Глава VIIДвор венгерских надоров в XVII в.
В первом выпуске коллективной монографии «Двор монарха в средневековой Европе» я писала о том, что представлял собой в XVII в. королевский двор в Венгерском королевстве, где короли из династии Габсбургов постоянно не жили и держали свой двор за пределами Венгрии. Я продолжу начатую тему, подойдя к ней с другой стороны: речь пойдёт о тех общественно-политических и культурных центрах Венгерского королевства, которые в той или иной степени заполняли возникшую пустоту у, а именно — резиденциях и дворах венгерских надоров в XVII в.
Надор, или палатин — высшая должность в венгерском сословном государстве, на которую сословия выбирали одного из самых могущественных светских магнатов. Круг его полномочий определялся Государственным собранием 1485 г. Надор замещал отсутствующего в стране монарха, созывал Государственные собрания, на которых избирался король, возглавлял дворянское ополчение королевства. Он был высшим после короля судьёй как в самой Венгрии, так и в Хорватии, улаживал споры между сословиями, представительствовал перед королем от имени сословий в случае возникших между ними разногласий и т. п.[1201] Деятельность надора ограничивалась с одной стороны венгерскими законами, а с другой, — принесённой королю присягой верности[1202]. Как видно из сказанного, должность надора имела двойственную природу. С одной стороны, надор являлся высшим должностным лицом в государственном аппарате, представителем монарха и выразителем его воли. С другой, сословия поручали ему защиту своих интересов перед лицом верховной власти. Таким образом, надоры обладали большой властью, которая выросла в конце XV – начале XVI в. в правление слабых Ягеллонов.
После 1526 г. Габсбурги, став венгерскими королями, попытались избавиться от института надорства. Сначала параллельно с надором была введена новая должность — наместника, который напрямую зависел от монарха и выполнял его волю[1203]. Когда же первый «послемохачский» надор скончался, должность не была замещена и оставалась вакантной вплоть до 1608 г.
Свои успехи в первом антигабсбургском движении начала XVII в. венгерские сословия закрепили Венским миром 1606 г. и законами 1608 г. Одним из важных достижений было восстановление должности надора и усиление его роли как главы сословий и правительства. Укрепляя статус надора, сословия, таким образом, заявляли об автономии и особых правах венгерского королевства в составе владений Габсбургов[1204].
Эти завоевания венгерских сословий не замедлили сказаться и в области надорской репрезентации. Правда, во время венгерской коронации Матиаса II 1608 г. только что избранный надором Иштван Иллешхази лично не участвовал в церемонии непосредственного возложения короны на голову монарха, т. к. исповедовал лютеранство. Однако на праздничном банкете впервые после утверждения Габсбургов в Венгрии он был приглашен как представитель венгерской «нации» к королевскому столу, где высокую компанию Матиасу составили также эрцгерцог, папский нунций и совершавший коронацию архиепископ Эстергомский[1205]. Сам король был облачен в плащ Св. Иштвана, а в середине стола помещалась корона Св. Иштвана[1206]. Святая венгерская корона, без которой уже на протяжении многих столетий ни одна коронация не считалась действительной и ни один государь — законным, должна была напоминать о том, что венгерские короли получают власть не только от Бога, но и от сословий, их выбравших. Об этом же свидетельствовало и присутствие за главным столом надора Иштвана Иллешхази, который одновременно как бы охранял корону по поручению сословий. В последующих коронационных торжествах это нововведение стало нормой.
В венгерской коронации королевы Анны в 1616 г. появился новый протокольный момент, связанный с надором. В коронационной процессии он шел сразу вслед за королем Матиасом и нес корону Св. Иштвана. А во время самой коронации надор Дёрдь Турзо в самый торжественный момент поднял Святую корону над головой и передал архиепископу Эстергомскому, который коснулся ею плеча королевы и тут же вернул главе венгерских сословий. На торжественном банкете, посвященном этому же событию, надору впервые выпала честь держать полотенце для королевы во время церемониала омовения рук. Полотенце для короля держал архиепископ[1207]. Для современников появление нового момента в церемониале коронации трактовалось однозначно: короли и королевы в Венгерском королевстве выбираются по воле сословий.
Данные новшества в надорской репрезентации в начале XVII в. отражали не только временное укрепление позиций венгерских сословий перед лицом центральной власти Габсбургов, но также усложнение и расширение функций самого надора в это время. После Мохача двор венгерских королей — уже Габсбургов — вместе с частью центральных венгерских государственных учреждений переместился за пределы страны в Вену. Венгерские короли Габсбурги появлялись в Венгрии эпизодически. В таких условиях столица королевства Пожонь[1208] не могла стать полноценным государственным центром, хотя там находились некоторые центральные учреждения (Венгерское казначейство, канцелярия надора и т. д.).
В то же время Вена с ее двором и центральными государственными учреждениями не могла компенсировать отсутствие королевского двора в столице Венгерского королевства. Вена (а в конце XVI в. и Прага) превратилась в центр нового огромного государственного объединения, включившего в себя австрийские наследственные владения, Чехию и Венгрию. Нити управления империей также сходились в Вену, куда после 1566 г. переместился и императорский двор с его институтами и службами. Интересы правящей династии сосредоточивались в первую очередь в Западной Европе — и отстаивались ею в соперничестве с Францией. В такой ситуации периферийная Венгрия с ее проблемами не могла занять центрального места в политике венского двора. Более того, венский двор проявлял по отношению к Венгрии определенную настороженность, порой переходящую во враждебность, поскольку её «вживание» в новое государственное объединение происходило крайне медленно и болезненно. Венгерские сословия не хотели сдавать ни одну из позиций, обеспечивавших их безраздельное господство (в том числе над королевской властью) в «старой» Венгрии (т. е. до 1526 г.), ради сомнительных в их глазах преимуществ централизованного правления, осуществлявшегося чужой династией из-за пределов венгерского государства. Появившиеся же новые центральные государственные учреждения, базировавшиеся в Вене (Придворный, Тайный, Военный советы, Придворные канцелярия и казначейство), а также деятельность на территории Венгрии назначенных из Вены высших военных чинов красноречиво свидетельствовали о том, что венгерская социальная элита не без обоснования опасалась за свое положение в королевстве. Но что-либо изменить в сложившейся ситуации она не могла, поскольку признавала — без Габсбургов Венгрия не сможет выстоять перед лицом османов. По этой причине венгерские сословия «позволяли» венскому двору вмешиваться во внутренние дела Венгрии — признанные, впрочем, обеими сторонами «общими» для всего государственного объединения. С другой стороны, постоянно угрожавшая Габсбургам перспектива передачи венграми своего королевства под покровительство султана усиливала недоверие Австрийского дома к новым подданным. Сложившаяся политическая ситуация сильно задерживала интеграцию венгерской социальной верхушки в состав новой придворной аристократии, формировавшейся в габсбургской Вене.
Помимо политики в качестве причины подобной отчужденности уместно назвать и заметную культурную «инаковость» венгров: в языке, менталитете, обычаях. При венском дворе, где можно было услышать немецкую, испанскую, итальянскую, французскую речь, венгерскому языку, конечно, не нашлось места. Но и знанием латинского, довольно широко распространенного в Венгерском королевстве, могли похвастать далеко не все обитатели и гости венского двора. Венгерская одежда, прическа, допускавшая ношение мужчинами (особенно военными) косицы, распространённый обычай носить длинные усы и бороду — отличали венгров от многих европейских народов. О венграх мало знали в Западной Европе; их появление вызывало у местного населения немецких городов немалое удивление: их принимали то за турок, то за поляков, а то и вовсе за монахов. Народ сбегался посмотреть на венгерские доломаны, ментики и сапоги, послушать венгерскую речь[1209]. Схожая ситуация наблюдалась и при венском дворе. Даже более космополитичной по своей природе высшей аристократии из Венгрии пребывание при венском дворе доставляло сложности коммуникативного характера — так велики были различия в придворном этикете, поведении и национальных традициях[1210].
Конечно, было бы совершенно неправильно утверждать, что венгерская сановная аристократия не поддерживала контактов с венским двором. Ни в коей мере её представители не выглядели в Вене «пугалами». Многие из них получили прекрасное европейское образование. Служебный долг, политические соображения, необходимость иметь доступ к новейшей информации, стремление к поддержанию полезных официальных, в том числе дипломатических, и личных знакомств, родственные связи, желание построить карьеру и улучшить благосостояние семьи и, наконец, возможность приобщиться к новинкам европейской культуры заставляли венгерских аристократов немало времени проводить в Вене и впитывать её культуру. Но сути дела это не меняло — во всяком случае, в XVI–XVII вв.