[1249]. Свои знания и связи в кругах католического духовенства они использовали для пропаганды и укрепления католической веры, для обращения в католицизм протестантов, в том числе и тех, кто служил при их дворе. В этом плане надоры шли в русле политики венского двора, несмотря на сложные отношения с ним. Активная поддержка Эстерхази строительства католических храмов, в том числе, и в своих владениях (в частности, в Кишмартоне) также носила пропагандистский характер. Особенно важным было то, что эта пропаганда исходила от официальных лиц, первых сановников королевства, поддерживавших религиозную политику Габсбургов.
Литературные увлечения Эстерхази нашли воплощение в создании прекрасной библиотеки, одной из самых крупных в Венгрии того времени: в сохранившемся каталоге перечислено около 600 томов. Они свидетельствуют об образованности её хозяев и разносторонности интересов. Среди них — книги по юриспруденции, истории, военному делу, геометрии, астрологии, математике, химии, географии, книги о животных и растениях; особое место занимала литература по теологии на латинском, древнегреческом, итальянском, немецком, французском языках[1250]. Пал Эстерхази пробовал себя не только в духовной, но и в светской литературе. Он создал в стиле Барокко поэму «Марс Хунгарикус», посвятив его военным подвигам в войне с турками 1663–1664 гг. государственного деятеля, выдающего полководца и поэта Миклоша Зрини, который, как известно, был сторонником идеи возрождения сильного свободного Венгерского королевства — такого, каким оно было при короле Матяше Корвине. При дворе Эстерхази-младшего действовал литературный кружок, пользовавшийся известностью в обществе. Таким образом, и литературная жизнь двора надоров Эстерхази служила патриотической идее, которая воспитывала дворянскую молодёжь и укрепляла ее сословное и национальное самосознание.
Говоря о дворе надоров Эстерхази как о центре культуры, нельзя не упомянуть о его музыкальной жизни. Эстерхази, особенно Пал, были большими поклонниками музыки. Отец и сын положили начало музыкальной традиции, сделавшей Эстерхази в XVIII в. известными на всю Европу. Уже Миклош собрал несколько хороших музыкантов, которые сопровождали его в походах и в застольях[1251]. Вкусы первого надора в роду были, очевидно, неприхотливы, хотя и развивались. Если его первый ансамбль предназначался преимущественно для исполнения простой военной музыки, и в нем преобладали трубы и литавры, то в 1627 г. он создал ещё один ансамбль для исполнения камерной и духовной музыки[1252]. Сын Миклоша был настоящим меломаном, не только слушал музыку, но сочинял и исполнял ее. Пал играл на многих музыкальных инструментах, был горячим поклонником итальянской оперы, и не упускал случая побывать в Вене на оперных и балетных представлениях, коллекционировал либретто, партитуры, ноты. Наиболее известным из его музыкальных произведений был сборник из 55 духовных гимнов Harmonia coelestis, созданный как из собственных мелодий, так и на основе заимствований у западноевропейских композиторов. В заново отстроенном замке в Кишмартоне Пал установил орган, и приблизительно в то же время создал певческую капеллу. Репертуар его ансамблей состоял из музыкальных произведений венских придворных композиторов или тех иностранных, преимущественно современных итальянских сочинителей, с которыми венские музыканты поддерживали контакты. В Кишмартоне устраивались концерты. Оркестр сопровождал надора в его частых паломничествах к местам поклонения Деве Марии (Мариацелле в Австрии), а также участвовал в представлениях, устраиваемых школьным театром одного иезуитского коллегиума[1253].
В деятельности Пала Эстерхази, направленной на устройство своей любимой резиденции в Кишмартоне, проступают два периода наибольшей активности: 1663–1672 и 80–90-е гг. XVII в. Первый всплеск совпадает с войной с турками (1663–1664 гг.), так удачно начавшейся для Габсбургов (и для венгров), и законченной позорным Вашварским миром. Пал впервые по-настоящему воевал, почувствовал вкус победы и, как и все его соотечественники, надеялся на продолжение войны и изгнание турок из Венгрии. Он принял участие в знаменитом победоносном зимнем походе Миклоша Зрини на Эсек под началом этого выдающегося полководца. Он мог гордиться также тем, что и его доля имелась в победе над турками в битве при Сент-Готхарде летом 1664 г. Эти сражения и победы были «звёздным часом» в жизни Эстерхази. Кто знает, может быть, воодушевление от происходившего толкнуло его в разгар войны приступить к строительству резиденции, которая должна была бы подчеркнуть значение указанных событий и его — отпрыска знаменитого рода — роли в них? Второй период, как ни странно, также совпадает с трудной, но в целом успешной войной с турками (1683–1699 гг.). Однако в жизни самого Пала Эстерхази, к тому времени уже надора, это был самый тяжёлый период. Один из немногих венгерских баронов, он сохранил верность Леопольду во время молниеносного похода лета 1683 г. турок-османов на Венгрию и драматической осады Вены. Но в последовавшей за этими событиями войне Священной Лиги с Османской империей ему не нашлось достойного места. Надор, по древнему закону, глава венгерского ополчения, фактически не допускался к руководящим позициям в армии ни в одной из крупных военных кампаний этой войны. Для человека с такими воспитанием, общественным статусом, воззрениями, военным и политическим опытом, как у Пала Эстерхази, для патриота это была величайшая обида. Он преодолел испытание, не изменив династии, но постепенно стал отходить от общественной жизни. В разгар войны стареющий надор занялся второй перестройкой кишмартонской резиденции, её расширением и украшением. Стены замка он покрывает картинами, изображающими баталии, в которых победили венгры. Тогда же он пишет Mars Hungaricus — свои воспоминания о победоносной войне 1663–1664 г. и героическом походе Миклоша Зрини. Может быть, это было отчасти его своеобразным ответом на пренебрежение к нему венского двора? Он кому-то что-то доказывал, и одновременно сам находил в этом утешение. Между тем Габсбурги и лично Леопольд I не питали враждебных чувств лично к Палу Эстерхази, а, наоборот, обласкали его как никого другого. Он получил от своего короля всевозможные награды (среди них — орден Золотого Руна), титулы (в том числе, имперского князя) и придворные должности. Менялось отношение не к Палу Эстерхази, а к должности надора, которую он исполнял. Сословная монархия, которой надоры были необходимы как посредники между сословиями и королевской властью, уходила в прошлое. Должность надора-палатина сохранялась, но наполнялась новым содержанием в условиях абсолютизма. Чем более помпезные формы принимала надорская репрезентация Эстерхази и, как часть таковой, его резиденция в Кишмартоне, тем менее значил сам сан, унаследованный от Средневековья.
Глава VIIIПридворный праздник в середине XVII в.:свадьба Дёрдя II Ракоци
В XVI–XVII вв. замки венгерской знати становятся военными и административными центрами, средоточием политической, общественной и культурной жизни. За неприступными стенами своего замка-крепости ее хозяин отгораживался как от опасности турецких набегов, так и от излишней настойчивости королей Габсбургов и их войск. В то же время, когда после перехода части Венгрии под власть Габсбургов королевский двор из Венгрии переместился за границу и пребывал то в Австрии, то в Чехии, утратив таким образом роль связующего общественного и культурно центра в жизни страны, магнатские замки стали гарантом сохранения этих связей в Венгрии. Их хозяева взяли на себя ту задачу, которую была не в состоянии выполнять в условиях постоянных войн на Западе и на Востоке центральная королевская власть в лице Габсбургов[1254].
Сеньориально-вассальные связи расцвели в стране в последний раз, но так пышно, как никогда раньше. Получить покровительство магната и служить под его началом стремились очень многие. Замок венгерского сеньора той поры был полон всякого служилого люда — военного и гражданского, дальних и ближних родственников хозяина. Молодые люди и девушки из дворянских семей воспитывались в замках своих покровителей, чтобы потом получить у них службу или найти выгодную партию. Для них и для детей хозяина в замок приглашали разного рода учителей и наставников. Покровительством могущественных людей пользовались поселявшиеся в замках известные поэты, музыканты, художники, не говоря уже об армии безымянных артистов, скрашивавших досуг господ и сопровождавших их в военных походах. Двор некоторых магнатов насчитывал несколько сотен человек[1255].
Такой многочисленный и пестрый состав населения замков способствовал тому, что широкий размах получили там светские развлечения: действовали поэтические кружки, молодежь обучалась грамоте, музыке, пению, танцам. Вокруг грохотали пушки и лилась кровь, а в самом замке их пытались заглушить звоном бокалов и звуками лютни. Современники отмечали любопытнейший факт: именно в это жестокое время, период наибольших потерь для Венгрии, в магнатских замках кипела как никогда бурная светская жизнь, устраивались шумные веселые праздники, на которых ели, пили, пели, танцевали. Это был своего рода «пир во время чумы», ибо любой из присутствовавших на нем не был уверен в завтрашнем дне и старался сегодня получить то, чего он, возможно, уже не получит никогда. Подобные веселые праздники, доминантой которых, естественно, было застолье, носили поистине раблезианский размах и характер.
Самым излюбленным, долгожданным событием была замковая свадьба — отнюдь не редкая история в замковой жизни. Женились и выходили замуж хозяева замков и их дети, а также родственники, фамилиарии, слуги и, соответственно, их отпрыски. Конечно, при заключении высокопоставленных брачных союзов самыми важными были соображения высшего порядка: политические, дипломатические, династические, экономические и т. п. В то же время бракосочетание становилось поводом для съезда гостей и устройства грандиозных праздников. Чем более высокое положение в обществе занимали устроители свадьбы, тем богаче по содержанию становились их праздники, тем большая ответственность ложилась на их плечи, ибо высокий ранг гостей требовал соблюдения не только традиционного свадебного ритуала, но и придворного церемониала. Несмотря на разгул веселья, свадебные праздники в замках высокой знати происходили