[79]. В ответ на это Лайош II пошел на обострение ситуации — вернул на должность надора Иштвана Батори, а дворянских представителей исключил из Королевского совета. Тогда Иштван Ве́рбёци, несмотря на запрет короля, созвал новое Государственное собрание, куда поголовно во всеоружии явились дворяне. Он выступил с большой речью о бедственном положении страны, назвав ответственными двор и баронов. Именно на этом Государственном собрании его избрали надором[80]. Были заменены и другие высшие сановники королевства: канцлер, казначей, государственный судья[81].
В соответствии со своими решениями дворянство осмелилось вести самостоятельную внешнюю политику. В Германию, Венецию, Рим посылаются посольства с просьбой помочь против турок. Во главе этих посольств стоял Иштван Ве́рбёци. Однако внешнеполитические миссии закончились неудачно, отчасти из-за его политической недальновидности (он добивался поддержки кандидатуры Лайоша на императорских выборах 1519 г.), отчасти из-за невыгодной внешнеполитической конъюнктуры.
В борьбе за венгерскую корону между Фердинандом I Габсбургом и Яношем Запольяи после Мохачской катастрофы 1526 г. Ве́рбёци занял сторону последнего. Запольяи, короновавшись, назначил Ве́рбёци канцлером. Иштван пережил своего господина, а также вторую катастрофу Венгрии: занятие Буды турками в 1541 г. Турецкий султан Сулейман, знавший Ве́рбёци по дипломатической миссии в Стамбуле, назначил его верховным судьей венгров на завоеванных территориях. Через год он при невыясненных обстоятельствах умер.
Итак, в деятельности Иштвана Вербеци, как в зеркале, отразилось складывание сословного самосознания и оформление идеологии венгерского дворянства. Юрист, автор «Трипартитума» помог дворянству осознать и определить свое место в общественной и политической жизни, озвучить свои требования, получить доступ к власти и участвовать в управлении государством. Что же из этого в конечном счете получилось? И получило ли дворянство то, чего добивалось? На данный вопрос нет однозначного ответа, но, тем не менее, он скорее отрицателен. Дворянство не смогло осуществить свой главный лозунг una et eadem libertas. Ведь даже поголовное присутствие дворян на Государственных собраниях довольно скоро изжило себя, т. к. было слишком обременительным для большинства. Хотя дворяне и мечтали о равенстве с высшей знатью и независимости от нее, это не представлялось реальным ни до Ве́рбёци, ни при нем, ни после него. Сеньориально-вассальные связи не только сохранялись, во время турецких войн они даже переживали последний ренессанс. Сам Иштван своим восхождением был в немалой степени обязан тем, у кого он состоял на службе (Соби, Запольяи и др.). Политические группировки знати манипулировали дворянской массой в своих интересах. Политическая программа самого дворянства также основывалась на его узкосословных интересах, была невнятна. Идея «национального» королевства в том виде, в каком ее формулировали дворяне, только ослабляла центральную власть, не учитывала конкретной международной обстановки и способствовала ожесточению внутриполитической борьбы. В социальном плане дворянское самосознание также сильно отдавало прошлым. Отношение дворян к низшим сословиям, сформулированное Ве́рбёци в «Трипартитуме» и законах Государственных собраний начала XVI в., подавляло крестьянство и бюргерство, ограничивало их хозяйственные возможности и юридически принижало, прежде всего, крестьян до положения крепостных. Сам Иштван в этом вопросе занял откровенно реакционную позицию; благодаря его формулировкам дворяне осознали себя полными господами прикрепленного к земле крестьянства, несмотря на то, что антикрестьянский закон 1514 г. не был утвержден. Тем не менее, положительное содержание в поведении венгерского дворянства той эпохи все же имелось. Стремясь продвинуться вверх по общественной лестнице, улучшить свое материальное положение, многие дворяне связывали свою жизнь со службой королю и государству. В первую очередь из их числа стало формироваться чиновная бюрократия. В этом смысле Иштван Ве́рбёци представляет собой очень яркий пример, пусть и не самый типичный.
Последний пост Ве́рбёци и его смерть в чем-то символичны. Поднявшись вместе с дворянством — и благодаря дворянству — на такую высоту политической и служебной карьеры, о какой трудно было помыслить провинциальному мелкопоместному дворянину, он не смог удержаться на Олимпе — и рухнул с высоты. Случилось это не только по причине завоевания Венгрии турками. Идеология, выросшая на сформировавшемся в ту же эпоху самосознании венгерского дворянства, оказалась в тупике.
Глава IIМиклош Олах и его интерпретация гуннской концепции происхождения венгров
Концепция происхождения венгерского народа от гуннов доминировала в венгерской средневековой хронистике и в общих чертах сохранялась вплоть до научных открытий XIX в. С этого времени исследования ученых, обращающихся к данной теме, концентрируются на том, чтобы обнаружить корни этих взглядов: истоки связываются с Gesta Hungarorum венгерского Анонима начала XIII в. (т. н. Magister Р.) или восходят к более ранним истокам западноевропейского или византийского историописания. Неисчерпанной темой в изучении вопроса остается выявление действительных связей между этими двумя этносами[82]. В разные периоды венгерской истории у представлений о венгерско-гуннском родстве была разная идеологическая нагрузка, но в любом случае утверждалась мысль о выдающемся месте Венгрии и венгров среди европейских стран и народов. Это было воспринято гуманистической историографией, в том числе одним из выдающихся ее деятелей в Венгерском королевстве Миклошем Олахом (1493–1568). Однако его интерпретация заметно отличалась от ранее существовавших, т. к. отражала новые исторические реалии, складывавшиеся после трагического поражения венгров в битве при Мохаче (1526 г.). В данной главе воззрения венгерского гуманиста рассматриваются на основе двух его небольших, но чрезвычайно ярких сочинений — «Венгрия» и «Аттила»[83].
Миклош Олах (1493–1568) — крупный венгерский государственный и религиозный деятель, гуманист[84]. Почти вся его жизнь была связана с дворами венгерских монархов — сначала Ягеллонов, позже Габсбургов. После поражения венгров при Мохаче в 1526 г. и воцарения на венгерском престоле Фердинанда I Олах, как секретарь, сопровождал в эмиграцию вдову Лайоша II, королеву Марию Габсбург[85]. С 1531 г. он находился в той же должности при Марии, назначенной Карлом V правительницей Нидерландов, и принимал активное участие в организации политической, дипломатической, культурной жизни брюссельского двора. Не в последнюю очередь благодаря его тесным контактам с гуманистами разных стран, в том числе с Эразмом Роттердамским, двор Марии в Брюсселе стал одним из заметных центров европейской гуманистической культуры[86]. Вернувшись в 1542 г. на родину, Олах через некоторое время возглавил венгерскую католическую церковь, став архиепископом Эстергомским и Верховным канцлером Венгерского королевства[87]. С его именем связано начало Контрреформации в Венгрии, в проведении которой примас венгерской церкви, гуманист силовым методам предпочитал просвещение. К заслугам Миклоша Олаха перед национальной культурой относится основание нескольких гимназий, одна из которых — в Надьсомбате (совр. Трнава) — стала предшественницей первого университета на территории Венгерского королевства. Он собрал две заметные библиотеки (в Вене и Трнаве), поддерживал книгоиздательство. Меценатство канцлера-гуманиста отличалось разносторонностью, в первую очередь он старался помочь талантливой молодежи. При его поддержке в итальянских университетах учились будущие венгерские гуманисты Я. Жамбоки, М. Иштванфи, а также Ф. Форгач.
Упомянутые сочинения «Венгрия» и «Аттила» Олах написал в 1530-е гг. в эмиграции, глубоко переживая трагедию Мохача и последовавшего за ней крушения королевства. Оба текста написаны на латинском языке и в немалой мере обращены к европейской общественности с целью привлечь внимание к Венгрии, побудить христианскую Европу защитить ее передовой бастион от завоевания османами. Первое произведение замышлялось Миклошем Олахом как вступление к историческому повествованию[88]. В нем дается подробное географическое описание Венгрии, перечисляются ее природные богатства — благородные металлы, медные, соляные рудники, изобилие лесов и т. д. Он обращает внимание и на сельское хозяйство — виноградарство, скотоводство, хлебопашество и т. п., благодаря которым королевство не без основания считалось кладовой немалой части Европы. Венгрия в описании гуманиста выступает как райская страна, которую нельзя терять[89].
В «Аттиле» Миклош Олах раскрывает перед читателем картину былой славы Венгрии и в то же время создает историческую модель ее успеха и провала. Он был первым писателем, обратившимся к далекому историческому прошлому Венгрии после Мохача. Для него «Аттила» — не часть традиционной хроники, а своего рода политический памфлет-размышление над судьбой родины. Олах одним из первых венгерских интеллектуалов попытался дать объяснение произошедшей трагедии и найти пути назад к эпохе процветания страны, обратившись к далекому историческому прошлому, к истории гуннов и их вождя Аттилы, а через них — к истории венгров.
Главным источником в создании исторического сочинения для венгерского гуманиста послужила «Хроника» Яноша Туроци