História Domus, была посвящена выдающемуся персонажу венгерской истории — королю Матяшу Корвину. С именем этого легендарного, хотя и неканонизированного правителя связывался наиболее счастливый и значительный период венгерской истории, когда королевство достигло своего наивысшего могущества и расцвета. Обращаясь к образу великого короля, современники не только испытывали ностальгию по «старым добрым временам», но и ставили его в пример политикам и королям своей эпохи, к которой примеряли принципы и методы правления Матяша[1026]. Пусть далекие от современности, сюжеты исторических пьес должны были ориентировать зрителя на события сегодняшнего дня; реально существовавшие и придуманные короли далекого прошлого с их достоинствами и добродетелями должны были олицетворять правящих монархов. Эти аналогии понимали даже дети. Об одной такой пьесе упоминал Пал Эстерхази: «Отцы-иезуиты поставили чудесную комедию о короле Йоасе, которого преследовала мачеха Аталия. Короля играл я. У меня было больше 450 стихов. По пьесе Аталию казнят, а Йоаса коронуют. Под ним подразумевался Фердинанд IV»[1027].
Художественные достоинства большинства этих произведений оставляли желать лучшего, но детям и зрителям они нравились. Уже взрослый Пал Эстерхази, возвращаясь к событиям своего детства, с удовольствием вспоминает школьные театральные постановки, их наивные сюжеты, персонажей и — главное — свою причастность к этому действу. Зрители горячо принимали юных артистов: Сит sucessu et Iqudty Magnó сит accursu, Сит plausu, Laudem et plausum retulit actio publica — встречаются пометки в História Domus. Среди публики присутствовали и католики, и протестанты. На их реакцию устроители обращали особое внимание: Сит applausu haereticorum, — отмечалось в таких случаях.
Жанры театрализованных представлений в школах не ограничивались драмой. Сообразно духу времени большой популярностью пользовались символические картины. В 1618 г. по случаю коронации Фердинанда II Габсбурга венгерским королём учащиеся класса риторики и поэзии надьсомбатской школы выступили в столице королевства Пресбурге (Пожони)[1028], в королевской крепости с картинами, изображавшими королевские символы (Apparatus regius symbolis explicatus[1029]); в 1626 г. юные артисты ездили в Вену, чтобы поздравить с каким-то событием будущего Фердинанда III, представив при дворе спектакль с эмблемами[1030]. В 1631 г. дети подобным образом приветствовали в стенах гимназии какого-то не названного по имени гостя в связи с днём его рождения. В том же году они представляли «разные символы» на венгерском, словацком и немецком языках, что могло быть адресовано широкой аудитории на каком-нибудь публичном празднике. К эмблематическим картинам по жанру примыкали триумфы и театрализованные процессии, также пользовавшиеся вниманием школьных режиссеров. В 1648 г. в честь почетной гостьи гимназии Юдит Бетлен учащиеся представили «Триумф Девы Марии»[1031]. Театрализованные шествия с представлением эмблем и аллегорических картин особенно часто упоминаются в связи с религиозными праздниками: днём Тела Господня (1636, 1642 гг.)[1032], Пасхой (1641 г.), Великой Пятницей (1649 г.)[1033]. Пал Эстерхази участвовал в таких процессиях. В «Великую Пятницу на предпасхальной неделе была устроена процессия, в которой я изображал гения любви к Господу нашему. По ходу представления я должен был произнести какое-то количество стихов. Меня за руки привязали к зеленому дереву перед Святым Гробом»[1034].
Пожалуй, наиболее распространенным театральным жанром в школе была декламация, ближе всего стоявшая к учебному процессу. Собственно говоря, даже исполнение драматических произведений на школьной сцене не всегда принимало форму игровых костюмированных представлений, а ограничивалось декламацией. Не всегда возможно провести разграничительную линию между этими жанрами. Т. н. девоции и близкие к ним секвенции восходят к проповедям или речам поучительного характера, которые уже в XIV–XV вв. в качестве иллюстрации сопровождались игровыми сценками, пантомимой[1035]. В 1648 г. воспитанники надьсомбатской гимназии по случаю дня рождения надора Яноша Драшковича выступили с декламаций стихов (Declamatiuncula, Poesis)[1036]. Пал Эстерхази, обучаясь в классе риторики, должен был декламировать одну из речей Цицерона за хорошее исполнение его наградили книгой[1037]. Декламация могла принять форму драматического монолога и диалога; последний мог заменять диспут. В 1629 г. в надьсомбатской гимназии на Великую Пятницу ученики представляли некий Dialogismus[1038].
По ходу спектакля, в котором представлялась какая-нибудь «драма», могли вставляться интермедии. Венгерские теоретики драматургии того времени отводили комической интермедии большую роль в представлении. Работавший в конце XVII в. в Надьсомбате Моисей Лукач, который опубликовал брошюрку о том, как надо писать и ставить трагедии и комедии, полагал, что интермедия нужна для того, чтобы ослабить драматический накал происходящего на подиуме. Более того, она должна контрастировать с серьезным содержанием пьесы, «бить по пафосу действия» и, таким образом, усиливать его. Сюжет подобных интермедий не зависел от пьесы. Это могла быть буффонада, пришедшая на школьную сцену из средневекового народного театра[1039]. Пал Эстерхази вспоминал, как в пьесе, посвященной Юдифи, где ему досталась большая роль, был персонаж — школяр по имени Залахер. У него была безобразная внешность, и в полном соответствии с нею — речь, что чрезвычайно веселило публику («люди очень сильно смеялись»)[1040]. Правда, в нарушение канона интермедии в школьных постановках могли заключать в себе символи ческие картины, аллегорию, сцены из античной мифологии, пасторали, в исполнении актеров-учащихся, одетых в соответствующие костюмы.
Неотъемлемым компонентом драматических постановок был хор. Однако даже в трагедиях ему отводилась иная роль, чем в древнегреческом театре: хор не предназначался для того, чтобы выражать мнение автора. Он представлял собой музыкальную вставку лирического характера, по мнению того же Лукача, служащую в отличие от интерлюдии для того, чтобы «поднять прозу действия до высот поэзии»[1041].
И Лукач, и другие авторы трактатов о театре и драме, жившие на территории Венгерского королевства в XVII в., считали, что спектакль должен обязательно сопровождаться музыкой, пением и танцем. Эта задача также возлагалась на интермедии. Хотя в XVII в. в иезуитских школах дети специально еще не обучались танцам, педагоги поощряли их. В надьсомбатской иезуитской школе, которую поддерживал Петер Пазмань, на праздники с театральными представлениями приглашались музыканты и танцмейстеры[1042]. Еще до школы дети приобщались к танцам дома. Хотя в Венгрии были известны западноевропейские придворные танцы той эпохи, большей любовью даже в аристократической среде пользовались свои венгерские танцы, в том числе народные, особенно воинские. Среди последних широкой известностью пользовался хайдуцкий танец с саблями[1043]. Например, Пал Эстерхази уже в детстве овладел сложным искусством этого танца. В 1647 г. в тринадцатилетнем возрасте он исполнил перед императорской четой танец с саблями и танец с факелами: «Играя в чудесной комедии короля Йоаса, я должен был исполнить с двумя обнаженными саблями хайдуцкий танец, что я умел мастерски делать. Танец очень понравился императору и императрице»[1044].
Драмы, ставившиеся в школах, как правило, были анонимны. Нередко не было известно не только имя сочинителя — не имелось даже текста постановки. Многие спектакли ставились «наживую» — без письменного текста — ив лучшем случае сопровождались указаниями режиссера. В первую очередь это относится ко всякого рода шествиям, «живым» картинам, эмблемам. Среди дошедших до нас имен, встречаются школьные учителя, которые пользовались иностранными произведениями или сочиняли сами. Об одном из таких авторов вспоминал Пал Эстерхази. В 1648 г. ему довелось играть на сцене в пьесе о Юдифи, написанной учителем надьсомбатской гимназии отцом Иштваном Керестеши, который впоследствии, как вспоминал его бывший ученик, возглавил это учебное заведение[1045]. Керестеши, в 30-е гг. начинавший работать у Пазманя, отличался среди коллег-учителей ораторским дарованием, а помимо драм сочинял еще и стихи[1046]. В 1629 г. в Великую Пятницу и праздник Тела Господня ученики представляли венгерскую драму отца-иезуита Ференца Липпаи. Среди авторов все же преобладали иностранцы и, соответственно, невенгерские сюжеты. Красноречивые данные приводит в этой связи исследователь венгерского театра Йожеф Байер. Из сохранившихся 180 текстов пьес XVII–XVIII вв. только 10 были венгерскими[1047]. Это не значит, что венгры не занимались драматургией. Специфика школьного театра, прежде всего, в иезуитских школах, приводила к тому, что венгерские пьесы не находили сценического воплощения.