворянство в последнее перед Мохачем десятилетие осмелели, как никогда раньше. Дворяне предъявляли все больше притязаний на участие во власти. Они съезжались на частые Государственные собрания не только по призыву короля, но и самостоятельно, вопреки его воле. Решения таких собраний Лайош не признавал. Но даже созванные королем сословные съезды не раз распускались, поскольку принимали законы, не отвечавшие интересам верховной власти. Дворяне добились, чтобы их представители контролировали казну. Они требовали смещения неугодных им сановников. Король то шел на уступки, то брал свои обещания обратно, чем еще больше раздражал дворян. Так, сильнейший скандал разразился в 1523 г., когда дворяне потребовали отставки надора Иштвана Батори, против которого они выдвинули тяжелые обвинения. Монарх был вынужден уступить, но выборов нового надора не назначил. Возмущенная этим «партия», возглавляемая Ве́рбёци и Запольяи, на Государственном собрании 1524 г. обрушилась на государя с обвинениями, что он не предпринимает никаких шагов по спасению родины от надвигающейся турецкой угрозы. Они заявили — если не достигнут согласия с королем, будут действовать самостоятельно